– Черт! – прошипела она, с ненавистью взглянув на Алису. – Так подвести! Не доработать до конца дефиле!
– Оштрафую! – чуть слышно прошептала Диана.
Но вокруг стояла такая тишина, что Эльза расслышала этот шепот, повернулась, сверкнула глазами.
– Маранова, в четвертом проходе выйдешь дважды – первой и последней, в платье Липецкой! – мстительно процедила она. – Быстро одеваться и на сцену!
Диана побледнела, но не сказала больше ни слова, нырнула в тускло-серебряное платье и двинулась к подиуму.
Переодеваясь в бледно-зеленое, очень открытое платье, Тина тоже отбросила все посторонние мысли, провела рукой по лицу и включила внутренний ритм.
Мысленно просчитав до двадцати, шагнула в море света, и снова – восемь шагов, поворот, восемь шагов, замереть, зеленый волчий взгляд, танцующая легкая походка…
Когда она снова вернулась за кулисы, там появились новые люди: местный врач Павлик, сильно пьющий брюнет с глубокими залысинами, и Геннадий, начальник службы безопасности.
– Дуры вы, девки! – ворчал Павлик, держа в руке расслабленную кисть Алисы. – Доводите себя вечными голодовками! Уже сколько вешалок на подиуме поумирало – а вам все неймется! Анорексия не шутки… вот, явно сердце отказало!
– Павлик, какое сердце? – проговорил Серж, отодвигая врача. – Посмотри на ее губы! Этот розовый налет…
– Да это помада! – отмахнулся Павел. – Что ты у меня под ногами путаешься? Тебе что, больше всех надо?
– Помада?! – Сержик всплеснул руками. – Да ты что? Чтобы блондинка с голубыми глазами пользовалась такой помадой? Ты мне это будешь говорить? Да ты сам посмотри!
Он потер губы Алисы салфеткой, победно взглянул на врача:
– Вот видишь – это помада, она сходит, а этот налет остается!
– Кто из нас двоих врач? – вяло отругивался Павел.
– Вопрос, конечно, интересный!.. – не отступал Серж. – Меня, между прочим, тоже кое-чему учили… так вот я тебе точно скажу – Алиса отравилась, и отравилась алкалоидом, редким ядом растительного происхождения…
– Что?! – вступил в разговор специалистов Геннадий. – То есть что значит – отравилась? То есть как это – отравилась? Ты хочешь перевести стрелку на меня?
– Ох, какие мы умные! – вмешалась Эльза Михайловна. – Сергей, не морочь людям голову! И не мешай работать! Нам всем лишнего шуму не надо!
Пока Тина была на подиуме, Эльза полностью пришла в себя и теперь пыталась контролировать ситуацию. Серж помотал головой и отошел в сторону от тела Алисы.
Щелк! – полутемный закуток озарил мгновенный свет вспышки. Щелк! Щелк!
Это неказистая фигура с фотоаппаратом пробралась сквозь небольшую толпу.
– Черт! – ахнул Геннадий. – Да кто же его пустил-то? Стой!
Но пронырливый фотограф уже растолкал девушек и бросился наутек, чуть прихрамывая и косолапя на левую ногу.
– Да ты же и пустил! – рявкнула Эльза. – Что я, не знаю, что тебя все журналюги кормят-поят?
– Ну это же надо… – Геннадий расстроенно почесал голову. – Знаю я этого паршивца, это Витька Мухин. Маленький такой, хиленький, а в любую дырочку пролезет, у него и кличка – Муха, поскольку куда угодно пролетит.
– Ага, пролетит. – Голос Эльзы зазвенел от ярости и сдерживаемого презрения. – Да ты сам кого угодно пропустишь! Тоже мне – безопасность… Дармоед!
– Вы не очень-то! – Геннадий выпрямился во весь свой немалый рост. – Вы тут не начальница! Девок своих шпыняйте!
– Тише вы! – Павел поднялся с колен и отпустил Алисину руку. – Все, конец пришел девчонке, тут уж ничего не сделаешь. А отравилась там она или просто сердце нагрузок и голодовок не выдержало – вскрытие покажет!
Голоса препирающихся мужчин доходили до Тины как сквозь толстый слой ваты – приглушенные, искаженные, едва различимые… она с трудом понимала их смысл, но поняла главное – Алиса умерла; возможно, ее убили. Вряд ли она сама выпила или съела яд, не тот у нее был настрой и не тот характер.
На миг Тину охватило странное чувство. Алиса умерла, и никто больше не будет говорить гадости, подсматривать из-за угла, доносить Эльзе. Конечно, у них в агентстве тот еще гадючник, как, впрочем, и везде, однако никто не станет больше ненавидеть ее так явно и беспочвенно, как Алиса Липецкая. Тина только сейчас поняла, как она устала от этой ненависти. Алискино отношение доставало и раздражало ее, как заноза в пятке. Попробуйте-ка пройтись по подиуму на высоких каблуках при таких условиях!
Тина тут же ужаснулась своим мыслям.
Разумеется, она тоже не питала к Липецкой теплых чувств, их связывала застарелая вражда, что-то вроде не слишком опасного, но неприятного хронического заболевания. Они постоянно препирались, ссорились, делали друг другу мелкие гадости (Алиса гораздо чаще). Случалось, в сердцах Тина бормотала в спину Алисе: «Чтоб у тебя язык отсох… чтоб у тебя прыщ на носу вскочил… что б тебе в парикмахерской все волосы сожгли…» И не далее как сегодня перед показом она, разозлившись, пожелала Алисе споткнуться на подиуме. А что такого, даже легендарная Наоми Кэмпбелл однажды шлепнулась на подиуме, правда, ничего себе не сломала.
Тине тогда ужасно захотелось посмотреть на валявшуюся Алиску и услышать все, что выскажет ей Эльза. Но тем не менее она не желала Липецкой настоящего, серьезного зла и уж тем более не хотела ее смерти…
И вот Алисы нет в живых…
Это было ужасно.
Ведь, как ни крути, она была одной из них, одной из «принцесс подиума», как изредка называли манекенщиц журналисты, одной из «вешалок», «рабочих лошадок», как называли они сами друг друга.
И вот ее нет…
Смерть казалась Тине чем-то нереальным, потусторонним, тем, что происходит только с другими.
И то, что ее собственные родители…
Но ведь они были гораздо старше, принадлежали к другому поколению, их смерть не казалась такой чудовищной. А Алиса – ровесница, молодая девушка, такие не умирают…
Умирают.
Вот она полулежит в кресле, и ее фарфорово-белое лицо постепенно приобретает неестественный землистый оттенок.
«Есть жнец, смертью зовется он…» – вспомнила Тина глупый стишок.
Этот стишок, который она знала с детства, до сегодняшнего дня казался ей бессмысленным, не имеющим к ней никакого отношения. И вот…
Ее передернуло.
То ли это простудный озноб, то ли расшалившиеся нервы…
До начала дефиле она мечтала отработать свое, приехать домой, выключить телефон и улечься в постель. Спать, спать, спать и проснуться здоровой и обновленной.
Но теперь, после того, что случилось, она боялась остаться одна.
И сразу же подумала о том единственном человеке, с которым ей всегда было легко и уютно.
Она достала из сумочки телефон, набрала его номер.
– Здравствуй, Принцесса! – донесся из трубки ласковый голос. – Вспомнила старика?
– Дядя Бо, можно, я к тебе заеду?
– Зачем ты спрашиваешь, Принцесса? – В его голосе прозвучала радость – но и озабоченность. – Ты прекрасно знаешь, что я тебе всегда рад! Приезжай скорее, я сварю кофе!
Через полчаса она стояла перед невзрачной деревянной дверью и нажимала на кнопку звонка.
– Открываю, открываю! – донесся из-за двери знакомый голос.
Заскрипели замки и затворы, и наконец обе двери открылись.
Сам дядя Бо называл свою квартиру «шкатулкой с секретом»: внешняя неприметная дверь служила в основном для маскировки, за ней находилась вторая, швейцарская, бронированная, с несколькими надежными замками.
Дядя Бо стоял на пороге в своей любимой домашней куртке из бордового бархата, возле его ноги красовался огромный белый персидский кот с приветственно поднятым пушистым хвостом. Дядя Бо назвал своего кота Ришелье, в честь знаменитого французского политика. Самому хозяину и самым близким друзьям разрешалось называть кота уменьшительным именем Риш. Иногда Тина всерьез задумывалась, кто из них двоих настоящий хозяин квартиры.
Дядя Бо протягивал навстречу Тине руки:
– Здравствуй, Принцесса!