– У вас, вероятно, есть какие-то вопросы ко мне? – спросила старушка.
– Да, Надежда Сергеевна. Мне хотелось бы узнать кое-что о вашем соседе с четвертого этажа Тимофее Зеленском, – сказал Гуров.
– Я так и думала. Вас встречала Танечка и еще этот молодой человек, который иногда, правда весьма и весьма редко, наезжал к господину Зеленскому. И вы все вместе поднялись наверх. С Тимофеем Олеговичем – я, кажется, не ошиблась с отчеством, – что-то случилось? – спросила пожилая дама и внимательно взглянула на собеседника.
– Да, случилось, – несколько замялся Гуров, но, решив не скрывать правды, признался: – Олег Тимофеевич погиб. И мне поручено расследовать его гибель. Разрешите не вдаваться в подробности.
– Да, конечно. Я все понимаю – тайна следствия. И меня вы не хотите волновать, а точнее – травмировать старческую психику, – сказала пожилая дама, и тонкая скептическая улыбка тронула бесцветные губы. – Не беспокойтесь, меня уже трудно чем-то расстроить или удивить.
Гуров внимательно всмотрелся в лицо женщины. Ее возраст определить было невозможно. Сколько же ей лет? Семьдесят, восемьдесят, девяносто?.. И она сумела сохранить не только ясность ума, в чем не было ни малейших сомнений, но и чувство иронии. Удивительная женщина!
– С Тимофеем Олеговичем мы не были знакомы. То немногое, что мне о нем известно, я почерпнула со слов Танечки, его домработницы. Поэтому вам лучше всего узнать подробности от нее самой, как первоисточника. Она расскажет, ничего не утаивая и не привирая. Танечку я знаю практически с ее рождения. Очень добросовестная и честная женщина. И меня не забывает, иногда забегает, покупает продукты… Кстати, профессия домработницы в их семье наследственная. Ее мама помогала мне по хозяйству, когда нам в пятидесятом году дали квартиру в этом доме. До этого времени мы с мужем жили в комнате в коммунальной квартире, и надобности в домработнице не возникало. Здесь же такие огромные площади, а у меня как раз Маша родилась… А начало династии домработниц ведется с Таниной бабушки, которую перед Первой мировой войной привезли в Москву из ярославской деревни и определили в кухарки в дом присяжного поверенного… Вам, господин полковник, наверное, не очень интересно, о чем я рассказываю?
– Да что вы, Надежда Сергеевна, очень даже интересно, – ответил старушке Гуров. – Хотя, может, и не совсем по теме.
– Вы уж простите меня. Просто в старости появляется много свободного времени и случается слишком мало событий. Поэтому остатки сознания работают в основном на воспоминания, вновь и вновь перелистывая прожитое.
– Ну, я бы не сказал, что остатки сознания, – улыбнулся Гуров. – Я встречал людей намного моложе и, без всякого сомнения, глупее вас. И не так уж редко!
– Увы, не стоит меня утешать. Вся жизнь осталась в далеком прошлом. В реальности же существуют вот это кресло-каталка и окошко во двор, – печально улыбнулась женщина. – Да еще согревают воспоминания. Есть такие строчки из стихотворения, кажется, Евтушенко: «Старухи были знамениты тем, что их любили те, кто были знамениты». Так это про меня.
Гуров вспомнил о галерее мемориальных досок на фасаде дома и рассказ домработницы о профессоре, когда-то жившем в квартире Тимофея Зеленского. Видимо, муж Надежды Сергеевны принадлежал к той же славной когорте сталинских академиков, полководцев и деятелей культуры. И, возможно, одна из мраморных табличек посвящена ему.
– Так что, Лев Иванович, уж извините, о господине Зеленском я вам если и подскажу, то совсем немногое. Лишь то, что можно разглядеть из этого окошка.
– Надежда Сергеевна, я как раз и хотел вас расспросить о том, что вы могли заметить именно из окна. Вчера где-то около семи часов вечера вы случайно не видели во дворе Тимофея Зеленского? – спросил Гуров.
Женщина задумалась, потом поднесла к губам указательный палец, словно запрещая сыщику говорить, и прикрыла глаза. Лев Иванович с надеждой смотрел на покрытое морщинами спокойное лицо той, которая любила того, кто был знаменитым. Он попробовал представить ее в молодости и понял, что Надежда Сергеевна была когда-то очень красива, и тот, кто был знаменит, без сомнения, любил эту замечательную женщину.
– Вчера вечером я видела Тимофея Олеговича дважды, – открыв глаза, сообщила она. – Примерно в шесть часов он приехал на своей машине.
– На темно-синей «Ауди»? – сразу уточнил Гуров. – И он приехал один?
– Я не очень разбираюсь в марках, но цвет его автомобиля действительно темно-синий, – подтвердила женщина. – Правда, было шесть вечера, и уже спустились сумерки, однако вряд ли я ошибаюсь. Зеленский был один. Автомобиль он оставил рядом с первым подъездом, почти на выезде со двора, и я сделала вывод, что он еще куда-то поедет.
– Почему вы так решили? – спросил Гуров.
– У нас во дворе не так уж много места для размещения автомобилей. Их владельцы договорились между собой и распределили, где и чье место стоянки. Правда, если соседи уже запарковали машины впереди и сзади, заехать и поставить свою, а потом выехать – задача не из легких. А поскольку Зеленский не стал мучиться, а оставил машину на въезде, значит, он собрался еще куда-то отправиться, – пояснила Гурову женщина. – Я, надеюсь, права?
– Абсолютно правы, – усмехнулся Лев Иванович, который испытывал точно такие же проблемы с парковкой.
– Он поставил машину и вошел в подъезд. Минул примерно час или чуть больше… – женщина задумалась. – Да не примерно, а совершенно точно. Без пяти минут семь он вновь появился во дворе.
– Вы так хорошо запомнили время? – удивился Гуров.
– Я всегда в этот час жду Машу. Она работает до шести, потом едет на метро, заходит в гастроном на углу и около семи или в начале восьмого возвращается домой. Так вот вчера, как раз когда Маша вошла во двор, Тимофей Олегович подошел к своей машине. И я именно в это время взглянула на часы, – Надежда Сергеевна подняла глаза на настенные ходики в роскошном палисандровом корпусе. – Вот на эти.
– Вы ничего не перепутали? – осторожно спросил Гуров. – Вчера была суббота. Ваша дочь работает по субботам?
– Увы, трудится и по субботам. Ее институт успешно почил в бозе где-то в девяносто седьмом году, и сейчас она вынуждена заниматься торговлей. Кандидат физических наук, без пяти минут доктор, самым банальным образом торгует на рынке китайским ширпотребом, – сообщила Гурову Надежда Сергеевна. – А Николай Ильич стезю главного инженера проекта поменял на более хлебное место механика станции технического обслуживания автомобилей. И, говорят, его весьма ценят и в этом качестве.
– Николай Ильич – это кто? – осторожно осведомился Гуров.
– Муж Машеньки, мой зять. Они сегодня с Олечкой и Женей отправились на дачу. Готовят ее к зиме – укрывают деревья, кусты. Вот только погода подкачала.
Кто такие Олечка и Женя, Лев Иванович уточнять не стал. Лишь предположил, что это дети Машеньки и, соответственно, внуки Надежды Сергеевны.
– Надежда Сергеевна, а вы видели, как Зеленский садился в машину? – спросил Гуров.
– Да, видела, – коротко ответила старушка, вызвав у Гурова внутренний трепет. Он, будто легавая, почуявшая дичь, сделал стойку. Надежда Сергеевна продолжила: – И скажу сразу, что Зеленский у машины был не один. Когда Тимофей Олегович открыл дверцу машины, от первого подъезда к нему быстрым шагом подошел мужчина.
– Они с ним здоровались, говорили, может, дрались? – нетерпеливо задал наводящие вопросы Гуров.
– Подождите, – старушка приложила кончики пальцев к вискам и опять прикрыла глаза. Гуров молчал, боясь помешать ей воспроизвести в памяти картину произошедшего. – Мне показалось немного странным, но я вчера не придала этому значения. Тот мужчина приблизился к Зеленскому со спины вплотную, почти прижался к нему. А Олег Тимофеевич застыл, не оборачиваясь, как-то нарочито странно, словно тот человек говорил что-то очень важное, а Зеленский завороженно слушал его. Примерно секунд десять они были в зоне моего внимания, пока я не отвлеклась. И все это время они так и стояли: незнакомец за спиной Зеленского, так и не повернувшего к нему головы. И это напряжение в застывших позах… Да, именно напряжение – я только сейчас это поняла. Может быть, то, что я вам рассказала – излишне экзальтированное восприятие увиденного, спровоцированное вашим посещением, однако мне кажется, что так все и происходило, – словно извиняясь, сказала Надежда Сергеевна.