В результате Флакк лишил иудеев гражданства и велел выселить в один из кварталов Александрии. «Выселив евреев из четырех кварталов, грабители согнали их в один, самый маленький. Но евреев было так много, что им пришлось расселиться по побережьям, свалкам и кладбищам, ибо они лишились всего, чем обладали. А гонители совершали набеги на их дома, теперь пустые, и грабили, распределяя добро как военную добычу. Они ворвались и в мастерские евреев, закрытые в знак скорби по Друзилле, и беспрепятственно вынесли оттуда все ценное (а этого было немало), причем тащили через рыночную площадь, распоряжаясь чужим имуществом как своим. Но еще более ужасным злом стало прекращение источников дохода, ибо всем – земледельцам, морякам, торговцам, мастеровым – было запрещено заниматься привычным делом, так что нищета наступала с двух сторон: во-первых, грабежи, в один день лишившие их всего имущества, а во-вторых, невозможность зарабатывать на жизнь привычным делом».
Судьба же тех, кто оказался на пути толпы, была такова: «А попав в руки черни, тотчас бывали они убиты, и трупы их тащили через весь город, топча и превращая в месиво, так что и предать земле было нечего. И многих тысяч других страдальцев уничтожали изощрившиеся в изуверстве, доведенные собственной свирепостью до зверского состояния недруги: стоило кому-нибудь из евреев где-то появиться, его тотчас побивали камнями или кольями, стараясь при этом не задевать жизненно важных органов, с тем чтобы страдания жертв продлить подольше. Иные, упоенные полной безнаказанностью, выбирали только самые жестокие оружия – железо и огонь, и многих порубили мечами, немало и пожгли. Вообразите, целые семьи: мужья и жены, родители и дети были преданы огню посреди города – не щадили безжалостные ни стариков, ни молодых, ни младенцев невинных; а если не хватало дров, они, собравши хворост, душили невинных дымом, и те умирали в еще более чудовищных муках, и было страшно видеть груду полусожженных тел. А если и хвороста недоставало, тогда дровами служила утварь самих несчастных, похищенная из домов: конечно, что получше, тащили себе, а что похуже, сжигали вместе с владельцами. А многих, еще живых, тащили за ногу, привязав веревку к лодыжке, и одновременно топтали; над теми, кто умер такой дикой смертью, эти люди продолжали глумиться с не меньшей яростью: не было улочки в Александрии, по которой не протащили бы труп, покуда кожа, мясо и сухожилия не истирались о неровную и каменистую поверхность земли, покуда все части, когда-то составлявшие единство, не отрывались друг от друга и тело не превращалось в ничто. При этом убийцы разыгрывали из себя страдальцев, а родственников и друзей страдальцев подлинных только за одно сочувствие к близким хватали, бичевали, колесовали, а после всех мучений, которым только можно подвергнуть человека, их ждала последняя из казней – крест»[49].
Интересно, что вообще-то в греческой культуре глумление над трупом было делом глубоко позорным, варварским. Сама мысль о надругательстве над телом врага казалась в этом мире чем-то чудовищным. После победы над Платеями (479 год до Р.Х.) некий уроженец острова Эгина предложил победителю персов, спартанцу Павсанию отрубить голову и пригвоздить к столбу тело вражеского вождя, чтобы таким способом отомстить за бесчинства его солдат, сжигавших храмы эллинов. На это Павсаний ответил: «…ты низвергаешь меня до ничтожества своим предложением ругаться над трупом и заявлением, что я прославлюсь больше, если поступлю таким образом. Действия эти более приличествуют варварам, нежели эллинам, но ведь они за то и ненавистны нам»[50].
А ведь речь шла о врагах, вторгшихся в самое сердце Эллады. Спустя несколько столетий греки, обитавшие в городах эллинистического мира, оказались способны вести себя, как «приличествует варварам» – по крайней мере, по отношению к иудеям.
Уже после ареста Флакка римлянами (его сослали, а позже казнили) некоторые александрийские греки ездили в Рим, чтобы добиться его оправдания.
В городах государства Селевкидов в 38 году тоже вспыхнули погромы. Но что характерно, их не было в Антиохии. И вообще у Селевкидов отношение к евреям было спокойнее. Греки (в том числе и ассимилированные туземцы, получившие права гражданства) относились к ним спокойнее александрийцев.
Греческая провокация Иудейской войны
Одним из главных поводов к Иудейской войне 66–73 годов были события в основанном Иродом Великим приморском городе Кесарее. Это был образцово-показательный город с огромными помещениями для складов, зданиями, построенными из белого камня, параллельным улицам, а также системой канализации, соединенной с морем. Все было рассчитано так, чтобы морские приливы и отливы эту систему очищали.
Огромная гавань, больше афинского Пирея, была отгорожена молами от бурного моря. На круглой площади перед гаванью могли бы погулять и размяться сошедшие с кораблей мореплаватели. С площади широкие улицы вели к цирку и театру. Над городом возносился огромный храм, посвященный Августу, украшенный статуями императора и богини Рима. Еще большие статуи были воздвигнуты при входе в кесарейскую гавань.
Город был заселен двумя приблизительно равными по численности общинами – евреями и грекоязычными сирийцами, что заложило основу непримиримого внутреннего конфликта. Стычки между молодежью стали постоянной и обычной частью городской жизни. После того как Кесарея стала местом пребывания римского прокуратора, здесь был размещен римский гарнизон… В нем служили те же самые греки-сирийцы. Конечно же, они неизменно вступались за своих соплеменников. Наместники также были склонны поддержать их сторону.
В 66 году войска Гессия Флора вторглись в Иерусалим, и там начались волнения. И тут же кесарийцы-греки напали на кесарийцев-евреев и перебили их!
Это вызвало ответ: нападения на греков по всей Иудее. Ответ греков: новые еврейские погромы. Иудейское восстание. И тут же греческие граждане палестинских и сирийских городов нападают на еврейских сограждан: в Тире, Птоломаиде, Аскалоне…
Убивали и громили личных знакомых. В Дамаске длительное сосуществование привело к таким тесным связям между общинами, что греки, замыслившие внезапное избиение еврейских сограждан, хранили свой план в тайне от собственных жен.
В Скифополе иудеи выступили вместе с греками против отрядов иудейских повстанцев, но уже через три дня их истребили греки – «союзники»[51].
В Александрии непосредственно в собрании греков было убито несколько представителей еврейской общины. Тут же толпы иудеев с оружием устремились отомстить обидчикам. Погром ширился, перерастая в настоящую гражданскую войну.
Очень характерная деталь: римским наместником Египта, стоявшим во главе александрийской администрации, был в это время племянник философа Филона Александрийского Тиберий Александр. Его отец Александр еще был эллинизированным иудаистом и прославился тем, что пожертвовал для девяти ворот, ведущих через ограду Иерусалимского храма, золотую и серебряную облицовку с украшениями.
Тиберий Александр сделал новый шаг к ассимиляции, совершил карьеру римского чиновника и военачальника. Когда волнения охватили Александрию, он действовал как римлянин, а не как иудей: бросил против бунтовщиков два римских легиона. Легионеры легко оттеснили толпу в еврейский квартал, т. н. «Дельту». Современный еврейский автор еще рассказывает, что римляне «устроили здесь побоище»[52]. В источниках о «побоище» ничего нет.