Почти на самой верхушке сосны, росшей в десяти шагах от тропинки, тесно прижавшись к смолистому стволу, сидел Соловей-разбойник. Правой рукой прикрывая от солнца выпученные от напряжения глаза, он старательно глядел вдаль. Лихо Одноглазое пристроился в кустах на противоположной стороне дороги, но маскировка его оставляла желать лучшего. Кусты вокруг него поникли, листья пожухли и один за другим падали на землю, избегая почему-то касаться самого виновника их преждевременной гибели.
– Не верю. Я неприятности за тыщу верст чую. Здесь Ивашка! Хоть убей – здесь!
– Ой, да была б моя воля, давно б убило! Зануда ты, а не Кощей…
– Опять дерзишь? Смотри, забуду о том, что ты такое уникальное. Как дам… А ну, быстро показывай мне Ивана…
– Опять снова-здорово… для особо одаренных повторяю еще раз: нет его в твоем царстве-государстве. Вот, смотри…
– Но это точно Иван? – Медведица сурово смотрела на качающихся на ветках белочек.
– Точно, точно… – запрыгали рыжие вертихвостки.
– Он ка-а-а-к кинет камешек, а дерево – хрясть! А мы вместе с ним – шлеп! Ой, страху было! – затараторила Парашка.
– Он, правда, росточком чуток поменьше стал,– видно, плохо в тридевятом царстве с харчами, но это точно он,– вторила ей Малашка.– А уж по матушке-то как соскучился сердешный, ну через слово ее вспоминает… только почему-то твою матушку,– удивленно сообщила она.
– Мою? – Медведица была удивлена не меньше.– Так он ее и не видел, почитай, ни разу. Странно… Да где ж его носит? Как был непутевым, так таким и остался.– Василиса в сердцах двинула лапой по пеньку, на котором сидела, и оказалась на земле (пенек был довольно трухлявый). Своей резиденцией Василиса Премудрая (Прекрасной ее в новом обличье язык назвать не повернулся бы) выбрала небольшой холм посреди дубравы, расположенный чуть южнее родной вотчины. Отсюда великолепно просматривался терем и все, что творилось за частоколом на посадском дворе.– Ой, девочки, что-то неспокойно у меня на душе. А ну как не поспеет Иван в терем до заката…
Ему снилась вода. Много воды. Он к ней полз, пытался поймать ее ртом, а она утекала, и губы тыркались в сухой горячий песок. Илья сделал рывок в тщетной попытке схватить драгоценную влагу руками и… выкатился из-под поваленной ели. С недоумением оглядевшись вокруг, капитан мучительно пытался сообразить, где он есть и каким ветром его сюда занесло. Не найдя ответа на этот вопрос, он взглянул на небо и подскочил как ошпаренный.
– Чертовы синоптики! Шаманы! Кретины яйцеголовые, мать вашу…
Дождем вокруг и не пахло. Следовательно, вертолет где-то в пути, если уже не на полянке около заимки Ивана, а он… Илья затравленно оглянулся, схватил автомат, вещмешок и, не обращая внимания на бьющую в виски при каждом шаге боль, выскочил из оврага. Широкая степь, раскинувшаяся перед его взором, внесла еще больший сумбур в тяжелую от избытка винных паров голову. Степи здесь быть не должно, это Илья знал точно. Лес – сколько угодно, но степь… Присмотревшись внимательней, капитан понял, что синеющая на горизонте дымка – не что иное, как тот самый пропащий лес. И тропинка подходящая нашлась – в ту сторону. Если хорошо поднажать, часа за два добраться можно. Жажда мучила все сильнее. Начинался «сушняк». В пустой фляжке, кроме острого запаха спирта, обнаружить ничего не удалось.
– Ну что ж, капитан, будем трезветь на ходу,– вздохнул Илья и, поправив на плече автомат, быстрым шагом направился прямиком в расставленные на его побратима силки.
– Идет! – истошно заорал Соловей-разбойник.– Лихо, Иван идет! Вставай скорей.
– Зачем? – простонал из кустов Лихо.
– «Зачем-зачем»…– передразнил Соловей.– Навстречу пойдешь. Нищеньким прикинешься. Ты, главное, сил его жизненных лиши, а там и я за дело возьмусь.
Стеная и причитая, Лихо выполз из кустов и побрел навстречу Илье.
Сам виновник переполоха в этот момент находился на окраине леса, внимательно изучая первый дорожный указатель, встретившийся в этих местах. Надпись, начертанная на огромном замшелом камне, вросшем в землю, гласила:
Направо пойдешь – богатому быть.
Налево пойдешь – сыту, пьяному быть.
Прямо пойдешь – женатому быть.
– Ну, блин, приколисты,– сплюнул с досады Илья.– Точно, на Лукоморье набрел. Нет, вредно пить из мелкой посуды. Пил бы из Ванькиного ковшика, спал бы сейчас на заимке сном праведника. Однако по какой дорожке-то топать? – Илья вытер рукавом обильно выступивший пот. Выбор, собственно, невелик: что направо туфта, что налево… Тем не менее второй вариант пришелся ему по вкусу. Перед мысленным взором капитана возник огромный бокал холодной воды, которым он запивает предварительно принятый стакан водки. Нет, похмелиться просто необходимо. «А вдруг и впрямь на стакан нарвусь, чем черт не шутит? – Илья задумчиво почесал затылок и качнулся было налево, но тут из-за деревьев показалась жалкая, сгорбленная фигурка Лиха Одноглазого.– Тьфу, блин! На бомжару нарвался»,– мелькнуло в его голове, но так как поблизости никого больше не было, капитан все же двинулся по дорожке, заготовленной для него Кощеем Бессмертным.
– Уважаемый,– зашумел он еще издалека,– эта дорожка, случайно, не в Лукоморье ведет?
Лихо медленно поднял голову…
Соловей-разбойник, радостно хихикая, заерзал на суку, потирая руки:
– Давай, одноглазенький, крути его!
И Лихо начал крутить. Сложив ручки на животе, склонив голову набок, он с жалостливой улыбкой смотрел своим единственным глазом на скрюченного Илью, выворачивающего содержимое своего желудка на обочину дороги. Приступы неудержимой рвоты волна за волной накатывались на капитана до тех пор, пока в желудке не осталось ничего, даже желудочного сока. Затем он распрямился, улыбнулся и, дружески хлопнув Одноглазого по плечу, о чем-то оживленно заговорил с ним, направляясь прямиком к дереву, на котором Соловей усиленно чесал затылок, озадаченный таким поворотом событий.