– Вот вы где, – сказал Питер.
– Да, именно здесь, – с вызовом ответил Смит.
– Тогда поторопитесь. Геликоптер взлетает через пару минут.
Глава пятая
Элизабет стояла на каменном выступе, совсем рядом с водопадом, а вода падала с тридцатиметровой высоты мимо выступа, и водяные брызги окружали Элизабет, и волосы мокрыми прядями облепили ее лицо. Джону показалось, что Элизабет плачет, но он не был уверен, есть ли слезы на ее лице или это только вода. Внизу разговаривали люди, работали двигатели, лаяли собаки. Внизу, под водопадом, располагался поселок – форпост человеческой расы. Джунгли подступали к нему очень близко, и возле бетонного забора, с пропущенной поверху колючей проволокой, дежурили люди с винтовками, а на вышке курил пулеметчик.
Джон Смит подошел к Элизабет и стал рядом. Он увидел большую каменную табличку на скале. На табличке перечислялись имена и фамилии.
– Вот я и нашла его, – сказала Элизабет.
Смит не знал, что сказать.
– Дайте воды, – попросила Элизабет.
Смит протянул ей фляжку, и она взяла ее в обе руки, и дрожащими пальцами отвинтила пробку, и сделала жадный глоток. К ним подошел Питер. Он снял кожаную куртку и держал ее в руке. Голый торс Питера блестел от воды. Смит заметил несколько шрамов у него на груди и на животе.
– Два года назад здесь случился последний Подъем, – сказал Питер.
– Последний Подъем? – переспросил Смит.
Блондин усмехнулся.
– Конечно, вы не слышали об этом. Туристам не рассказывают о Подъеме, чтоб не пугать.
– Расскажите, – предложил Смит.
Блондин уставился на табличку.
– Когда люди только начали колонизацию Венеры, Подъемы случались часто. Примерно раз в полгода. Подъем – это джунгли, поднимающиеся на человека. Это восставшая природа. Это животные, обезумевшие от ярости, атакующие наши поселения сотнями, тысячами, миллионами, черт подери. Иван не говорил вам об этом, Джон? Конечно, нет. Поэтому я и не люблю его. Он забивает головы туристам романтическими бреднями. Он обещает показать настоящую Венеру, а настоящая Венера вот она, в именах и фамилиях. – Питер кивнул на табличку. – Это жертвы последнего Подъема, который случился после трехлетнего перерыва. Тогда погибло очень много людей. Хороших людей. Они могли бы выжить, если бы подготовились. Но они поверили, что больше не будет Подъема. Если б им не забивали головы романтическими бреднями, они могли бы подготовиться и выжить. Понимаете?
У Элизабет дрожали плечи. Повинуясь порыву, Джон Смит обнял ее.
– Вы тоже в плену сказок, – сказал Питер. – Эта планета убьет вас, если не успеете вовремя улететь.
– Прошу вас, уйдите, – сказал Смит.
– Видите эти шрамы? – Питер хлопнул себя по животу.
Смит молчал.
– Я пережил Подъем, потому что был готов, – сказал Питер. Он сплюнул с обрыва, развернулся и по широкой каменной лестнице, выбитой в скале, поспешил вниз, к поселку, а Джон и Элизабет остались наверху, на каменном выступе, и она смотрела на табличку, и Джон тоже разглядывал табличку, хоть и не представлял, как звали ее любимого человека, и пробовал чужие имена на вкус и пытался представить, что это были за люди.
– Этот человек не прав, – сказала Элизабет.
Джон Смит молчал.
– Иван – хороший парень, – сказала Элизабет. – Иногда он привирает, но не всем людям стоит говорить правду.
– Наверное, – сказал Смит.
– Иван рассказал мне, как погиб мой мужчина, – сказала Элизабет. – Вместе с другими на этом каменном выступе он прикрывал отход женщин и детей к геликоптерам. Мой мужчина погиб как герой. Именно он организовал отступление. Если бы не он, погибли бы все.
Джон Смит подумал, что не всегда и не всем надо говорить правду, и кивнул.
– Уверен, так оно и было, – сказал он.
Элизабет сжала его руку своими тонкими пальцами, и Джон почувствовал, какие они у нее холодные, и захотел согреть их.
– Джон, – сказала Элизабет, – вы бы смогли полюбить меня так, как любил меня мой мужчина?
– Не знаю, – ответил Смит.
Она крепче прижала его к себе.
– Но хотя бы здесь и сейчас вы сможете полюбить меня?
Джон Смит подумал, что не всегда и не всем надо говорить правду.
– Смогу, – сказал он.
Она повернулась к нему лицом и закрыла глаза, и ее лицо было мокрым от воды, а губы дрожали. Смит наклонился и поцеловал ее в щеку, и щека была соленой, и он поцеловал ее в губы, и губы тоже были соленые, и тогда Джон крепко прижал Элизабет к себе, и они стояли так очень долго и молчали, а мимо проходили туристы и поселенцы, и пожилой фотограф остановился возле них, и поднял фотографический аппарат, и долго в них целился, но в конце концов передумал фотографировать, опустил аппарат и тяжелым шагом пошел прочь.
Глава шестая
Иван сидел на скамейке возле дома, щурясь на заходящее солнце, и белые бабочки, не умея взлететь, копошились у него под ногами, и кошка Мурка лежала у него на коленях, и он гладил ее, а она мурлыкала и щупальца на ее подбородке нежно щекотали Иванову штанину. Джон Смит остановился рядом с ним, стараясь не наступить на бабочку, достал сигарету для себя и угостил сигаретой Ивана.
Они закурили.
– Хороший табак, – сказал Иван. – Американский?
– Французский, – сказал Джон.
– Мы не виделись несколько дней, – сказал Иван. – Скажите честно, Билл: вы увидели настоящую Венеру?
Смит пожал плечами. На языке крутился язвительный ответ, но ему не хотелось обижать Ивана. Что бы ни случилось, русский великан нравился ему. К тому же Смиту казалось, что он понимает его.
– Я слышал, вы писатель, Билл, – сказал Иван.
– Не очень известный, – сказал Смит.
– Прилетели на Венеру за новыми впечатлениями?
– Наверное, – сказал Джон Смит.
– И как? Много новых впечатлений подарила вам Венера?
– Я думаю, – сказал Смит задумчиво, – что дело не только и не столько в Венере. Большую часть впечатлений мне подарили люди.
Иван промолчал.
– Я встречаю людей, – сказал Смит, – и они проходят мимо меня, или останавливаются, чтоб поговорить, а затем идти дальше, или идут рядом и только потом исчезают, или остаются со мной навсегда, и у каждого из них своя история, своя правда, своя ложь, и я не вижу Венеры за лицами этих людей: и Венера, и Марс, и даже Земля кажутся мне незначительными пятнышками по сравнению с жизнью этих людей, и мне хочется написать о них, о каждом из них, мне хочется подобрать самые точные и яркие слова, чтоб все они, даже случайные попутчики, навеки остались со мной.
– Проклятье, – сказал Иван, роняя окурок. – Пальцы обжег. – Он ухмыльнулся. – Заслушался я вас, Билл.
– Меня зовут Джон, – сказал Джон Смит.
– Как скажете, Билл.
Застрекотали винты. На бетонную площадку, метрах в ста от них, опустился геликоптер. Из салона выпрыгнул мужчина в охотничьем костюме, с зачехленным ружьем за плечом. Придерживая рукой соломенную шляпу, он поспешил к ним. Со стороны космодрома налетел порыв ветра и закружил вокруг охотника мертвых бабочек с опаленными крыльями, и он шел сквозь них, как сквозь метель, и бабочки хрустели у него под ногами. Сбоку у охотника висел раздутый ягдташ, из которого выглядывала рыжая шкурка; на коротком ремешке болталась мертвая синяя птица. Смит сразу узнал охотника и обрадовался, потому что хотел поподробнее расспросить его об охоте.
Иван согнал кошку с колен, поднялся и встретил мужчину богатырскими объятиями.
– С возвращением, дружище Алистер! – прогремел он.
– Здравствуй, Иван, – сказал охотник. – Ты приветствуешь меня так, словно боялся за мою жизнь.
– Ты ошибаешься, – сказал Иван, отпуская его. – Я уверен в тебе на все сто. – Он кивнул на Джона: – Знакомься, это мой друг. Писатель.
– Мы знакомы, – сказал Алистер.
Они с Джоном пожали друг другу руки.
– Пойдемте выпьем, друзья, – сказал Иван.
– Я не против промочить горло, – сказал Алистер. – Но после твоего дрянного пойла еще больше хочется пить.
– Спасибо за комплимент, дружище.
Они вошли в дом, и Иван сгреб со стола все бумаги и сбросил на пол. Он достал бутылку водки, три граненых стакана и банку с солеными огурцами и налил каждому до краев, вручил Джону и Алистеру по огурцу и поднял свой стакан.