– Перестал я им деньги давать. Воруют! Везу в основном одежду, книги, сладости и игрушки для самых маленьких. А ты на какие добрые дела тратишься?
– Недавно оплатил операцию по разделению сиамских близнецов. В Канаду пришлось мальчиков везти. А потом купил этой семье трехкомнатную квартиру и машину.
– Пропьют! – убежденно сказал Мишка. – Когда на людей деньги с неба падают, они пускаются во все тяжкие. Вот посмотрите на нас – какой херней мы занимаемся!
– А что вы предлагаете? – окончательно разозлившись дурацким наездом, заорал я. – Какие у вас идеи, кроме универсальной: напиться-забыться?
– Надо сделать что-нибудь глобальное, – глубокомысленно изрек Гарик. – Не пользовать историю как продажную девку, а попытаться внести изменения!
– А надо ли? – попытался я охладить пыл друга. – Ну вот грохнули мы Ленина? И что? Да ничего! В нашей реальности ничегошеньки не изменилось! Ведь доказали уже: любой наш поступок вносит определенные изменения в реальность, но если по возвращении изменения не видны, значит, это другая реальность, другой мир, а тот, с изменениями, стал параллельным. Следовательно, можно отправляться в любой век, в любой год, убивать хоть Чингисхана, хоть Гитлера, хоть Сталина, даже своих предков (прости меня, Господи!). И по возвращении убедиться в том, что в прошлом нашего мира ничего не произошло.
– Да, что там говорить, – посмурнел Гарик. – Если даже простое пересечение «окна» уже ответвляет новую реальность, а посмотреть, во что выльется наше вмешательство в историю, мы не можем!
– Да, жаль, – вздохнул разом утративший веселость Мишка. – Наливай!
Мы снова выпили. В это время на лестнице раздался шум и в комнату ввалилось несколько гостей. Празднование новоселья шло полным ходом. Наш разговор пришлось прервать.
Глава 6
После просмотра моих документальных фильмов Игорь понаделал три десятка «глазков» и решил отнять лавры у Сергея Бондарчука, сняв масштабное полотно об Отечественной войне 1812 года. Собрав оборудование, Гарик отправился под Бородино. Технология видеосъемок картин из прошлого была достаточно простой, но все же хитрее, чем у меня. Ведь я, как правило, снимал одним планом с одной или двух точек. Игорь же сначала обходил театр военных действий с ручной камерой, собирая данные о произошедшем и глядя на то, как разворачиваются события, подбирал места установки стационарных «глазков». С камерами, установленными на четырехметровые шесты, Гарик лазил по всему полю, добиваясь лучшего ракурса. Такой длинной подставкой он стал пользоваться после того как во время очередного разведвключения в открытое «окно» влетел идущий в атаку на батарею Раевского французский эскадрон. Будь «окно» побольше, последствия были бы гораздо печальнее. А так Игорь отделался только разбитым объективом. Теперь же камеры располагались выше самого высокого кавалериста.
С этими съемками Горыныч возился довольно долго. Только на Бородинскую битву ушло полтора месяца. Такой увлеченности можно было только позавидовать. Мы с Мишкой периодически помогали ему. Я разыскивал в архивах необходимые сведения о местах боев и составе участников. Бэдмен занимался цифоровым монтажом записей. Ну и, конечно, пришлось послужить Игорю в качестве грубой рабочей силы.
К слову сказать, те фрагменты, которые мне удалось посмотреть, не впечатляли. В художественном фильме все выглядит гораздо красочней. И дело здесь не только в выборе ракурса или экспозиции. В реальности все слишком грубо – мундиры на бойцах покрыты пылью и грязью, к тому же у солдат они не новы и потому выцвели и потерлись. При каждом залпе ружей и тем более пушек в небо поднимаются клубы очень густого дыма, который долго не рассеивается. От тысяч прошедших по ней ног и копыт земля превращается в месиво. Звуки, исторгаемые людьми и животными, сливаются в гул, в котором выделяется только бряцанье оружия. Ничего похожего на описанный поэтами звон клинков, а только немелодичный лязг. Мне казалось, что переплюнуть Бондарчука не удастся. Все-таки кино и реальная жизнь очень разные. Эта банальная фраза особенно подтверждается при съемке больших батальных сцен.
Но Горыныч превзошел самого себя. Его кинокартина поражала своим размахом и эпохальностью. При просмотре меня мучила только одна мысль: куда делся дым? Этот вопрос я и задал Игорьку после сеанса.
– Компьютерная обработка, мон шер! – довольно хмыкнул Игорь.
– Чудеса! Я помню момент атаки французов на флеши во время второго приступа. Там твоя камера установлена над бруствером. Артиллерия русских бьет в упор, и все застилают белые клубы, а когда они рассеиваются, в поле зрения одни трупы. А здесь прекрасно видно, как картечь косит наступающих. Такого кошмарного зрелища мне видеть не доводилось. Искусственно создать такой эффект не смогли бы даже в Голливуде. Я помню похожие сцены в фильме «Патриот» с Мелом Гибсоном. Помнишь, там во время сражения то голову оторвет, то ногу? Но твой фрагмент гораздо мощнее смотрится! У меня даже мурашки по коже бегают.
– А рейд казаков и легкой кавалерии по тылам французов? – вмешался в разговор Бэдмен. – Я таких озверелых морд никогда не видел. И это я, который в реальных боях побывал. Представь, что почувствуют зрители!
– Да, это тоже сильный момент. А контратака русских под командованием Багратиона и его ранение?
– Чисто зрелищно смотрится неплохо, а так, конечно, смотреть на наших ребят жалко, устали они нечеловечески – целый день тяжелый бой, и очередная контратака просто добивает их. Вы же видели – они еле бегут!
– Сколько сил у меня ушло, чтобы поймать момент ранения Багратиона, – сказал Игорь. – Вроде и место, и время известны, а ты попробуй найди определенного человека в этой мясорубке на площадке такого размера!
– Да, Игорек, ты просто гений кинематографа! За такой фильм «Оскар» тебе обеспечен!
– Осталось только найти способ представить мою картину широкой публике.
– И вот еще что, ребята! – сказал я. – После просмотра всего материала у меня сложилось четкое и однозначное мнение – русские должны были выиграть эту битву.
– А разве они ее проиграли? – спросил Мишка.
– По всем канонам ведения войны оставление поля боя противнику равнозначно поражению, – ответил я.
– Тогда с чего ты взял, что наши должны были победить?
– Вы обратили внимание, что на левом фланге русских войск, в лесу, стоял корпус под командованием генерала Тучкова. После того как вражеские войска полностью втянутся в сражение и будут измотаны, свежий корпус должен был нанести мощный удар во фланг. Примерно как Засадный полк на Куликовом поле. Вряд ли Кутузов стал бы выставлять свои войска на избиение, не имея замысла разгромить противника.
– Почему же этого не произошло?
– Тут настоящее предательство. Вспомните кадры из ставки Кутузова. Там какой-то штаб-офицер, говорящий с акцентом, самовольно отдает приказ корпусу Тучкова выйти на опушку леса. Там наших тут же засекли французы и открыли по ним огонь. Корпус понес большие потери, а главное – был засвечен. Так что в финальной фазе боя Тучков, получив приказ от командующего атаковать, сам повел остатки своих войск и погиб, не добившись результата.
– Вот оно что! – задумчиво протянул Бэдмен. – Действительно, припоминаю я этого офицера и его приказ. Узнать бы его фамилию.
– Зачем?
– Довести до сведения общественности, кто виноват, что наши проиграли Бородино и затем оставили Москву.
– Нам никто не поверит, да и к чему это? Восстановить историческую справедливость? А не лучше исправить эту ситуацию?
– Каким образом?
– А вот к тому «глазку», что установлен на Багратионовых флешах, добавить пулемет. Или два, – подкинул я идею.