– Это чего ж ты хочешь этим сказать? – хмыкнула Ирина Генриховна.
– Да уж расценивай как знаешь. И засмеялись оба, счастливые.
– Слушай, Шурик, а откуда вдруг у тебя такой телевизор? – удивилась Ирина Генриховна, кивнув на «Самсунг» довольно приличных размеров, который стоял на месте едва ли не портативного «Сокола».
– Грязнов привез. Сказал, чтобы глаза не портил.
– Денис?
– Да нет, Славка.
Явно удовлетворенная ответом, Ирина Генриховна присела на стул в изголовье, поставила на колени впечатляющий, битком набитый целлофановый пакет.
– Слушай, Шурик, я тут тебе кое-что принесла…
– Ирка… – взмолился Турецкий, – ну я же тебя просил. Мне уже складывать жратву некуда, медсестрам раздаю. Ты каждый день носишь, Грязновы с Меркуловым чуть ли не целый холодильник всякой всячины натащили. Что ты, на откорм меня поставила? Я ж ведь этак могу и в ожиревшего импотента превратиться.
– Ну до импотента тебе еще далеко, – успокоила Турецкого Ирина Генриховна, – хотя и жалко, что далеко. Будь ты импотентом, я бы тебя еще больше любила. А что касается домашнего бульона из петелинской курочки, да опять же домашних пельменей, от которых ты аж трясешься, то, думаю, они не помешают.
– Так оно бы… к пельмешкам…
– Перебьешься. К тому же, насколько я знаю Грязновых с Меркуловым, вы уже успели и телевизор этот обмыть, и за твое выздоровление выпить.
– Иришка… – устыдил жену Турецкий, принюхиваясь к запаху наваристого, еще горячего бульона, термос с которым уже громоздился на тумбочке. – Конечно, коньячку армянского по пять граммулек выпили, но только в пределах допустимой нормы.
– А кто вашу норму мерил?
– Ирка, прекрати! И давай-ка лучше рассказывай, как там наша Нинель. Всего лишь три дня, как не видел, а уже кажется, что целая вечность пронеслась.
– С дочерью, слава богу, все в порядке, а вот… И Ирина Генриховна вкратце пересказала все то, что услышала от матери Чудецкого. Замолчала было, покосившись на мужа, однако не удержалась, добавила:
– Боюсь я за него, Шурик. Очень боюсь. Парень-то хороший, да и как музыкант… В общем, боюсь.
– Так ведь взрослый уже парень, пора бы и своим умом жить.
Она полоснула по лицу мужа пристальным взглядом и негромко произнесла:
– Насколько я знаю, лично ты начинаешь трястись относительно дочери уже после девяти вечера.
– Так ведь она еще несовершеннолетняя, – парировал Турецкий. – К тому же девочка.
– А он мальчик! К тому же музыкант. И в эти годы у них особенно сильно проявляется тяга ко всякого рода музыкальным тусовкам. А там… сам знаешь…
– Травка и легкий кайф?
– Не ерничай.
– Даже так? – удивился Турецкий. – Так ведь ты же сама пыталась оправдать как-то ту попсу, которая сидит на колесах или не может выйти на сцену без понюшки белого порошка.
– Ну, видишь ли, – стушевалась Ирина Генриховна, – ты одно с другим не путай. А если не хочешь помочь…
– Ты того, не кипятись особо, – тронул ее за колено Турецкий. – Чем можем, поможем.
Она погладила его по руке:
– Спасибо.
– Спасибом не отделаешься. И пока что я еще не импотент…
– Дурачок.
– А вот за «дурачка» еще один штрафной балл, хотя… – И засмеялся радостно: – Меня, пожалуй, и на одного не хватит.
– О господи! – взмолилась Ирина Генриховна. – Кто о чем, а вшивый все про баню.
– Кстати о бане. А этот твой Дима не мог забуриться к какой-нибудь местной красавице?
– Исключено. Он бы обязательно перезвонил матери. К тому же он никогда до этого мои занятия не пропускал.
– М-да, пожалуй, это действительно серьезно, – пробормотал Турецкий. – Кстати, это та самая мама, что держит салон красоты на Арбате?
Ирина Генриховна утвердительно кивнула.
– Помоги, Шурик!
Оставшись в палате один на один с телевизором, который, по твердому убеждению бывшего начальника Московского уголовного розыска Вячеслава Ивановича Грязнова, должен был скрасить вынужденное одиночество Турецкого, Александр Борисович поправил постоянно сползающее одеяло и откинулся спиной на подушку, мысленно переключившись на столь странное и пока что необъяснимое исчезновение единственного сына Марины Чудецкой, которую он знал не только со слов Ирины, но еще и потому, что услугами ее салона пользовались жены и любовницы столичного бомонда. Впрочем, объяснение могло лежать и в самой примитивной плоскости: в силу каких-то личных причин великовозрастный сынуля Чудецкой не пошел на занятия в Гнесинку, а завалился к какой-нибудь новенькой подружке, которая уже давно подсела на тот же героин, укололся «ради приличия» и… пошло-поехало. И бог его знает, сколько времени пройдет, пока этот будущий гений не выползет из героиновой закваски и сможет добраться до дома. О телефонном звонке матери, который сразу же снял бы все проблемы, не могло быть и речи. Судя по тому, что рассказала Ирина, взаимоотношения между матерью и сыном были хоть и вполне современные, можно сказать даже либеральные, однако сынок продолжал побаиваться свою мать, а это значило, что он никогда не признается ей, что настолько завис у кого-то, что даже на ее мобилу прозвониться не смог. И оно конечно, было бы неплохо выждать еще денек-другой, пока с повинной головой в доме не появится сынок Марины Чудецкой, но… Коли пообещал, значит, надо выполнять. К тому же не очень-то хотелось выглядеть в глазах собственной жены циничным болтуном и пустомелей. И без того грехов накопилось выше крыши.
При одной только мысли об этом Турецкий сразу же заскучал и потянулся рукой к лежавшему на тумбочке мобильнику. Начало седьмого, а это значит, что в офисе частной охранной структуры «Глория», в процветание которой вкладывали свои души отличные мужики, профессионалы своего дела, занимавшиеся не только проблемами охраны тех же ВИП-персон, но и охраной в более широком смысле: секретов крупных фирм, семейных тайн известных на всю страну политиков и бизнесменов и прочего, прочего и прочего, что требовало не только профессиональных знаний, но и сыскного таланта, – сейчас полный сбор. Идет обмен информацией, а Денис Грязнов, племянник Грязнова-старшего, расписывает очередные указания для своих сотрудников на следующий день. В общем-то самое время, чтобы озадачить шефа «Глории» еще одним заданием.
Трубку городского телефона взял Денис.
– Привет, Дениска! Турецкий соизволил побеспокоить. Как вы там, не скучаете без работы?
– Дядь Сань! – явно обрадовавшись звонку Турецкого, нарочито громко возмутился Грязнов. – Вы же знаете, что у нас как в той песне про комсомольцев, ни минуты покоя. – И тут же настороженно: – А что, есть заява?
– Да вроде того, – не очень-то уверенно произнес Турецкий. – Короче говоря, слушай сюда…
И он вкратце рассказал про исчезновение сына Марины Чудецкой, подкрасив свой рассказ безумством несчастной матери, которая уже похоронила свое чадо в московских трущобах, и, когда вроде бы выдал всю информацию, которую получил от Ирины, добавил, откашлявшись:
– И вот что еще, пожалуй, самое главное. Парень этот, Дима, уже подсел на легкую наркоту…
– Травка?
– Она самая, соломка. Но как мне кажется, в своем кругу он и от порошка не отказывается. Так что с этого, думаю, и стоит начать.
– Хорошо, дядь Саня, не волнуйтесь. Все будет по высшему разряду.
– Спасибо. Кого думаешь послать?
– Голованова. А то он уже опух от шахмат. Скоро компьютер будет обыгрывать.
Турецкий невольно хмыкнул, представив на миг довольно высокого Голованова, у которого еще осталась выправка и стать офицера-спецназовца Главного разведуправления Министерства обороны и который даже с глубочайшего похмелья смотрелся как советский плакат-агитка, призывающий граждан Страны Советов к здоровому образу жизни. И мысленно поблагодарил Грязнова за эту кандидатуру. Майор запаса Всеволод Михайлович Голованов являлся мозговым центром «Глории», и, когда надо было «прокачать» какое-нибудь запутанное дело, Денис говорил: «Все свободны. Голованову остаться!»