«Вредная девица» очень внимательно посмотрела на меня своими зелеными глазами, а затем принялась рыться в пакете с продуктами.
– Вот, – вытащила она оттуда пачку печенья «Юбилейное в шоколаде». – Угощайся. А то неизвестно, сколько мы еще тут с тобой просидим.
Едва взглянув на «Юбилейное в шоколаде», я вдруг сообразил, что просто умираю от жажды.
– А попить у тебя случайно ничего там нету? – с надеждой воззрился на пластиковый пакет я.
– Только молоко, – ответила Жанна.
– Годится! – воскликнул я.
Жанна вытащила литровую пачку молока. Теперь у меня внутри просто все горело. Я потянулся к пакету, но она решительно отвела руку.
– У тебя среди вещей чашка найдется?
– А на фига?
– Он еще спрашивает! – возмутилась Жанна. – Напустишь мне слюней в пакет, а нам с матерью потом допивать.
Логика у нее была просто железная. Я наугад полез в одну из картонных коробок и обнаружил там небольшую кастрюльку.
– Лей сюда.
Жанна, с трудом надорвав пакет, налила молока. Я жадно припал к кастрюле.
– Феденька, ты еще здесь? – послышался сверху голос моей родной матери.
– Куда ж он денется, – ответила за меня Жанна.
– Я уже приехала, – снова заговорила мать. – А папа дозвонился в диспетчерскую. Ему обещали прислать мастера.
– Когда? – спросил я.
– Да говорят, мастер сейчас в другом месте лифт чинит, – объяснила моя родительница. – А как в диспетчерскую вернется, так его сразу к нам и пошлют.
– Значит, точно будем сидеть до самого вечера, – вздохнула Жанна.
– Девочка, это ты мне? – не поняла мать.
– Нет, это я ему, – пояснила Жанна.
– Тогда вы еще потерпите, а я пока кое-что занесу в квартиру, – сказала мама, и мы услышали ее удаляющиеся шаги.
– Хорошо, Федя, я хоть с продуктами, – и Жанна вновь протянула мне пачку «Юбилейного в шоколаде».
На сей раз я не отказался.
Час спустя нас спасли. Правда, лифт остался на том месте, где застрял вместе с нами. Верней, мастер вручную подтянул кабину до восьмого этажа, не преминув сообщить радостное известие. Мол, на услуги лифта до завтрашнего утра можете не рассчитывать, все равно бесполезно.
Грузчики, естественно, давным-давно уехали. Так что вещи нам пришлось тащить до десятого этажа на себе. Спасибо еще, Жанна помогла. Пока мы таскали, она караулила оставшееся.
Квартира ее оказалась рядом с нашей. И даже выяснилось, что кухни у нас соединены общей лоджией.
– Ладно, Федор, – сказала напоследок она. – Сегодня, конечно, тебе уже некогда. А завтра, если будет время, забегай. Могу тебе наш район показать.
– Согласен.
И я кинулся на помощь отцу, который волок по коридору последнюю коробку.
Когда наконец все вещи перекочевали в квартиру, я отправился на детальную экскурсию по нашему новому жилищу. Естественно, больше всего меня волновала собственная комната. Тому, кто всю осознанную жизнь провел в уголке за родительским шкафом, нетрудно понять мой восторг при виде светлой комнаты с новой, тоже светлой, мебелью, новым диваном, широким письменным столом и, наконец, собственным телевизором-двойкой.
Конечно, если бы предки со мной посоветовались, я бы предпочел компьютер. Но они, видно, хотели сделать мне сюрприз. Впрочем, собственный телик – тоже совсем неплохо. Родителей вечно интересовали одни передачи, а меня совсем другие. Теперь с этим покончено. Отныне у нас будет полный суверенитет. Пускай мать смотрит свои любимые сериалы.
– Ну? – показались в комнате отец с матерью. Лица у обоих сияли. – Ты доволен?
– Ага, – кивнул я. – Спасибо.
– А компьютер чуть позже получишь, – будто прочел мои мысли отец.
– Когда? – захотелось знать мне.
– Вот разберусь немного с долгами и… В общем, скоро, – ответил предок.
Словом, жизнь вроде бы складывалась совсем неплохо. Видимо, даже слишком неплохо. Потому-то на следующий день все и началось.
Глава II
КНЯЗЬ СЕРЕБРЯНЫЙ
Утром меня разбудили громкие звуки. Ничего толком спросонья не понимая, я босиком подбежал к окну. Звуки неслись с улицы. Большой духовой оркестр старательно наяривал громкий похоронный марш. Перед оркестром медленно двигалась траурная процессия, несущая полированный гроб с медными ручками и отделкой тоже из меди. Все это двигалось от нашего дома по направлению к видневшемуся вдали кладбищу. Оркестр играл от души. Звуки труб надрывали сердце.
– Эй! – влетел я в спальню родителей. – А вы говорили, что здесь не хоронят. Смотрите!
Впрочем, призыв мой был излишен. Предки уже и так стояли возле своего окна и смотрели, а также слушали.
– Не понимаю, чему ты, милый мой, радуешься, – сказал мне отец.
Я немного смутился.
– Да, вообще-то, конечно, чего уж тут радоваться, когда кто-то там умер.
– Дело совсем в другом, – оборвал меня предок. – Понимаешь, нас обманули. Нахально обманули. Если тут каждый день будут продолжаться похороны в сопровождении духового оркестра, то нам придется срочно отсюда съезжать.
Отец еще хотел к этому что-то добавить, но тамбурмажор подал оркестру энергичную команду. Тарелки, трубы и барабаны оглушительно грянули, захлестнув своей скорбной волной все остальные звуки, в числе которых был голос моего предка.
– О господи! – схватилась за голову мать. – Нет, это действительно невыносимо!
– Совсем обнаглели, – поддержал отец.
Оркестр тем временем перешел с бурного форте на траурное пиано. Жизнь стала немного легче, но не скажу, чтобы веселее. Теперь, когда траурный марш звучал тише, стали слышны скорбные всхлипы толпы.
– Я только одного не понимаю, – продолжал возмущаться отец. – Посмотрите, какой у них катафалк тут стоит, – он указал на блестевшую черным лаком машину, которую почему-то оставили возле нашего дома. – Неужели этого, в гробу, не могли до самой могилы довезти?
– Игорь, – перебила мать. – Откуда ты знаешь, что в гробу «этот», а не, например, «эта»?
– Мне так кажется, – отмахнулся отец, – но, вообще-то, мне без разницы. Важен сам факт. И этот факт мне лично не нравится.
В тот момент, когда мы, немного очухавшись, сели завтракать, с улицы раздалась громкая стрельба. Отец вылетел на лоджию. Мы последовали за ним. Оказалось, что палят в воздух возле могилы.
– Похоже на воинские почести, – сказал отец.
Стрельба прекратилась. Оркестр заиграл российский гимн.
– И впрямь почести, – уверился в своих предположениях предок.
– Видно, какой-то важный государственный деятель, – предположила мать.
– Важных государственных на такое кладбище не повезут, – возразил отец.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – сказала мать.
– Понятно лишь то, что нас обманули, – снова завел свое предок. – Надо же так влипнуть. Из центра Москвы попали прямо на кладбище.
– Погоди, Игорь, – вмешалась мать. – По-моему, это все-таки недоразумение. Мы с тобой на эту квартиру столько раз приезжали – и ни одних похорон.
Мы вернулись на кухню к прерванному завтраку. Папа сосредоточенно молчал. Меня вдруг осенило:
– Надо у Жанны спросить. Они ведь сюда уже месяц назад переехали. И ее окна на эту сторону выходят. Вот я после завтрака схожу и выясню, хоронят тут или нет.
– А вещи разбирать? – строго взглянули на меня оба родителя.
Я ответил, что большую часть уже раскидал по шкафам вчера, а остальное доразберу вечером.
– Ладно, – сдался отец. – Беги к своей Жанне. Только чтобы к обеду вернулся.
Быстренько собравшись, я позвонил к соседям. За дверью послышался звонкий лай. Затем щелкнул замок. Из дверей вылетело нечто маленькое и черное. Оно завертелось волчком.
– Пирс, фу! – выбежала из квартиры Жанна. – Ко мне!
Существо замерло и оказалось лохматым, усатым и бородатым песиком.
– Это твой? – посмотрел я на Жанну.
– Естественно, мой, – усмехнулась она. – А ты думаешь, одолжили?
– Да нет. Не думаю, – смутился я. – А какой он породы?
– Двортерьер, – ответила Жанна. – Метис. Нам с мамой хозяева его матери, – перевела она взгляд на Пирса, – сказали, что он помесь скотчтерьера и блускайтерьера. Но, возможно, у него были еще какие-то родственники. Других, так сказать, пород.