Глава 3
С наружной стороны окно было оборудовано стальной решеткой, стойки которой были намертво посажены в бетон. Вид из окна был самый паршивый – на глухую кирпичную стену, сверху донизу покрытую какой-то зеленовато-сизой плесенью. Комнаты в квартире были проходные, и в той, что была ближе к выходу, круглосуточно дежурили охранники шефа. Один, по имени Олег, был, можно сказать, старым знакомым. Он все еще прихрамывал на ту ногу, которую повредил ему Будила, и был по этой причине зол как собака. Двое других сторожей, Сергей и совсем молодой Ленька, держались индифферентно, но все они были при оружии и безо всякого сомнения при надобности пустили бы его в ход. Будила был уверен в этом на сто процентов. Однако от решительных действий его удерживало совсем не это. Проклятый «шеф», этот надменный коротышка в широкополой шляпе, о котором Будила до сих пор ничего определенного не знал, загнал его в ловушку, из которой был только один выход – на территорию, огороженную «колючкой», с вышками и холодными бараками. Будиле в барак не хотелось.
Они уже знали, что человек, которого они с Фертом ограбили, скончался, знали, что милиция землю роет, мечтая их найти, и уже точно знали, что убитый имел высокопоставленных родственников. Из этого следовал только один вывод – пощады им ждать было неоткуда. Вся Москва была сейчас для них западней. Их словесные портреты были развешаны на каждом углу, и Будиле с его приметной внешностью не дали бы погулять и суток, тем более без документов. Даже переодеться им было не во что – на квартире, где их с Фертом поселили, не было ничего, кроме жратвы и телевизора.
Как и обещал шеф, им не дали и капли спиртного, и на исходе вторых суток Будила всерьез затосковал. Договариваться с охранниками было бесполезно. На все у них был один ответ – вот приедет шеф, он все скажет.
Кормили, правда, неплохо – даже фрукты давали. Будиле фрукты были не в диковинку, да он их и вообще не любил, а вот Ферт в одиночку уничтожил два кило винограда и был, кажется, очень доволен.
Он вообще воспринимал заточение гораздо спокойнее – жрал вволю и спал всласть, да еще и приговаривал, что такой лафы ему никогда в жизни не перепадало. Расстроился он только один раз, в самом начале, когда его по наводке Будилы накрыли в их любимой пивнухе. Но, сообразив наконец, что попался он не один, а с Будилой вместе, и, главное, что их не собираются сдавать в милицию, Ферт тут же воспрянул духом и налег на дармовой виноград.
Нельзя сказать, что он совсем не обиделся на Будилу, но открыто никаких претензий ему не высказывал. Во-первых, просто боялся, а во-вторых, понимал, что и сам сплоховал, когда дал деру с паршивым мобильником. Телефон, кстати, у него отобрали сразу же, как и замусоленный паспорт, и он теперь тоже зависел от воли таинственного шефа. В качестве умственной гимнастики Ферт гадал, каким образом может проявиться эта воля и что их ждет в ближайшем будущем.
– На что же это мы с тобой подписались, Будила, как думаешь? – озабоченно бормотал он, запихивая грязными пальцами кисть винограда в прожорливый рот. – Уж точно не стены штукатурить!.. И кормят как на убой. Я знаешь что думаю? Я вот в одной газетке читал, что есть такие деятели, которые людей для опытов сплавляют. За большие бабки. Берут самых здоровых, вроде нас с тобой, лучше таких, которые под статьей ходят или, скажем, родни никакой у них нет – и сплавляют лепилам. Может, на органы, а может, еще для чего…
Будила слушал этот бред, никак не комментируя, и только мрачно хмурился. Ферта он не считал умным человеком, а газетам не верил. Но то, что их готовят для какого-то грязного дела, не вызывало у него никаких сомнений. Весь вопрос был в том, выполнит шеф свое обещание или нет. Шансов на благоприятный исход было мало. И опыт, и интуиция подсказывали Будиле, что и на этот раз их кинут, как двух дешевых фраеров. Зачем тратить деньги, когда всегда можно найти более простой и надежный выход? Будила ничего не говорил Ферту, но был уверен, что, как только они выполнят работу для шефа, их тут же уберут. И не выполнить было невозможно – тогда их уберут сразу.
Нужно было найти какой-то выход, поймать момент, когда представится хотя бы минимальная возможность бегства. Тогда можно будет попробовать отдышаться, пораскинуть мозгами и потребовать от шефа свое. Дело это опасное, но иного выбора нет. К тому времени не только шеф будет знать кое-что о Будиле, но уже и Будила будет знать кое-что о шефе. На таких условиях можно вести переговоры.
В эти туманные расчеты он не включал своего прожорливого дружка. Это как-то само собой получилось. Просто Будила понимал: если начнется серьезная заварушка, Ферту не выбраться – не тот замес. А в таких случаях каждый думает только о себе. Так вообще устроена жизнь – если будешь думать о ближнем, о тебе самом уже некому будет думать. Разве что такому вот шефу, который на твоем горбу в рай хочет въехать. Или, скорее, в ад, потому что на ангела он не похож. Да он и сам не скрывает этого.
Два дня уже шел снег. Решетка за окном была облеплена белыми хлопьями. Еще и сейчас на улице порхали снежинки, но уже не так часто и с ленивой неторопливостью. Будила представлял себе оживленные, сверкающие белизной улицы, урчащие механизмы, сгребающие снег, машины с оранжевыми мигалками, вокзалы, от которых во все стороны разбегаются гладкие бесконечные рельсы, и ему делалось все тошнее и тошнее. Ему хотелось поскорее вернуться домой. Москва оказалась слишком огромной и слишком бестолковой, а может быть, слишком сложной для него. То, что дома его никто не ждет, Будилу сейчас не волновало.
Время тянулось медленно и тягуче, как патока. Почти пустая комната с решеткой на окне и голой лампочкой под потолком с каждым часом казалась все меньше и неуютнее. Она давила и раздражала, как тесный костюм. Единственным развлечением был поход в туалет, который происходил под непременным и бдительным контролем охраны. У Будилы при этом здорово чесались руки – так хотелось навалять этим чистюлям в белых рубашках, но у чистюль из-под распахнутых пиджаков угрожающе торчали рукоятки тяжелых пистолетов. Это были не игрушки, вроде той, что Будила выудил из кармана убитого им человека, – такой штукой запросто можно было снести полчерепа – поэтому он смирял свои порывы, ограничиваясь лишь язвительными замечаниями в адрес своих церберов. Но они пропускали все мимо ушей – к своим пленникам эти ребята относились совершенно равнодушно, словно к неодушевленным предметам или бессловесной скотине, из которой вот-вот должны сделать консервы. Исключение составлял только Олег, который, похоже, сам с удовольствием бы попытался свернуть Будиле шею при первой возможности, но у него не было на этот счет никаких инструкций.
Часам к четырем быстро стемнело. Ферт уже давно завалился на плоскую кушетку и беззаботно уснул. В соседней комнате о чем-то вполголоса бубнили охранники. Будила смотрел на серебрящееся от инея окно и наливался тяжелой глухой злобой. Он уже был готов на все, лишь бы вырваться из тесных стен и не видеть опостылевших лиц. Если бы ему сейчас предложили прыгнуть в жерло действующего вулкана, он и на это, наверное, согласился бы. Неизвестно, насколько хватило бы его терпения, но судьба наконец решила сжалиться над ним. Часам к восьми вечера в квартиру нагрянули новые люди.
Их было двое. Коротко поздоровавшись с охранниками, они сразу прошли в комнату, где изнывал от тоски Будила, зажгли свет и растолкали дрыхнущего Ферта. Разговаривали без лишних свидетелей.
Из двоих один был обыкновенной «шестеркой». На протяжении всего разговора он скромно стоял возле двери, внимательно прислушиваясь к каждому слову. В левой руке он держал черный кейс.