Однажды Магомед-Расул сидел в какой-то кафушке, когда к нему подошел чеченец. Чеченца звали Бувади Хангериев, и он был влиятельным полевым командиром. Они поговорили о том, о сем, и Бувади попросил свести его с Зауром Кемировым, потому что Бувади хотел купить у Заура парочку этих самых мини-установок, которые тот монтировал на шасси «Уралов».
– Э, зачем тебе Заур? – сказал Магомед-Расул, – это ведь я распоряжаюсь заводом. Просто из уважения к старшему брату я всегда ставлю его впереди. Поэтому отдай деньги мне и забирай «Уралы».
Чеченец отдал деньги Магомед-Расулу, а спустя несколько дней прислал людей за «Уралами», но так получилось, что «Уралов» ему не отдали. Ведь Заур не знал, что деньги были заплачены. Когда Бувади услышал, что «Уралов» не будет, он и его люди повыхватывали стволы, но охрана завода оказалась быстрее, и вышло так, что гостям намяли бока и выкинули их вон. Заур не придал значения этой истории; ведь завод пытались взять под крышу все, кому не лень, и каждая вторая попытка начиналась с крика: «Где „Уралы“, за которые я заплатил?»
Через месяц после этой истории Заура украли.
Джамал Кемиров вернулся в Бештой и расспрашивал о краже то одного чеченца, то другого, и одному из тех, кого он расспрашивал, отстрелили половину пальцев, а другого и вовсе чуть не убили. Магомед-Расул был очень возмущен таким поведением Джамалудина.
– Мы живем в правовом обществе. – говорил он. – Нашим делом занимаются во всех структурах! Мы подключили к этому даже замглавы ФСБ. А ты ведешь себя, как бандит!
В конце концов Джамалудин дознался, кто украл Заура, и оказалось, что это был Бувади Хангериев. Заур вернулся домой, отощавший, бледный, похудевший на тридцать килограмм, и первое время Магомед-Расул был страшно испуган, что кто-нибудь из них, Заур или Джамалудин, дознались об истории с Бувади, но видимо Бувади убили до того, как он заговорил, а может, это и не имело значения.
Когда Заур стал мэром Бештоя, он купил Магомед-Расулу должность ректора Торбикалинского государственного университета. Из убежденного коммуниста Магомед-Расул стал набожным человеком и каждую пятницу ходил в мечеть. Теперь Магомед-Расул не любил вспоминать, как красный шариатист Кемиров устанавливал советскую власть в Торби-кале. Зато почти все свои застольные речи Магомед-Расул начинал так:
– Наш предок Амирхан Кемиров делал намаз на заседаниях Совнаркома.
Магомед-Расул постоянно сетовал на падение уровня образования среди молодежи. Он объяснял это оскудением нравственности, и брал деньги за поступление в университет.
Когда Заура назначили президентом, он поручил Магомед-Расулу «Аварнефтегаз», так как он не мог допустить, чтобы про него говорили, будто он ни во что не ставит родственников. Это считалось неприличным в республике, если человек забывал о родственниках и не помогал им. Магомед-Расул был не очень-то доволен этим назначением, потому что он рассчитывал стать председателем парламента.
* * *
Заур не забыл распорядиться: когда Кирилл проснулся и вышел из гостевого домика, на дорожке, возле длинного бронированного «мерса», улыбались два охранника в камуфляже.
Кирилл узнал в них близнецов Абрека и Шахида. Два года назад эти ребята уже охраняли его. Тогда они были похожи как две капли воды: черноволосые, оливковокожие, с веселыми глазами, бегающими, как грачи, и влажными пухлыми губами над еще не успевшими обрасти подбородками. Они и сейчас были ушко в ушко, ресница в ресницу, но только уже никто не спутал бы Абрека с Шахидом: у Абрека было две руки, а у Шахида после Красного Склона осталась одна.
Впрочем, Шахид управлялся с ней с невиданным проворством, как иной не управляется и с десятью, и Кириллу в дальнейшем не раз приходилось видеть, как Шахид одной рукой держится за руль, переключает коробку скоростей и одновременно ухитряется посылать смс-ки.
Они обнялись, и Кирилл сказал, что он хотел бы съездить в Бештой.
За полтора года город прирос особняками и магазинами. На пустыре за центральным рынком рабочие перекрывали стеклянную крышу супермаркета, но на самом рынке по-прежнему царили толчея и гам. У входа висели черные футболки с портретами Джамалудина. Кирилл вдруг сообразил, что неплохо бы обзавестись местными сим-картами, и Абрек, оскалясь, объяснил, что с сим-картами очень сложно, потому что ввиду террористической угрозы сим-карты по распоряжению ФСБ выдают только в сертифицированных центрах после недельной проверки личности заявителя.
Что же касается Шахида, то он открыл окно машины и что-то крикнул, и через минуту к «мерсу» сбежалось человек пять, которые на выбор предложили Кириллу штук двадцать симок, уже зарегистрированных и оформленных. Кирилл выбрал одну, которая, судя по документам, принадлежала стодевятилетней жительнице высокогорного села Хуш, Патимат Ахмедовне Исмаиловой.
Рынок был как горное ущелье, в которое хлынула вода. Люди то и дело здоровались с Шахидом и Абреком, с любопытством оглядывались на хорошо одетого федерала; Кирилл поколебался и, миновав овощные ряды и диковинную автолавку, на которой красовалось объявление: «любые документы на машину в три дня» прошел в дальний сектор, туда, где когда-то в обширное тело крытого павильона был вделан маленький магазинчик мужской одежды.
Магазинчик оказался на месте; в нем все так же висели вполне достойные пиджаки и пуловеры известных марок, а в женской секции стоял манекен в черной кофте, расшитой стеклярусом, и синем платке.
За прилавком скучала полная чеченка лет пятидесяти. Улыбающееся ее лицо оборотилось было к покупателю, но окаменело, когда она увидела входящих вслед за Кириллом близнецов.
Шахид прислонился к притолоке, звякнув наручниками о косяк, а Кирилл побродил по магазинчику, и, чтобы скрыть смущение, снял с вешалки большой бело-голубой свитер. При виде денег, которые русский достал из кармана, глаза продавщицы чуть оттаяли.
– А здесь хозяйка была, Диана, – внезапно спросил Кирилл. – Она тут?
Лицо продавщицы схлопнулось, словно створки устрицы.
– И мальчик, Алихан. В коляске. Операцию сделали?
Продавщица, отсчитывая сдачу, ошиблась не в свою пользу и сунула свитер в плотный черный пакет.
– Диана сейчас в селе, – внезапно сказал Шахид, когда они садились в машину. – В Старом Тленкое.
Прямо напротив места, где они припарковались, в стеклянной витрине красовались белоснежные платья невест. В Бештое вообще было много магазинов для новобрачных.
– А давай-ка съездим в Тленкой, – сказал Кирилл.
* * *
Вереница машин на въезде в Тленкой была как пробка в час пик. Бронированный «мерс», пыля, обошел их по обочине, и уперся в причину затора. Посереди дороги стоял «москвич» с подвязанным веревочкой багажником, и водитель «москвича» скандалил с федеральным патрулем, обосновавшимся возле пересекавшего ущелье моста.
Патруль хотел обыскать «москвич», а водитель возражал. В патруле было пять солдат внутренних войск и БТР. Водитель был чеченец лет двадцати, худой, высокий и злой, а его пассажир был года на два старше. Если бы чеченцев было только двое, солдаты наверняка обыскали «москвич», но так уж получилось, что вслед за «москвичом» подъехала одна машина, и вторая, и теперь федералы были окружены плотным кольцом недовольных людей.
– В чем дело? – спросил Шахид, вылезая из «мерса», и все люди, как по команде, замолчали и уставились на однорукого горца из личной охраны Кемировых, а при виде Кирилла загомонили еще сильней.
– Да вот… досматривают… праздник, а они туда же! В свое село, как за границу, то открой, это покажи…
Кирилл, вышедший из машины, с сомнением косился себе под ноги. Он видел в жизни многое, но он впервые видел дорожное покрытие из голландского сыра. Во всяком случае, если это был и асфальт, то дыры в нем были как в сыре.