Ну что. Все понятно. Мне сделано предложение, от которого я не могу, а, главное, гори оно все огнем, не хочу отказаться.
– Так ты вопроса не задал, ты сделал предложение, – я решила хоть на чуть-чуть затянуть свой ответ, – на которое я, по зрелом, пятисекундном размышлении, решила согласиться.
С этими словами я подлетела к нему и ухватила так, что мы оба чуть не грохнулись на землю. Он тоже обхватил меня, и минут на пять мы выключились. Наконец, я чуть отстранилась и повторила вопрос: «А как отнесется начальство?». Тут Вася повел меня к тому стволу, на котором я уже сидела дней десять назад, усадил, сел рядом, обнял и заговорил.
– Совершаю еще одно должностное преступление. Передаю разговор, который состоялся у меня с капитаном, после той вашей встречи и игры в шахматы.
Валентин Петрович тогда зашел в кабинет, приказал мне сесть, сам уселся за столом и стал поглаживать затылок – значит, не мог решить с чего начать. Наконец он спросил:
– Ну и как тебе эта больная на голову, но прекрасно играющая в шахматы и свободно цитирующая точно к месту не очень распространенные литературные произведения девица?
Сама понимаешь, отмолчаться я не мог, а выкладывать все, что выяснил, не хотел, потому что не знал, как Валентин Петрович к этому отнесется.
– Странная девица, товарищ капитан. Видно, что не местная и что оказалась совершенно не готова к той ситуации, в которую попала. Но на шпионку не тянет. Ни по возрасту, ни по поведению. А с этой странной потерей памяти вообще ничего понять не могу. Это помнит, а это не помнит. Пока ей предъявить совершенно нечего, кроме того, что помогла захватить живьем Таращука. Но этот факт ей в плюс, а не в минус. Да, документов нет, плохо, но это не по нашей части – это к милиции. Хотя я бы не торопился туда переправлять ее дело. Но собственно и дела-то нет. Есть просто бумага, на которой я уже изложил эти свои соображения, и которую подшил в папку. Как эта папка будет пополняться и будет ли пополняться вообще, я пока не знаю.
Капитан снова помолчал и продолжил.
– А теперь слушай меня внимательно, Василий. Папку твою я, конечно, уже просмотрел. Про подобные потери памяти мне известно. Врачи называют это ретроградная амнезия. Так считает и Сергей Палыч. НО. Эта девчонка все или почти все врет. Доктор хорошо разбирается в сотрясениях, но я еще лучше разбираюсь в людях. Никакой амнезии у нее нет, все она прекрасно помнит. Это первое. Просто она, как ты правильно отметил, неожиданно попала в совершенно незнакомую для себя ситуацию без документов и без денег, да еще и голову повредила. Вот и выкручивается, как умеет. Допуская при этом одну ошибку за другой. Второе. Никакая она не шпионка – это тоже очевидно. Не те реакции, не те приемы. Не тот взгляд, если хочешь? А про возраст я уже и не говорю. В глазах сильнейшее беспокойство, но нет никакого страха перед органами. Значит беспокойство связано с чем-то другим. Вот и выясни с чем. Материалы по ней мы никуда передавать не будем. Начальство голые факты не очень-то любит. Ему сразу нужно и факты, и анализ, и рекомендации. А у нас кроме куцых даже не фактов, а фактиков ничегошеньки нет. Милицию пока оставим в стороне. Короче, возьми ее под плотный контроль или, скорее, не под контроль, а под опеку. Знаешь, я недавно читал детям сказку про двух лягушек, попавших в сметану. Одна побарахталась, решила, что все бесполезно и утонула. А вторая барахталась из всех сил, не сдавалась, в конце концов, сбила из сметаны масло и выпрыгнула. Вот эта девица чем-то напомнила мне вторую лягушку. Она всегда будет барахтаться и никогда не сдастся. Так что пристрой ее на работу. Может она действительно окажется неплохим преподавателем физкультуры. Попробуй ее в роте.
А в конце добавил еще слова, которые я от него совсем не ожидал.
– Вот тебе бы такую жену. Она не чета той вертихвостке. На эту всегда сможешь положиться.
– Так значит, ты просто выполняешь пожелание капитана? – как бы возмутилась я. – А у самого глаза где были?
– Глаза были, где надо. Я ведь к этому времени уже исследовал твой рюкзак, видел твой странный паспорт, в котором зафиксировал главное – что ты 1990 года рождения и что тебе сейчас девятнадцать лет – у тебя там оказалась газета, датированная 2009 годом, а арифметику я знаю. По математической книжке можно сказать, что ты учишься в техническом высшем учебном заведении. Осталось неизвестным только, зачем и как ты сюда попала.
– Вот на это, как любит говорить мой папуля, наука дает совершенно точный ответ – неизвестно. Села в своем времени в рейсовый автобус в Барановичах ехать к бабушке, задремала, а проснулась в момент аварии уже в этом автобусе и в этом времени.
– Но ведь тебя беспокоит не только это?
– Да, не только. Но об этом немного позже. Сначала я хочу кое-что достать из рюкзака, а потом ты поможешь мне его хорошенько спрятать.
– А зачем прятать? Возьмем домой. Кто сунется смотреть вещи к лейтенанту госбезопасности?
– Надо спрятать, как я говорю, и не спорь с женой! Пусть даже с будущей.
Вася внимательно поглядел на меня, почесал в затылке и поставил рюкзак передо мной. У меня возникло одно неясное подозрение, которое я тут же решила проверить.
– Вася, ты передал все слова капитана обо мне?
– Не все, – сознался он. – Он еще добавил, что ты станешь командовать мной еще строже, чем он.
– И, тем не менее, не побоялся сделать мне предложение?
– Не побоялся, потому что влюбился в тебя сразу, как только увидел.
Мы еще раз отключились на несколько минут. После этого Вася подхватил рюкзак и под моим руководством потащил его вглубь леса. Метров через триста мы нашли подходящий клочок земли. Следуя моим ЦУ, Вася аккуратно срезал кусок дерна, вырыл яму нужных размеров, высыпая землю в текущий рядом ручеек, поместил туда рюкзак, присыпал землей и сверху накрыл дерном. Все, через несколько дней, когда трава пойдет в рост, это место вообще без знания примет не найти.