– Бортников Николай Петрович, год рождения… русский…. место рождения… служба в рядах… служба в органах… зачислен в школу милиции… окончил… разряд по самбо… служба в ОМОН… присвоить звание лейтенант… во взятках замечен или заподозрен не был… на акциях не свирепствовал… данные проверены… перепроверены… холост… пристрастия… проверены… индикация положительная…
– Кенарь, ты полегче, – сказал Джелат добродушно. – А то с твоими штучками первоотдельскими и смершовскими паренька сейчас удар хватит.
– Ничего, ничего, – отозвался тот, кого назвали Кенарем. – Вот тут его медицинская карта, так что удара быть не должно. Максимум – легкий обморок…
– Да? Ну, тогда, пока этот легкий обморок не случился… – Олег поворачивается ко мне. – Вот что, Коля… Да ты успокойся, дыши свободно. Детишки наши – они у нас головастенькие – ваши базы давно уже взломали и всю, как они выражаются, «инфу» оттуда вытащили. Так что мы все про вас знаем. У нас ведь и свои базы есть… то бишь – были…
Он хмыкает, потирает переносицу. А в разговор вступает этот самый Кенарь. Он упирается в меня тяжелым «давящим» взглядом, на лице проступает что-то невыразимо страшное:
– Итак, лейтенант Бортников, хочу вас обрадовать: лично к вам у нас претензий нет. Такое мы можем сказать лишь об очень немногих членах вашей организации, что особенно радует именно сейчас, когда большая часть честных и порядочных офицеров милиции, – он игнорирует новое наименование, введенное несколько лет тому назад, – большая часть их погибла при отражении инопланетного вторжения. Теперь к делу.
Кенарь поворачивает свой ноутбук ко мне:
– Вот это – место посадки тарелок. Бывший аэропорт «Внуково». На наше счастье, «зеленые» не в курсе о существовании подземной дороги в район, – на его лице появляется презрительная гримаса, – так называемого «президентского аэродрома». Мы планируем операцию по возможному захвату нескольких или хотя бы одного ЖИВОГО противника.
Из дальнейшего следовало, что так как мы до сих пор не видели ни одного нашего противника из плоти и крови (или что у них там), а имели дело только с роботами, то для победы нам совершенно необходимо поймать инопланетное существо, хотя бы одно (но лучше – штук пять-шесть, желательно разных полов и социальных статусов), чтобы изучить его психологию, узнать слабые места («А если не скажет?» – робко поинтересовался я. «Скажет!» – отрезал Джелат, да так, что я моментально поверил – скажет!)
Нашему батальону отводилась «почетная» миссия – отвлечь на себя внимание «зеленых», пока ветераны станут потрошить тарелки. Правда, для меня так и осталось непонятным – как, собственно, они собираются это делать, но на наводящие вопросы бойцы Сопротивления отмалчивались с каменными лицами. Было очевидно, что у них в рукаве был заготовлен какой-то козырь, но какой – этого мне так и не сказали.
Перед тем как начать «обсасывать» все детали предстоящей операции, ветераны выкатили обязательное требование: руководить действиями остатков второго батальона ОМОН они доверяют только мне. Шатурину – исключительно в случае моей гибели. После разбора боевого задания, диспозиции и прочего я все же рискнул спросить: в чем причина такой избирательности руководства. К моему изумлению, Олег-Джелат легко пояснил:
– Видите ли, Коля… К майору Шатурину у нас есть некоторые претензии, причем весьма серьезные. Если он не согласится – вольному воля. Если он захочет узнать о наших претензиях поподробнее – мы готовы встретиться с ним на нейтральной территории и обсудить наши вопросы и его ответы. Но на настоящий момент – это дело решенное. Связь только с вами. Другим мы, уж извините нас, господа полицейские, не доверяем. А майору вашему передайте вот это, – и он протянул мне запечатанный конверт. – А теперь, если вы не против, приглашаем вас отведать нашего пайка…
Обед был удивительным, хотя бы потому, что присутствовали все четыре положенных блюда: салат, первое, второе и компот. К моему огромному изумлению, был даже свежий хлеб, который, как выяснилось, выпекали в переносных хлебопечках. Все остальное – на уровне обычной солдатской кухни: борщ с тушенкой, салат-солянка из консервов, перловая каша с мясом из концентрата и компот из сушеных яблок.
Я уже доедал, когда случайно обратил внимание на понурую фигуру в засаленной робе. Фигура медленно перемещалась по столовой – длинному, узкому, полутемному помещению, располагавшемуся ярусом ниже основного зала. Это был уборщик: собирал грязные тарелки и увозил куда-то на тележке, а в промежутках между сбором тарелок елозил по столам тряпкой и шуршал в углах веником. Мне показалось знакомым его лицо, хотя где я мог видеть эту всклокоченную физиономию с глазами побитой собаки я решительно не мог вспомнить…
– Это? – поинтересовался Кенарь, проследивший направление моего взгляда, – это депутат Государственной Думы.
И он назвал фамилию, которая была мне, разумеется, знакома.
– А что он тут делает?
– Ну как «что»? Кухонным мужиком служит. Больше-то он ни пса не умеет. Прибился к нам месяца два тому. Сначала права качал, потом ничего, исправился. Вот даже повысили в должности. Сначала-то он ассенизатором был…
Я не удержался и прыснул. Вальяжный депутат, один из лидеров компартии РФ, давно и небезосновательно подозревавшийся в связях с бандитами, – ассенизатор? Молодцы, ветераны, – работу ему по душе подобрали…
После обеда я выяснил, где находится бывшее место работы депутата, и рысцой направился к нему. Организм настойчиво требовал свое. Место общего пользования содержалось у ветеранов в образцовой чистоте. Видно было, что эти люди прошли суровую школу Советской Армии и не понаслышке знали, что такое «драить очки»…
– Молодой человек… Вы слышите меня, молодой человек?.. – вкрадчивый шепот за спиной.
– А?
Передо мной стоит тот самый депутат-ассенизатор.
– Молодой человек… Я настоятельно прошу вас: не ввязываться в авантюры этих дикарей.
– Чего?
– Доведите до сведения вашего руководства, что они держат в плену представителя законной демократической власти – депутата Государственной Думы. Меня нужно немедленно освободить, чтобы я мог на законных основаниях вступить в переговоры с представителями галактического разума…
Он переводит дух и продолжает:
– Пора прекратить это бессмысленное сопротивление. Это все наша российская дурь, ксенофобия… ну с чего мы взяли, что они обязательно настроены к нам враждебно? Вон, на Западе уже вступили в переговоры и живут себе спокойно. Роботы их обслуживают… Неужели вы не видите, что это – кучка оголтелых антисоциальных элементов? Они – враги цивилизованного общества… Мы уже сейчас могли бы жить спокойно, без забот о пропитании… Инопланетный разум – разве мы сможем с ними тягаться?..
Я не запомнил, что было потом. Сознание словно выключилось, а снова включилось только тогда, когда двое ветеранов оттаскивали меня от скрюченного, окровавленного тела, распластанного на цементном полу. А я вырывался и все еще продолжал орать:
– Мразь! Власовец! Ублюдок! Вам все равно, кому страну продать, лишь бы «без забот о пропитании»! Сволочь! Пустите меня, мужики!..
…Услышав о требовании ветеранов, Шатурин потемнел лицом, но ничего не сказал. Молча сломал сургуч на конверте, молча прочитал все то, что там было – два небольших листка, покрытых петитом. Потемнел лицом еще больше, потом сплюнул и прошипел:
– Ладно, черт с вами! Коли все выйдет – отвечу по всей строгости… – и больше к вопросу о командовании операцией не возвращался.
В назначенный день мы, проверив предварительно связь, выдвинулись в условленное место. Коротко пискнул одноразовый передатчик, сообщивший Штабу Сопротивления, что мы на месте, а через пару минут пришла команда начинать.