Потом всю осень и всю зиму Димка готовился снова ехать с отцом в лес: точил крючки, выстругивал поплавки из пробок, делал сушилку для грибов, даже пытался смастерить соковыжималку для красной смородины. Ему и в голову не приходило, что продолжения может не быть. Однако весной в поселке все чаще стали звучать слова «работа» или «будет работа». Мужики собирались кучками и что-то перетирали между собой. Когда неопределенность стала невыносимой, Димка набрался-таки смелости и прямо спросил отца:
– Так мы что… не поедем?
– Нет! – отрезал Иван.
Почему-то этот невинный, казалось бы, вопрос ребенка просто взбесил отца. Он выскочил из дома, хлопнув дверью и сбив по дороге ведро в сенях. Вечером дружки принесли его домой пьяным до невменяемости.
Когда дорога чуть просохла, в поселок приехала машина-вахтовка. Мужики с мешками и сумками залезли в кунг и уехали – до поздней осени. Осенью отец привез много вкусной городской еды, красивую шубу для мамы, а Димке подарил настоящий компьютер. Правда, он быстро сломался, потому что электричество в поселке часто «моргало».
И вот теперь Иван Малахов лежал, завернутый в брезент, в задней части салона вертолета, а Димка плющил нос о стекло иллюминатора. Сначала у него, конечно, возникло желание поплакать, но его вытеснило осознание того, что отец совершил какой-то правильный, геройский поступок. Кажется, это признали даже его враги – менты и главный рыбник Сосюков! А еще где-то в глубине Димкиной души шевелилось предчувствие чего-то хорошего, чего-то безмятежно-радостного, какой-то сказочно-прекрасной жизни, которая ждет его впереди, – надо только восьмой класс окончить!
А земля сверху оказалась совсем и не красивой. Вдали были горы, а вдоль реки и на склонах сплошные кривоватые блеклые прямоугольники и квадраты, по которым в разных направлениях проходили черные или грязно-желтые полосы.
– Нравится? – спросил сидевший рядом Сосюков.
Димка не хотел с ним разговаривать, но не мог удержаться от вопроса:
– А почему квадраты?
– Где?
– Да вон – внизу.
– А, это… Вырубки.
– Везде что ли?! – изумился Димка. – Но там же лес!
– Да разве это лес? – мрачно усмехнулся рыбник. – Дрянь всякая, как у вас возле поселка. Ты настоящего леса уже не застал, парень. Настоящий-то лес весь свели – от моря до моря. Где двадцать лет назад рубили, где десять, где пять… На старых вырубках уж по новой наросло – кусты да болота. Вот это лесом ты и называешь.
– Неправда! Мы с отцом ездили – я в первом классе учился!..
– В Черную падь что ли? – усмехнулся инспектор. – Так и ее вырубили. Нашелся один удалец: договор заключил, технику подогнал, бригаду ваших жигановских лесорубов нанял. Пока мы с Москвой переписывались, они весь заказник снесли – до последнего дерева. И в Китай продали.
– А… – Димка повернулся и уставился на брезентовый сверток.
Сосюков понял его движение по-своему:
– Ну да, твой отец тогда бригадиром у лесорубов был.
– Врешь! Ты все врешь, гад!!!
– Нет, – качнул головой инспектор, – не вру. Ты мне еще кровную месть объяви за отца.
– Вырасту и убью тебя! – страстно пообещал Димка.
– Я и так долго не проживу, – усмехнулся Сосюков. – У меня знаешь сколько кровников?
– Так и надо тебе! Так и надо! Ты людям жить не даешь!
– Угу, я первый враг всем, и нет мне пощады, – как-то очень мрачно согласился инспектор. – За каким чертом Иван тебя на Гачу взял?!
– Я сам напросился! А ты… Ненавижу! Я обязательно тебя убью!
– Ну-ну… – вздохнул Сосюков. – Ученые сказали, что в этом году последний подвал на Гаче. Если нерка опять не пройдет на нерест, ее больше в реке не будет – конец популяции. Мы с огромным трудом добились запрета ловли на устье – у рыбаков было все проплачено! Так Нелюгин за нашей спиной дал добро Шинагину на отлов в верховьях реки. А ваши и рады стараться…
– У наших работы нет!
– А!.. – устало махнул рукой инспектор. – Одним суп жидок, другим жемчуг мелок. Всем деньги нужны – и прямо сейчас. А что детям вашим достанется, никого не колышет. Зверя истребили, лес вырубили, теперь последнюю рыбу долавливают. И что? Кому-то жить от этого лучше стало? Может, кому и стало, но не вам и не здесь. Те, кто в перестройку тут безобразил, давно на Кипре и в Англии проживают. Давай замочи Сосюкова, чтоб областным воеводам жить было спокойнее!
– Ты герой, да? А мы все плохие, да?!
– Нет, я просто смертник, – без улыбки сказал инспектор, – камикадзе, если хочешь. Слышал про таких?
– Читал…
– Наверное, изменить уже ничего нельзя, но я отдам жизнь за эту землю. Она – моя, я люблю ее.
Часть первая
ПРЕЖНИЙ ЛАД ...
Примечание автора
Отец и сын Малаховы, Андрей Шубин, Михайло Смирный в исторических документах не упоминаются. Некоторые персонажи существовали в реальности, но настоящие имена их неизвестны. Цитаты из документов (выделены курсивом) приводятся по работам Е. Г. Кушнарева, А. С. Зуева, Г. А. Леонтьевой
В XVIII веке камчадалами русские называли ительменов, в настоящее время термин используется для обозначения группы населения, происходящей от смешанных браков .
Глава 1
ГОДЫ 1726–1727, ЗИМА, ВЕСНА И ЛЕТО
Ранней весной 1699 года Владимир Атласов покинул камчатскую землю. Он собирался вскоре вернуться – уже полновластным хозяином открытого им пушного Эльдорадо. На Камчатке тогда совсем не водились белки, зато на соболей и роскошных лис не надо было даже охотиться. Их можно было просто бить возле жилья в любом количестве. Впрочем, и этим утруждаться необязательно, поскольку на полуострове хватало местного населения. Камчадалы были наивно-доверчивы и неорганизованны, их детская воинственность не шла ни в какое сравнение с агрессивностью якутов, чукчей и даже коряков. Соболя и лисы раньше им только мешали – портили съестные припасы. Заставить аборигенов добывать пушнину для русских оказалось совсем не трудно. Кроме того, на Камчатке в изобилии имелась прекрасная еда – нерестовая рыба. Ее легко ловить, а еще проще отбирать у тех же ительменов. В общем, для служилого – «приискателя новых землиц» – Камчатка просто рай земной.