Дочкой, кем же еще?! Что немедленно выяснилось.
– Что вы, господин полковник, смотрите на меня, как еврей на свинью в синагоге? – поинтересовалось «прекрасное видение». – Проходите, не стесняйтесь! Я у вас даже документы спрашивать не собираюсь, у вас и так на физиономии принадлежность читается к… Ясно, к кому. И не лень вам по всенародным праздникам вкалывать, а? Учтите, папы с мамой пока дома нет. Это они для всех прочих «батюшка Михаил», «матушка Татьяна». А для меня… Папа с мамой.
– Так вы… – пробормотал несколько смущенный Гуров, раздеваясь в просторной, отлично обставленной прихожей.
– Ага. Александра Бурнова. Можно – Аля. Можно – Саша. Только не полным именем, не люблю я его. Не Пушкин я все же. К вашим, гм! – женщина оглядела Льва откровенно насмешливым взглядом, – услугам. Некрасова Николая Алексеевича в школе проходить доводилось?
– Да вообще-то, – пробормотал совершенно сбитый с толку этим вопросом Гуров, следуя в фарватере своего очаровательного лоцмана в залитую рассветным зимним солнцем комнату и присаживаясь в любезно указанное кресло.
– Курите, коли есть такое желание. – Она придвинула поближе к Гурову изящную пепельницу, похоже, кованого железа ручной работы. – Я вот, с вашего разрешения, закурю. А хотя бы… без него. Разрешения то есть.
– Александра Михайловна… В смысле – Аля, то есть – Саша. – Гуров преувеличенно смутился: теперь начал играть и он. Благо практика психологических дуэлей была у Льва… Где там этой красавице! – Но классик-то здесь, уважаемая, с какого боку?
– А, классик, – улыбнулась она, глубоко затянувшись дымом какой-то темной, очень тонкой, ни разу ранее Львом не виданной сигареты, и слишком не понравился Гурову запах этого дымка, – так он в известной поэме «Кому на Руси жить хорошо» так написал: «…мать – попадью степенную // попову дочь безвинную // семинариста всякого // как чествуете вы?» Вот я и есть «попова дочь безвинная». Похожа?
– Один к одному. А кто же вас виноватит?
– Там посмотрим. Иногда – папа. А может, еще желающие найдутся.
«Правильно, – подумал Лев, – верно все. Первый свой приход батюшка, по моим данным, получил, еще учась в семинарии, в Костроме. А по всем законам и правилам нужна ему была матушка. Белому духовенству в православии иначе нельзя. Нет на Руси целибата. А есть – совсем наоборот. Сначала рукоположили в дьяконы, а там, через месяц, в пресвитеры. Н-да-а! Он моложе меня на пять – шесть лет. Святые угодники! Да у меня могла бы такая доченька быть».
Тут дверь в соседнюю комнату бесшумно раскрылась, и оттуда вышел кот. Поглядев на эту зверюгу, Гуров чуть не икнул от изумления: громадный рыжий в яркую черную тигровую полоску кот – ну не бывает же таких больших домашних, камышовые разве что! – с пронзительно-зелеными глазами. Кот потерся о ногу Гурова с низким, басовитым мурлыканьем. Он был таким крупным, вальяжным и уверенным в себе, таким могучим и самодостаточным, что к нему хотелось обратиться на «вы».
– Вы что, полковник, никогда японского харачу не видели живьем? И на картинке тоже? Так посмотрите. Таких в Москве никак не больше пяти. Его Хант зовут. Хантер, «охотник», если по-английски. Японский харачу. Вот коль я захочу… Он вам сейчас чего-нибудь откусит… Неплохо я классическим ямбом пользуюсь, правда?
Предпоследние три фразы Александра буквально напела. Красиво напела, надо признать… Да и ямб впрямь неплох. Гуров оценил. Он слегка нагнулся, почесал кота-красавца за ухом, под подбородочком». Уж как там откусить, – подумал Лев, – не знаю, навряд ли, но оглохнуть от твоего мурлыканья точно можно. Ишь ты… Как «Тефаль» при закипании! Но это – ладушки. А вот что же ты, красавица, со мной в непонятные игрушки решила поиграть, а? Бутафорию некую куришь, притворяешься, что под серьезной наркотой… Глазки закатываешь… Но я твои глазки вижу. Нехорошие глазки. Лживые. Зачем? Нет, мы, конечно, «поверим». Знала бы ты, милая, сколько раз, а главное – кто! – пытались меня переиграть в эти игры…»
Он рассеянно поглаживал Хантера, когда отворилась еще одна дверь в другую смежную комнату, и вот тут-то у полковника Гурова буквально отвисла челюсть.
Потому что к нему, радостно улыбаясь, шел очаровательный малыш лет четырех. Вот только черный как сапог. Негритенок. Или, как там, если политкорректно? Афроамериканец? Какой, к песьей матери, афроамериканец – негритенок он негритенок и есть.
– Ванюша, – ласково промурлыкала поповна Александра, – поздоровайся с дядей-полковником! Он нашего дедулю дожидается.
– Здравствуй, дядя полковник! – послушно поприветствовало Гурова на обычном русском языке прелестное дитя.
Александра слегка усмехнулась, а взгляд ее, как по волшебству, стал совершенно трезвым и ясным. Не дурой была «попова дочь безвинная». Быстро до нее дошло, что тактику поведения надо менять.
– Ну да, это мой сын. Иван. А по отчеству, – она призадумалась, – Хустович, потому как его папу Хусто зовут. Впрочем, может, Диегович. Дьявол его разберет… Дедуля его, Ваньки то есть, подойдет не раньше, чем через час. Так что могу рассказать, чтоб вам ждать моего отца не скучно было, историю роковой любви и Ванюшкиного появления на свет. Ведь любопытно? Да вижу, что любопытно, чего уж там!
История впрямь оказалась забавной. Шесть лет назад тогда совсем еще молодая, оч-чень романтичная поповна, учившаяся на втором курсе филфака МГУ, на одной из студенческих тусовок познакомилась с двухметровым чернокожим красавцем – Хусто Диего и Лос-Гарсия. Кубинцем. Причем, что потом оказалось немаловажным, спецназовцем элитного подразделения кубинской армии – батальона «Фидель». Было ему уже хорошо под тридцать.
В Россию красавец попал по некоей программе обмена среди силовых структур двух стран и совершенствовал свои спецнавыки на базе то ли «Витязя», то ли чего-то сходного. Ведь что интересно: хоть несгибаемый ленинец Фидель Кастро почем зря полоскал обуржуазившуюся ренегатствующую Россию где и как только можно, спецслужбы и вообще армейские структуры Кубы и России продолжали жить в трогательном единстве да братском согласии. Что еще раз доказывает: политика политикой, но настоящие вояки друг друга всегда поймут. А кубинский спецназ, кстати, общепризнанно считается самым сильным в мире.
Лет десять-пятнадцать тому назад так и проторчал бы Хусто Диего и Лос-Гарсия все полгода своей стажировки за забором воинской части где-нибудь в ближнем подмосковье, но в новые разгильдяйские времена… Словом, встретились наши романтические герои. Хусто неплохо знал русский, хотя все время путал слова «холодильник» и «понедельник», так что проблем с взаимным охмурежем не возникало. Все случившееся в дальнейшем настолько обыденно и банально, что не стоит труда рассказывать об этом подробно.
Меньше чем через год Александра оказалась на острове Свободы в качестве законной жены бравого Хусто Диего. Но, увы, не в Гаване, а на затерянной в предгорьях Сьерры-Маэстро военной базе, где служил супруг. Еще через полгода она родила сына; выдержав тяжелое домашнее сражение, назвала и зарегистрировала по всем правилам его Ваней, а отнюдь не Эрнесто Раулем, как в честь Че Гевары и братца команданте Фиделя требовал счастливый папаша. К тому моменту, когда Ванюше исполнился годик, Александра уже тихо озверела. Еще через год со страшным скандалом, закончившимся привлечением консульства, покинула-таки опротивевший остров Свободы. Вернулась под отеческий кров, прихватив с собой малолетнего Ивана Хусто-Диеговича.
– Понимаете, полковник, что меня добило, – грустно улыбнувшись, заканчивала свой рассказ Александра, – ну ладно, что спал мой законный и благоверный больше в обнимку с автоматом, чем со мной. Привыкла. А почему с автоматом, спрашиваете? Так у них там с янкесами до сей поры что-то вроде необъявленной, вялотекущей войны. Или не с самими янкесами, а с их же кубинцами – эмигрантами из Майами. Мне это как-то без разницы было. Но в месяц раз – или к нам в Сьерру десанты-диверсанты, или мой куда-то таинственно исчезает дня на три, а возвращается такой, что сразу видно: не с рыбалки приперся! Так вот: как-то раз киданули на нашу базу очередных парашютистов. Оттуда, с материка. Или холера знает откуда еще, хоть из Антарктиды, суть не в этом. А километрах в полутора от базы у нас крокодилий питомник расположен. Крокодилов выращивают в болотистом таком пруду, вроде как у нас карпа. Или аллигаторов, я в зоологии плаваю, плохо в школе училась. Их кожа ценится просто обалденно. Но твари зубастые, здоровенные, метра под три-четыре. Видать, не повезло десанту с ветерком, ну вот… Аккурат туда их, болезных, и снесло. Часов пять автоматные очереди слышались, пару раз граната рванула. А потом ти-ихо так стало. Тут-то я решила – хорош! Хватит с меня экзотики и романтики, пора ноги уносить, пока саму не съели…