Родители назвали меня Аглаей. Гланя, Глаша – почему-то мне с самого детства было неудобно озвучивать собственное имя. Первая учительница спросила, как меня зовут, я бодро и звонко соврала: Таня. Долгое время меня так и называли, афера открылась на родительском собрании. В тот вечер родители долго со мной разговаривали – в папином монологе доминировало непонятное мне слово «инакомыслие». С возрастом я все-таки усвоила, что они тогда имели в виду: мне стоит гордиться тем, что я не такая, как все – Даша, Маша или Юлечка, – само имя, как магический талисман, намекало: я особенная.
Может быть, поэтому из меня и вырос типичный городской фрик. Если бы в паспорте моем значилось тривиальное «Мария» или «Татьяна», то, возможно, моя судьба сложилась бы несколько иначе – вдруг я стала бы нежной тургеневской барышней, любительницей тугих кудельков у лба и белых шляпок в солнечную погоду? Но нет – на моей голове вечный хаос (которому я вот уже много лет тщетно пытаюсь придать видимость нарочитого художественного беспорядка), я ношу простые льняные платья, домотканые рубахи, шали крупной вязки и длинные янтарные бусы – все это покупаю со скидками у арбатских старух. Зимой – толстые вельветовые штаны, свитера грубой вязки и обычные валенки, которые я собственноручно расшила бисером, блестками и разноцветным стеклярусом. Расчесанные на прямой пробор волосы ни разу не удостоились знакомства с краской.
Моя мать – бизнес-леди с отточенной в «Жак Дессанж» стрижкой и трехсотдолларовых туфлях – говорит, что я похожа на хиппи. А я не против…
Честно говоря, не знаю, когда белесая апатия окутала меня своими пуховыми крыльями. Скорее всего, произошло это не в какой-то конкретный момент – хитрая депрессия потихонечку, семенящими старушачьими шажочками отвоевывала мое пространство – до тех пор пока не разрослась вьюнком, который ничем не вывести…
Сидим, курим…
– Влюбиться бы мне, – говорю.
– Это еще зачем? – не понимает Марина, уже давно воспринимающая мужчин сквозь призму профессионально дозированных «оооох» и «ахххх».
Марина – классическая красавица. Такая красавица, что, глядя на нее, захватывает дух (ну или хочется повеситься на собственных чулках – в зависимости от половой принадлежности и крепости нервов любующегося). У нее нет подруг, кроме нас. У таких женщин по закону природы подруг быть не может. Ей повезло, что я пофигистка, a Len'a (crazy) влюблена в саму себя настолько искренне и взаимно, что давно утратила досадную женскую способность к адекватному сравниванию.
– А у Глаши депрессия, – щурится Лена, – ей кажется, никто ее не понимает.
– Ну что ты сразу… – досадливо морщусь я, – скорее, это апатия. В моей жизни уже давно ничего не происходит.
– А чего ты хочешь? – удивилась Маринка. По-моему, из нас ты единственная лишена амбиций.
– В социальном плане – возможно. Но когда я три года назад с огромнейшим скандалом уходила из дому, – при этих воспоминаниях я всегда мрачнею и так заметно, что, по словам окружающих, словно старею на десять лет, – тогда мне казалось, что впереди – полнокровная жизнь! Viva свобода и независимость! Примерно тогда же я познакомилась с вами… И все это было так необычно, так весело! А потом прошло время, но ничего не изменилось.
– Может быть, тебе пропить курс витаминчиков? – проявляет заботу Марина.
– Может быть, это первые ласточки старости? – осеняет меня.
– Ага, в двадцать пять лет, – фыркает Лена, – еще скажи про то, что вчера заметила морщинку, ну или там про целлюлит. И я перестану с тобой общаться.
– Значит, влюбиться хочешь, – задумчиво повторила Марина.
– А то, – я осторожно сбила пепел кончиком ногтя, – лучший курс витаминчиков – это хороший секс с человеком, который хоть немножко тебя волнует. А у меня уже полгода нет никого. Товарищ, с которым познакомилась в пельменной «Моня», не в счет. Во-первых, наутро безо всяких объяснений исчез. А во-вторых, он слишком много пил, чтобы я хоть немного об этой утрате сожалела.
Правило городского выживания № 1: если ты не помнишь имени мужчины, с которым переспала, значит, никакого мужчины и вовсе не было.
– Хорошо, что не спер ничего, – тоненько хихикнула Len'a (crazy), – а то вот одна моя знакомая на прошлой неделе подцепила в «Галерее» мужика, с виду очень даже ничего. Привезла его к себе, на тайную квартиру, которую втихаря от своего мужика снимает. Знаешь, такая огромная хата с выходом на крышу. Кстати, крыша там тоже выкуплена и на ней построена беседка – такая красота: белоснежные норковые шкуры, позолоченные лавочки. Но не суть важно. Развлеклись они, значит, по полной программе. Он ей дал какую-то таблетку – у нее чуть ли не из ушей пар шел от возбуждения. Какой-то более усовершенствованный вариант «Виагры», ему из Токио привезли. А потом она вырубилась так, что пошевелиться не могла. Наутро очнулась, обнаружила, что все ценные вещи куда-то запропастились. И норковые шкуры, и ее драгоценности, и бутылки из домашнего бара. А там, между прочим, был коньяк стоимостью четыре тысячи долларов. Даже сапоги ее спер, представляете?! Сапоги! Впрочем, вам не понять.
Len'a (crazy) в последнее время часто бывает бестактна. Ее демонстративное выпячивание богатства обосновано вовсе не стервозностью или желанием нас унизить. Просто богатство это (вместе с любовником по прозвищу Пупсик) свалилось на ее коротко стриженную голову так внезапно, что она не успела на него нарадоваться, поэтому мы на нее не обижаемся.
Len'a (crazy) – вовсе не сноб, косо поглядывающий на тех, кто искренне считает «Советское» шампанское напитком богов и покупает обувь на распродаже в магазине «Ж». Просто она еще не успела освоиться в неожиданно обрушившемся на ее голову мире богатства и вседозволенности.