Атаман повернулся к приятелям и устало сказал:
– Айда в лагерь.
Мужчины сели на коней.
Домой возвращались в угрюмом молчании. Время от времени спутники атамана бросали на него косые взгляды, но ничего не говорили.
Вдруг Алешка Гржебов вскинул голову и настороженно вгляделся в темноту.
– Багор, что это там?
Лошади вдруг заржали и остановились как вкопанные.
– Кони что-то почуяли, – сказал взволнованным голосом чернобородый казак Бугаев.
Лошади задрожали и с нервным храпом стали топтаться на месте.
– Они напуганы! Атаман, чего молчишь? Что там белеет между деревьями? Никак маньчжуры?!
Гржебов взглянул на оцепеневшего атамана и глухо проговорил:
– Багор, мне это не нравится!
– Цыц, Алешка! И вы все цыц! – Багор угрюмо сплюнул через плечо. – Нету там никого!
– Ребяты, гля, да ведь там баба! – заорал вдруг казак по кличке Крот.
И точно – впереди белел женский силуэт. И не просто белел, а стремительно приближался.
Кони внезапно повернулись и порысили в сторону болота.
– Коней держи! – крикнул кто-то.
Засвистели плети и нагайки. Однако удержать коней казаки не смогли – те, дрожа и храпя, продолжали набирать скорость.
– Лошади несут! – крикнул Крот.
– Ребяты, сигай с коней! – завопил Бугаев.
Казаки принялись на полном ходу выпрыгивать из седел. Кто-то из них вскрикнул, сломав ногу. У кого-то хрустнула свернутая шея. Ванька Багор тоже попытался выпрыгнуть из седла, но не смог перекинуть ногу через круп скачущей лошади. Он дернул что есть мочи, но нога осталась в стремени – ее опутала веревка.
– Атаман! – услышал он позади крик Алешки Гржебова.
А в следующее мгновение конь Ваньки Багра взвился в воздух и… упал в болото. Бездна разошлась под копытами, и Багор вместе с лошадью стремительно пошли на дно. Зловоние трясины ударило атаману в нос. Он что есть мочи оттолкнулся от коня ногами, извернулся и попытался ухватиться за нижнюю ветку черной, полусгнившей ели. Ветка была крепкая. Она должна выдержать. Нужно только постараться… Вот так… Еще чуть-чуть… еще…
Багор вцепился озябшими пальцами в ветку, сплюнул болотную грязь и заорал:
– Алешка! Алешка, помоги мне!
Но никто не спешил атаману на помощь. «Ничего, – подумал Багор. – Справлюсь сам. Осталось совсем немного».
Он, держась за ветку, подтягивал свое тело к берегу. Багор снова и снова напрягал мышцы. Трясина нехотя выпускала атамана из своих ледяных, вязких объятий. И он уже уверовал в спасение, как вдруг что-то сжало атаману левое предплечье и потянуло назад, в топь. Багор обернулся. Сердце его едва не разорвалось от ужаса – в руку ему впились длинные белые пальцы.
Багор почувствовал, как зловонное, гнилостное дыхание охолодило ему щеку.
– Атаман… – прохрипел кто-то. – Атаман…
Ванька Багор дернулся, потом еще раз… Но все было бесполезно. Тогда он попытался взглянуть в лицо своему противнику. И почти не удивился, увидев рядом Веронику. Девушка распухла, словно она пролежала в воде несколько дней. Из ее рта вырывалось хриплое дыхание, мокрые волосы спутались и висели клочковатыми прядями, а в выкатившихся из орбит глазах застыло торжество.
– Атаман…
Завопив от ужаса, Багор забился, стараясь вырваться, но руки девушки цепко схватили атамана за плечи и быстро потащили на дно.
Когда Алешка Гржебов подбежал к кромке болота, голова атамана уже скрылась под водой. Но вторая голова – распухшая, почти бесформенная, еще успела мелькнуть над поверхностью и взглянуть Алешке в глаза. И от этого взгляда, полного презрения и ненависти, Гржебова пробрал мороз. Страшные синие губы утопленницы прошептали одно-единственное слово: «Отомщу».
Гржебов оцепенел. Его длинные, цвета вороного крыла, волосы стали полностью седыми. За одну минуту из пышущего здоровьем тридцатилетнего мужчины Алешка Гржебов превратился в дряхлого старика.
Глава 1
Дубовая роща
1
– …На территории клиники для персонала предусмотрены небольшие, но отличные дома коттеджного типа, – сказал профессор Черневицкий. – Думаю, вам и вашему мужу понравится. Теперь вы можете задавать вопросы.
Заведующий клиникой Игорь Константинович Черневицкий был высок, худощав, седовлас и опрятен. Он был в темно-сером костюме и белой шелковой рубашке с расстегнутой верхней пуговкой. Лицо заведующего украшали черные усики и бородка клинышком.
Его собеседницей была девушка среднего роста, с каштановыми волосами, с правильными, но не слишком выразительными чертами лица. Звали ее Вера Арнгольц.
Кроме них в кабинете присутствовал еще один человек – очень хорошо одетая и очень ухоженная дама лет пятидесяти со спокойным, немного высокомерным лицом. Серые, стального оттенка глаза Аллы Львовны Сташевской смотрели остро и дерзко, выдавая в ней женщину, привыкшую повелевать, и сверкали так, как способны сверкать только драгоценные камни. Деловой костюм дамы был небросок, но понимающий в этом толк человек мигом бы сообразил, что стоит он никак не меньше бриллиантовой булавки на вороте ее шелковой синей кофточки.
Девушка взглянула на заведующего и деловито осведомилась:
– Какого рода работа мне предстоит в первые недели?
– Первый месяц будет скорее ознакомительным, – ответил Игорь Константинович. – Хотя… я не совсем правильно выразился. Вы будете практикующим врачом, но работать станете под руководством опытного наставника. Кроме того, вы не сможете принимать участие в исследовательской работе клиники.
– И это продлится целый месяц?
Черневицкий кивнул:
– Да. Вам следует набраться терпения. Некоторые из аспектов исследовательской деятельности мы предпочитаем держать в секрете – до полного завершения исследований и опубликования их результатов. Но через месяц или два вы станете полноправным участником процесса.
Вера задумалась. Черневицкий и Сташевская не торопили ее с ответом, давая возможность поразмыслить.
На лице Сташевской застыла вежливая улыбка, но острый взгляд ясно говорил о том, что дама продолжает внимательнейшим образом изучать девушку. Ей, так же как и Черневицкому, хотелось убедиться в том, что выбор, который сделала клиника, пригласив Веру Арнгольц, был правильным.
Каждый ответ на вопрос, каждая реплика и каждое движение нового врача подвергались тщательному анализу. Пока для Веры открыто лишь то, что ей положено знать. Остальное – потом, быть может, через несколько месяцев, когда она освоится и станет в клинике «своей».
За три дня Черневицкий и Сташевская тщательно изучили биографию претендентки на вакантное место. Им известно, что мать Веры заболела белой горячкой и четыре года назад выбросилась из окна, что старшая сестра Ольга после смерти матери пустилась во все тяжкие, начав с вечеринок и легких наркотиков, а закончив панелью и клинической смертью. Знали они и то, что Вера, имевшая перед глазами печальный опыт матери и сестры, дала себе слово непременно выбиться в люди и что на выбор профессии повлияла болезнь матери, мучения которой проходили на глазах дочери.
Недобрав одного балла при поступлении в институт, Вера пошла на платное отделение. Чтобы оплачивать обучение, подрабатывала уборщицей, массажисткой, няней и даже сгребала навоз на подмосковной ферме. Девушка буквально ногтями выцарапывала себе входной билет в благополучное будущее. И скорее небо упадет на землю, чем она согласится пустить свою жизнь под откос.
Они знали о Вере все. Или почти все. И теперь им нужно было убедиться воочию, что они не ошиблись в своем выборе.
– Все это мне не очень нравится, – заговорила наконец Вера. – Честно говоря, я рассчитывала сразу включиться в исследовательскую работу. Не люблю сидеть сложа руки, когда другие трудятся.