– А давайте я вас, ваше благородие, подсажу, – деловито предложил Саенко, которому хотелось спать. – Если вон за ту трубу зацепиться, а потом тем карнизом пройти, то аккуратненько в ее окно попадете. А оно не притворено. Мужчина вы молодой, сильный, тихонечко пролезете и побеседуете. А я на всякий пожарный случай внизу постою. Уж если скандал выйдет, прыгайте прямо вниз, в клумбу, авось ничего себе не сломаете – этаж-то второй.
– Давай, Саенко, – решительно согласился Борис.
Дом стоял тихий и темный, только в двух крайних окнах слабо мерцал свет. Борис легко оттолкнулся от спины Саенко, левой рукой зацепился за трубу, она, как ни странно, выдержала, даже не скрипнула. Карниз тоже был крепок. Вот и окно. Чувствуя себя одновременно Дон Жуаном, д’Артаньяном и Дубровским, Борис слегка надавил на створки окна. Они поддались. Отогнув краешек занавески, он заглянул в комнату. В обозримом пространстве никого не было. Комната была очень уютна, на полу – ковер, на туалетном столике стояла свеча. Борис перекинул ногу через подоконник и по возможности мягко спрыгнул на персидский ковер.
– Сделайте два шага вперед и держите руки на виду! – послышался тихий, но твердый голос.
Софья Павловна вышла из алькова совершенно одетая. О серьезности ее намерений говорил направленный в грудь Борису маленький дамский «браунинг». Борис улыбнулся. Развел руки в стороны и сделал два небольших шага вперед.
– Только не уверяйте меня, что станете стрелять! – усмехнулся он.
– А почему вы думаете, что не стану?
– А потому что вы умная женщина и не хотите привлекать к своей особе лишнее внимание. Вы прекрасно знаете, что я залез к вам в окно совершенно не для того, чтобы вас обокрасть или, паче чаяния, еще как обидеть. И если бы вы сегодня вечером подали мне какой-нибудь знак, сами назначили встречу, то я никогда бы не осмелился…
И поскольку она молчала, Борис высказался более жестко:
– Слушайте, опустите же револьвер, предложите мне сесть и закурить. Давайте мы с вами, дорогая Софи, выкурим трубку мира и закопаем топор войны хотя бы на время.
Успокоенный ее молчанием, он сделал было шаг к маленькому диванчику.
– Стойте на месте! – прошипела она, и фиалковые глаза грозно блеснули.
– М-да, надеюсь, что вы умеете обращаться с этой игрушкой и не потеряете самообладания, – грустно промолвил Борис.
– Обращаться с ней я умею, – согласилась она, и на миг в ней проступили прежние черты баронессы Штраум.
– Я вам верю, – покладисто согласился Борис. – Но давайте представим себе, что будет, если вы воспользуетесь своим оружием. Допустим, вы стреляете и убиваете меня наповал. Шум, суета, на выстрел сбегаются люди. Вы говорите, что в темноте приняли меня за грабителя и уложили одним выстрелом. Вызывают полицию, просят вас предъявить документы. И хоть я не сомневаюсь в том, что документы ваши в полном порядке, я, знаете ли, все-таки на службе. Начинается расследование, в дело вмешивается контрразведка. А надо вам сказать, что в городе Ценске сейчас есть один человек, который очень хорошо помнит феодосийские события. Вы, конечно, прекрасно потрудились над своей внешностью, по приметам вас мало кто сможет опознать, но эти дивные фиалковые глазки… – Борис отметил про себя, в фигуре стоявшей перед ним женщины исчезло некоторое напряжение, и продолжал болтать: – Существует второй вариант. Вы стреляете, но мимо или прячете револьвер и начинаете визжать, а потом падаете в обморок. Опять-таки прибегают люди, лакей Федор выталкивает меня в шею либо же вызывает полицию. Назавтра княгиня откажет мне от дома, а ваш обожатель полковник Азаров вызовет меня на дуэль. В результате сплетни, шумиха, нездоровый ажиотаж. Вы этого хотите?
– Позвольте не сообщать вам, чего я хочу, – сухо произнесла Софья Павловна, – а лучше скажите, чего вы от меня хотите.
– Я уже сказал: уберите чертов «браунинг» и разрешите мне сесть.
– Хорошо. – Она кивнула в сторону маленького диванчика.
– Вот так-то лучше. И поверьте, дорогая баронесса, в мои планы не входит вас арестовывать. Во-первых, я не из того ведомства, во-вторых, события в Феодосии – дело прошлое, а контрразведку я сам не люблю. Поэтому, если вы мне поможете, окажете маленькую услугу, я сделаю вид, что мы никогда раньше не встречались.
Она молчала, напряженно о чем-то раздумывая.
– Да, думаю, если бы вы собирались меня арестовать, то не входили бы в комнату таким сложным способом.
– Умница, – улыбнулся Борис, – а теперь, дорогая баронесса, садитесь вот сюда, рядом со мной, и давайте тихонько кое-что обсудим.
– Не называйте меня баронессой, – нахмурилась она.
– В таком случае примите соболезнования – ваш муж барон…
– Ах, оставьте! – Она непритворно сердилась.
– А что – не было никакого барона Штраума?
– Почему же, барон был, но сейчас его нет, я опять взяла девичью фамилию.
– Ну, не совсем девичью… ладно, переходим к делу. Итак, дорогая Софи, расскажите мне о вашем верном рыцаре – этом романтическом полковнике. Давно вы с ним познакомились?
– Сразу же, как только приехали в Ценск, около месяца назад. Он тогда как раз вернулся из рейда.
– И сразу в вас влюбился?
– А вы считаете, что такого не может быть? – Как всякая женщина, она обиделась, что сомневаются в силе ее чар.
– Да нет, я верю. Вы очаровательная женщина, и немудрено, что полковник потерял голову. И простите за нескромный вопрос: он что же, предлагал вам руку и сердце?
– Представьте себе, нет, – усмехнулась она.
– Он предпочитает обожать вас издали… ну, не хмурьтесь, я спрашиваю не из праздного любопытства. Мне рассказывали, что он оставил вас в полной изоляции, ревнует даже к женщинам. Исключение составляет милейшая княгиня Анна Евлампиевна. Почему-то ей он доверяет свое бесценное сокровище.
– Он сын ее старинного приятеля, – вздохнула Софи, – и представьте себе, именно так он меня и называет – своим бесценным сокровищем.
Борису пришла в голову простая мысль: а почему Софи не погонит полковника прочь, ведь, судя по всему, он надоел ей своим обожанием до чертиков? И вообще, что она делает в Ценске, что ее связывает с княгиней, каковы ее дальнейшие планы?
– А вы как познакомились с княгиней? – задал он следующий вопрос.
– Случайно. – Она смотрела на него безмятежно.
«Ну-ну, – подумал он, – уж настолько-то я тебя, голубушка, знаю, случайно ты ничего не делаешь».
– Ну ладно, мы договорились: я не буду вмешиваться в ваши дела, а вы поможете мне кое-что прояснить с полковником. Значит, влюблен без памяти, страшно ревнует, но не требует, как бы это поделикатнее выразиться, немедленного доказательства вашей взаимности?
– Послушайте, – от возмущения она даже привстала с места, – соблюдайте же приличия!
– Значит, я прав, – удовлетворенно констатировал Борис, – и не нужно делать такое лицо. А теперь скажите, Софи, только честно: вас не удивляет его поведение? Этакая нарочитость: романтическая страсть, любовь к прекрасной даме, платочек на память он у вас не просил?
Она молчала, отвернувшись.
– Прямо роман Вальтер Скотта получается, – ничуть не смущаясь, продолжал Борис. – И не пытайтесь убедить меня, что вы этого не замечали. Вы женщина умная и наблюдательная. Значит: либо вы с полковником договорились и ведете здесь какую-то свою игру, либо…
– Уверяю вас, что никакой игры мы с ним не ведем и он действительно меня обожает: уж в таких вещах мы, женщины, ошибиться не можем! И что-то он болтал о какой-то причине, но я, признаться, не придала значения…
– Дорогая моя, – Борис поднялся, – дайте мне слово, что вы не сбежите и будете мне помогать.
– Мне просто некуда идти! – Она пожала плечами.
– А я со своей стороны не собираюсь сдавать вас контрразведке.
– Как я могу вам верить?! – воскликнула она.
– Так же, как и я вам, – любезно напомнил Борис. – А теперь позвольте мне удалиться тем же путем – через окно, нужно беречь вашу репутацию. Хотя, признаться, мне этого совсем не хочется. И чтобы насолить надутому полковнику. – Борис неожиданно схватил стоящую перед ним даму за плечи и крепко поцеловал в губы.