В это время раздался мягкий, воркующий звонок. Анцыферов вопросительно посмотрел на Пафнутьева. А тот невозмутимо поднялся и взял трубку.
– Вас слушают, – сказал Пафнутьев скомканным голосом так, что сразу невозможно было понять, кто говорит. Но слова он произнес анцыферовские. Тот, сидя в прокурорском кабинете, начинал разговор с этих вот церемонных, вроде бы уважительных слов.
– Леня, мы у тебя кое-что забыли, – произнес молодой голос. – Ты в курсе? Алло!
– Говорите, я слушаю! – сказал Пафнутьев и весело подмигнул Анцыферову, давая понять, что разговор идет легкий, необязательный и не грех при таком разговоре пошутить.
– Это Леонард?
– Вас слушают, – повторил Пафнутьев, но человек на том конце провода уже догадался о своей ошибке и положил трубку.
– Кто звонил? – спросил Анцыферов.
– А! – Пафнутьев беззаботно махнул рукой и снова уселся в кресло. – Твои ребята звонили.
– Какие ребята? – помертвевшим голосом спросил Анцыферов.
– Ну, эти… Как их… Которые утром перекусывали, а потом сматывались черным ходом.
– И что сказали?
– Леонард! – воскликнул Пафнутьев. – Я тебя не понимаю! Вместо того чтобы возмутиться, послать меня к какой-то там матери, ты все принимаешь за чистую монету и даже спрашиваешь, о чем был разговор… Как понимать?
– Шутка, – холодно сказал Анцыферов. – Это, Паша, была шутка. И не более того. Ты перестал понимать шутки, переутомился. И вообще, если хочешь услышать мой совет…
– Остановись, Леонард. Остановись. Скажи, ведь не может быть, чтобы при такой вот технике, как у тебя в кабинете, ты не предусмотрел обычных динамиков? Можешь вот так сразу, не выходя из кабинета, обратиться к коллективу? Можешь пригласить нужного человека? Увидев на экране непорядок, громогласно сделать замечание?
– Конечно, могу, – кивнул Анцыферов, явно польщенный.
– А мне позволишь воспользоваться микрофоном?
– Хочешь выступить перед моим коллективом?
– Нет, перед своим.
– Даже так, – усмехнулся Анцыферов, ожидая, видимо, какого-то развлечения. – Ну что ж… Валяй, Паша, выступай. – И он протянул ему микрофон на маленькой подставке, щелкнув кнопкой.
– Могу начинать? – спросил Пафнутьев.
– Да, Паша, ты в эфире.
Пафнутьев взял микрофон с некоторой опаской, взглянув на экран, который показывал вид ресторана с улицы, подмигнул Анцыферову: сейчас я, дескать, такое выдам, ты просто обхохочешься, на меня глядя.
– Внимание, – сказал Пафнутьев и повторил: – Внимание! – Люди на экране телевизора замерли, посмотрели куда-то вверх, видимо, оттуда неслись звуки пафнутьевского голоса. – Следователь Дубовик, эксперт Худолей, оперативники из уголовного розыска… Говорит Пафнутьев… Прошу явиться в кабинет директора ресторана… Повторяю… Дубовику, Худолею, оперативникам с понятыми срочно явиться в кабинет директора ресторана. Все.
Анцыферов смотрел на Пафнутьева со смешанным чувством, и ужас можно было различить на его лице, и недоумение, и усмешку, впрочем, усмешки было совсем немного.
– Что происходит, Паша?
– Оперативно-следственные мероприятия.
– Цель?
– Раскрытие преступления. Как всегда, Леонард, как всегда.
– Почему здесь, в моем кабинете?
– Мне показалось, что так будет лучше.
Побледневший Анцыферов оцепенело смотрел на экран, он видел, как несколько человек направляются ко входу в ресторан. Вот они приблизились, уже можно было различить их лица, и тут же они исчезли из поля зрения. Теперь шли другие – мужчина с женщиной, видимо, взятые понятыми из стоявшей вокруг толпы, и два оперативника.
– Обыск? – спросил Анцыферов.
– Возможно…
– Что будешь искать?
– Ничего. Я уже все нашел.
Анцыферов, видимо, хотел спросить, что именно нашел Пафнутьев, но не успел – дверь открылась, и в нее вошел Худолей, бледный, спокойный, трезвый. Не было в нем огня, порывистости, азарта охотника. Сник Худолей, сник. Потоптавшись у двери, сел на стул, сумку свою поставил у ног, руки положил на колени и скорбно уставился на Пафнутьева, ожидая дальнейших указаний.
– Как жизнь, Худолей? – с подъемом спросил Пафнутьев.
– Спасибо, – смиренно ответил тот и опустил глаза. – Не жалуюсь.
– Здоровье? – напористо продолжал допытываться Пафнутьев.
– Очень хорошо себя чувствую.
– Что-нибудь беспокоит?
– Воспоминания, Паша…
– О чем?! – удивился Пафнутьев.
– О тех счастливых временах, когда я мог себе позволить выпить рюмку водки, стакан вина, бутылку самогонки… Все в прошлом, Паша. Все в прошлом.
– Наверстаешь, – жестковато сказал Анцыферов, который хорошо помнил слабости эксперта еще по работе в прокуратуре.
– Ха! – безутешно произнес Худолей. – А вы знаете, Леонард Леонидович, сколько лет действует торпеда, если она окажется в вашей жопе?
– Не интересовался, – отрезал Анцыферов и чуть вздрогнул, когда дверь резко открылась и на пороге появились оперативники с понятыми. Последним вошел Дубовик. Сначала показался его пылающий, как фонарь светофора, нос, налитый неведомой жизненной силой, потом появилась и сама физиономия – сероватая, тусклая, будто все краски, положенные лицу, захватил один только нос, ничего не оставив глазам, губам, щекам. Окинув всех взглядом, Дубовик присел рядом с Худолеем.
– Докладываю обстановку, – заговорил Пафнутьев, убедившись, что все, кому положено, пришли. – Мы находимся в кабинете владельца ресторана Анцыферова Леонарда Леонидовича. Вот и он сам. Полтора часа назад совершено убийство. В общих чертах вам известно, как это произошло. Задача заключается в следующем… Необходимо осмотреть кабинет…
– Другими словами – обыск? – спросил Анцыферов.
– Для обыска требуется ордер прокурора, как вам известно, – улыбнулся Пафнутьев. – Поэтому употребляю слово «осмотр».
– Но суть остается?
– Разумеется, – кивнул Пафнутьев. – Продолжаю… Необходимо осмотреть кабинет и изъять вещи, которые могут оказаться полезными для раскрытия преступления. Эксперт заснимет процесс осмотра, наши поиски и находки.
– Я возражаю! – Анцыферов вскинул подбородок.
– Сколько угодно, – ответил Пафнутьев. – Ты, Леонард, возражаешь только потому, что я не закончил говорить. Когда закончу, свои возражения снимешь.
– Ты уверен?
– Да. И понятые подпишут протокол, в котором будет сказано и о возражениях, и о том, что возражения снимаешь. – Пафнутьев посмотрел в упор на Дубовика, давая понять, что протокол со всеми подробностями лежит на нем. Дубовик понимающе кивнул. – Продолжаю. По предварительным данным, один посетитель ресторана убит, второй в тяжелом состоянии отправлен в больницу, двое их верных товарищей сбежали. Присутствующий здесь Анцыферов утверждает, что людей этих он не знает, никогда не видел, никаких дел с ними не имел. Я правильно излагаю? – повернулся Пафнутьев к хозяину кабинета.
– Не считая издевки, все правильно.
– Издевку в протокол не вносить, – сказал Пафнутьев Дубовику. – Хозяин возражает. Продолжаю. В этом шкафу, – Пафнутьев показал рукой за спину, – висит пальто господина Анцыферова. Нежно-розового цвета. Кроме того, висят еще пальто, тоже хорошие, а также кожаная куртка. Полагаю, что тут разделись гости господина Анцыферова, те самые, на которых совершено нападение. Внимательно осмотреть все карманы, тайные и явные, ни одна пылинка не должна пройти мимо вашего внимания. Надеюсь, господин Анцыферов не будет утверждать, что весь этот гардероб принадлежит ему лично.
Анцыферов сидел, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотник, и, кажется, готов был свалиться в обморок.
– Понятые, бдительные и беспощадные, остаются на местах. Дубовик пишет протокол, оперативники приступают к работе. – Пафнутьев поднялся. – Господин Анцыферов, прошу положить на стол содержимое ваших карманов. Меня интересуют блокноты, записи и прочие свидетельства вашей интимной жизни. Только в этом случае я обещаю самое благожелательное, щадящее отношение к вам в будущем, – добавил Пафнутьев, заметив, что Анцыферов собирается возразить. – Не надо ничего говорить, Леонард. Просто делай то, что тебе говорят. Я же знаю, что ты здесь человек подневольный. И потому всегда сможешь оправдаться перед ними. – Пафнутьев кивнул в сторону шкафа, возле которого уже стояли оперативники, готовые действовать.