Дебора села на диван рядом. Ей в нос ударил запах виски.
– Выпить не желаю. Я этими гадостями не балуюсь, знаешь ведь. И ты вроде бы не пьешь… – Она повернула бутылку к себе этикеткой и сделала вид, что читает надписи, сама же задумалась о том, как быть.
Герберт хрипло засмеялся.
– Начинать когда-то ведь надо.
Дебора внутренне содрогнулась. В его смехе, этих отчаянных словах прозвучало столько безысходности, что сделалось страшно.
– Ну что у вас опять приключилось? – тихо спросила она, заглянув в исполненные тоски глаза друга.
Он махнул рукой.
– Деб, дружище! Надоел я тебе, наверно, со своим нытьем. А злоключениям, как видно, не будет конца и края! И я сам во всем виноват, поэтому решил больше не обременять тебя своими проблемами.
Он взял с кофейного столика на треть заполненный виски бокал и вылил все его содержимое в рот. От желания схватить бутылку и выбросить в окно у Деборы стало покалывать в пальцах, но она знала, что упрямый Герберт, если с ним так обойдешься, сходит и купит новую и продолжит заглушать свое горе.
– Ничуточки ты мне не надоел, – спокойно сказала она. – Мы ведь друзья и должны друг друга поддерживать. На этом и держится мир – на товариществе, взаимовыручке…
Любви, добавила она про себя и, слегка покраснев, снова приковала взгляд к этикетке.
Герберт встал с дивана и взволнованно заходил из угла в угол. Дебора внимательно к нему присматривалась, опасаясь, что его вот-вот поведет в сторону, но шаги его были вполне твердые, – видимо, рана в душе так нестерпимо болела, что алкоголь почти не брал.
– Не знаю, – чуть не со стоном произнес наконец он. – Понятия не имею, как тебе об этом рассказать… Не представляю, почему я опять все это терпел, какого черта не заявил этой красавице, что видеть ее больше не желаю!
Дебора, терпеливо ожидая главного, следила за другом взглядом и всем сердцем за него переживала. Не страданий и унижений был достоин ее Герберт – ласк и понимания. Ей пришла вдруг в голову неожиданная мысль: может, сказать ему, что я в него влюблена? Сейчас, когда он так страдает? Вдруг это его утешит?
Она отказалась от идеи, внезапно испугавшись ее смелости и безрассудству. Решила, что признанием только напугает Герберта, усугубит его терзания, а в итоге сведет на нет их дружбу.
Герберт вернулся на место, налил еще полстакана бурбона и сделал несколько глотков.
– Может, хватит выпивать? – осторожно спросила Дебора. – Разве этим что-нибудь исправишь?
Герберт безрадостно засмеялся.
– Само собой, нет. Только хуже сделаешь. Но вспоминать об оскорблениях под этим делом как будто легче. Представляется все не настолько отчетливо, голова вообще работает в замедленном режиме.
Дебора не ответила. Герберт, сделав еще два глотка, наконец принялся рассказывать:
– Можешь себе представить: когда она уселась ко мне в машину, то заявила, что нам необходимо заехать еще по одному адресу. Я, окрыленный болван, не удосужился спросить, что это за адрес такой. Вручил ей чертову розу и помчал туда, куда она сказала.
– Цветок ей понравился? – спросила Дебора.
Герберт горестно усмехнулся.
– Она сразу же положила его на бардачок, там и оставила.
– Хоть спасибо-то сказала? – От негодования Дебора с радостью вцепилась бы обидчице Герберта в золотистые локоны, если бы, на свою беду, та оказалась сейчас поблизости.
– Не-а. Ограничилась почти незаметным кивком. Но довольно дружелюбно и весело со мной заговорила, поэтому я постарался о розе забыть. Угадай, что произошло, когда я затормозил у того второго дома.
Дебора пожала плечами.
– Бог его знает. Может, там живут какие-нибудь ее родственники и Фиона «заглянула к ним на минутку», а отсутствовала целый час? – высказала она первое пришедшее в голову предположение.
Герберт опять засмеялся хриплым, пропитанным обидой смехом.
– Как бы не так! Там живет один из сотни ее воздыхателей. Он уже ждал нас на крыльце, а увидев, забрался ко мне в машину, будто в свою собственную!
Дебора недоуменно покачала головой.
– Что за бред?
– Никакой это не бред – именно так все и было. – Герберт с остервенением схватил со стола бокал, наполнил его и снова вылил в рот. – Я сначала буквально дара речи лишился. Стал придумывать этой нелепости разные разумные объяснения: уверять себя в том, что сейчас, мол, все прояснится. Это ее брат или одноклассник, у него внезапно сломалась машина, и его надо подвезти туда-то и туда-то. Но эти двое ничего подобного, разумеется, и не думали мне сообщать. Потому что никакой это был не брат и не одноклассник.