Он сенатор, богат и процветает. Хотя по всему видно, что упрям и глуп. Говорят, этот Ганнон раньше ненавидел Гамилькара Барка, отца Ганнибала. А с тех пор, как тот погиб, ненавидит нашего вождя и вообще все его семейство.
-А мне плевать, кого он там ненавидит, этот Ганнон, - заявил воин, рассматривая лезвие блестевшего на солнце кинжала. - Ганнибал отличный вождь, он победил многих, солдаты ему верят, и я тоже пойду за ним до конца. Что бы там ни мутил этот Ганнон, который не мореплаватель.
Федор уже привык к тому, что местная знать не баловала своих подданных обилием имен. Впрочем, как и римская. А потому люди здесь различались в основном по прозвищам, дававшимся им друзьями или недругами за какую-либо черту характера или внешности. Барка, например, на финикийском означало «Молния». Из множества известных Федору римлян, включая уже умерших и еще не народившихся, - он когда-то узнал о них из книг, прочитанных еще в прошлой жизни, - морпех, прежде всего припомнил Цицерона, прозвище которого в переводе означало «Горох». Сенатор Катон звался так, потому что слыл «Ловким», ну а Брут вообще означало «Туповатый». Не очень лестная кличка, но правдивая. «Так что ты не прав, „кислый помидор“», - вспомнился Федору анекдот из прежней жизни, уже подернутой пеленой забвения и давно казавшейся ему сном.
Солдата, что прибыл во флот из соседней с Карфагеном Утики и не разбирался в запутанной истории с Ганнонами, звали Летис. Этот здоровенный и слегка грубоватый парень вымахал почти на голову выше Федора. Летис был третьим сыном богатого ремесленника, владельца гончарной мастерской, тоже не захотевшим просиживать штаны в лавке отца. Вместо этого он решил попытать счастья на военной службе. Благо его старшие братья не отходили от гончарного круга и постоянно подменяли в лавке главу семьи.
В отличие от Урбала морпех Летис читать особенно не любил, зато не расставался с мечом, а в свободное время тренировался метать кинжалы. Делал он это, надо сказать, превосходно. С вдохновением. Даже Федор, прошедший школу российской морской пехоты, был удивлен, увидев впервые, как это делает простой гончар из Утики, только вчера попавший во флот. Его профессиональная гордость оказалась уязвлена.
Однажды, с разрешения Софоникса, они решили повеселить сослуживцев и устроили состязания прямо на палубе плывущего корабля, метая кинжалы в нарисованную мишень на раскачивавшейся мачте с расстояния в двадцать шагов. Победил к удивлению экс-сержанта, уверенного в своем превосходстве, здоровяк Летис.
Техники ему, на взгляд Федора, не хватало, но крепыш компенсировал ее скоростью и убийственной точностью броска. Его рука разгибалась за долю секунды и выбрасывала пружинящим движением довольно тяжелый клинок точно в цель. Изящества японских ниндзя Летису, конечно, не доставало. Но для того, кому брошенный кинжал вопьется в шею быстрее, чем тот успеет схватиться за оружие, это роли не играло. Раз - и ты уже в царстве мертвых. Переживать больше не о чем.
Отсчитав под общий хохот победителю пару мелких серебряных монет с изображением пегаса, Федор немного поговорил с ним о жизни, познакомился. В общем, с Летисом они сошлись на почве любви к оружию и спортивным тренировкам.
И Летис, и Урбал слыли людьми не бедными, но, выяснив, по чьей протекции Федор попал во флот, стали уважать его в два раза сильнее. Хотя Летис сначала сомневался, о каком именно Магоне идет речь, но Урбал доходчиво объяснил ему, что как раз о том самом сенаторе, одном из совета судий, или, как его называли в народе «совета ста четырех». Именно этому совету, а не сенату и не народному собранию, на деле принадлежала вся власть в обширной республике финикийцев.
Узнав об этом, Федор испытал странное чувство.