Татьяна вздохнула: и тогда девчонки завидовали, и сейчас немало женщин захотели б оказаться на ее месте. Муж – успешный бизнесмен, семья всем обеспечена, дочь уехала на учебу в Англию, а в перспективе – видно, не отвертеться – коттедж где-нибудь у Финского залива. А чему завидовать? Он как был провинциалом, когда из райцентра в Питер на учебу приехал, так им и остался: ни музыки, ни литературы, ни красивого обхождения не понимает. Но амбиции!.. Дворянское гнездо ему нужно строить! Зачем им, теперь, считай, на двоих, такой огромный дом? Мамин век к закату идет, дочь взрослая, и неизвестно, вернется ли в Россию или в Англии свою судьбу найдет.
Амбиции были присущи и самой Татьяне. Хотя мать ее служила в милиции, девочкой Татьяна приобщалась к культуре, чтобы не молчать в «умном» разговоре. Посещала лекции в Эрмитаже и даже через силу высиживала концерты в филармонии. И ныне, работая на рутинной должности конструктора по водоснабжению, отслеживала модные выставки и обсуждаемые на службе кинофильмы. Но главным ее увлечением стало разведение цветов и выращивание ягод на дачном участке. В общем, в характере Татьяны проявлялись на первый взгляд полярные черты. Поэтому она все время ощущала неполноту своего бытия. Муж отказывался сопровождать ее в театр или на выставки, равно как возделывать огород. А потому общение супругов ограничивалось темой воспитания дочери или финансовыми вопросами.
Татьяна мотнула головой, и хвостик волос повторил ее нервное движение.
– Дима, я уже говорила тебе, что думаю про это строительство. Повторяю еще раз: мне новый замок не нужен. Ты лучше скажи мне: эти твои дела в субботу так уж обязательны? Ты не можешь их подчиненным поручить? Я хотела бы, чтобы ты поехал со мной на дачу. У меня малина пропадает, да и крыльцо обветшало, починить бы его. Мама обижается, что к чужим людям приходится обращаться за помощью. И потом, мне что, опять переполненной электричкой добираться? А назад как? С тяжелыми банками? Варенье надо будет в город вывезти.
Дмитрий вцепился пальцами в баранку так, будто бы кто-то грозил отнять у него руль. В ответ он тоже хотел отчитать жену, но сдержался, жалея ее. Татьяна отстала на целую эпоху. Дмитрий, как большинство его друзей, иначе относился к даче – считал ее местом отдыха. Его средств хватило бы не только на варенье для семьи, но и на открытие плодово-ягодного производства. Однако Татьяна продолжала жить в прошлом, застряв где-то в девяностых. Тогда урожай с шести соток был едва ли не средством выживания для молодой семьи. Но и теперь жена по инерции копалась в земле, будто не видела, как изменились их жизнь и материальное положение.
– Ты вот что, Таня: поезжай завтра электричкой на свою фазенду, вари там варенье, а я вечером в воскресенье за тобой приеду, и все, что надо, вывезем в город.
Татьяна успокоилась, уже окидывая мысленным взглядом ряды прополотых грядок, ягодные кустарники и родные цветы на клумбах.
Их шесть соток и стандартный домик на них находились в садоводческом массиве под станцией Мга. Места те славились непроходимыми болотами, а во время Отечественной войны еще и ожесточенными боями, поэтому земля была изрыта воронками и траншеями. На исходе социализма власти провели здесь мелиоративные работы, нарезали участки под огороды и передали их в бесплатное пользование работникам предприятий. Среди тысяч «владений» затерялся и клочок земли, выделенный теще Дмитрия, в то время выходящей с милицейской службы в отставку.
Ныне постаревшей владелице участка, матери Татьяны, было не по силам внаклонку копошиться в земле и поддерживать дом в надлежащем виде, но она сумела переложить заботы о хозяйстве и огороде на плечи дочери. Татьяна приняла груз безропотно, поскольку каждое лето здесь отдыхала Алиса, а ребенку были полезны витамины с грядки. Дмитрий же, войдя в эту семью еще студентом, поначалу кое-что подбивал-подколачивал в дачной халупе, но позднее, приноровившись хорошо зарабатывать, откупался от жены и тещи деньгами. Бывал он во Мге редко, краткими наездами.
В субботу утром – первое утро без дочки, уже сообщившей, что долетела в Лондон благополучно, – настроение у осиротевших супругов было тоскливое.
Дмитрий, хотя внешне не выражал своих чувств, слонялся по комнатам не находя места: без Алисы он почувствовал себя потерянным. Татьяна добивала его, ругая за то, что отправил дочь за границу. Жена не только сейчас, в печальный для семьи момент, но и обычно была для Дмитрия источником раздражения и беспокойства. Едва он располагался отдохнуть на диване, ей сразу не терпелось занять его каким-либо хозяйственным делом. А он и на работе уставал изрядно, потому уклонялся от ее поручений. Так что оба они оставались недовольны друг другом, не умели радоваться совместному общению, а лишь поддерживали правила игры под названием «семейная жизнь».
После завтрака Дмитрий подвез жену на своем джипе до вокзала и, не дожидаясь, когда подадут нужную ей электричку, оставил на платформе. Напоследок он окинул жену критическим взглядом: несмотря на очки в интеллигентной оправе, выглядела Татьяна в своих мешковатых брюках и бесформенной куртке не только серо, но и старообразно. А на ее тележку, привычную спутницу неугомонных пенсионерок, Дмитрий и вообще без содрогания смотреть не мог. Однако сам он и был виноват в том, что супруга не расставалась с этой колымагой. На себе много не унесешь, а от станции до места надо было пройти пешком изрядное расстояние, и любая ноша удваивалась в весе, клонила плечи к земле.
Однако озабоченность жены Дмитрия не тревожила. Он быстро покинул гудящий улей вокзала, и, вдыхая воздух свободы, снова сел в машину – в глазах его уже сверкали нетерпеливые искорки. И вскоре его джип стрелой летел по широким проспектам и улицам – в выходной день в городе ни пробок, ни пешеходов… Проскочил Невский, промчался по набережной Фонтанки мимо своего дома и вскоре выехал на юго-запад, к Нарвской Заставе.
Ворота, увенчанные конной колесницей со статуей Славы, утверждали победу русских воинов в Отечественной войне 1812 года, являясь одним из красивейших памятников города. Однако на Дмитрия это сооружение влияло еще и каким-то мистическим образом. Неизменно выходило так, что, миновав арку, он мгновенно выключался из напряженного ритма обыденной жизни и его тут же наполнял романтический дух предстоящего свидания. Насвистывая популярную мелодию, Дмитрий свернул с широкого проспекта – протянутая рука стоящего на высоком постаменте товарища Кирова как бы указывала ему направление. Проехал по грязноватому закоулку, застроенному домами барачного типа. Прежде сюда селили рабочих близлежащего танкового завода, а теперь здесь жили неимущие наследники тех рабочих. Его подруге квартира досталась после смерти одинокой тети.
Дмитрий притормозил у обшарпанного подъезда, выбрал среди контактов слово «Дима» и нажал кнопку вызова. Ларису в своем телефоне он замаскировал под именем вымышленного тезки, чтобы жена, вздумай она влезть в его трубку, ничего не заподозрила. «Дима» вписывался в ряд его реальных знакомых – всяких Сань или Андрюш. Впрочем, хозяин мобильника страховался напрасно: жена не имела обыкновения рыться в записных книжках Дмитрия, хоть бумажных, хоть электронных. Это ее безразличие – или разумная стратегия – позволило семье Беломорцевых просуществовать почти двадцать лет. Но неверный муж, тоже дорожа «семейными ценностями», считал разумным предусмотреть любую случайность.