Завещаю свою смерть - Николай Иванович Леонов

Николай Леонов, Алексей Макеев

Завещаю свою смерть

Глава первая

Лев Гуров, старший оперуполномоченный по особо важным делам уголовного розыска, пребывал в расслабленном состоянии. Сегодня он мог себе такое позволить, поскольку был его законный выходной. Удачно сложилось и то, что его жена Мария также была дома. Целый день наедине с любимой красавицей женой – что может быть приятнее? К тому же Гурова грела мысль, что в Главном управлении внутренних дел, где он работал, у него тишь да гладь, практически все старые преступления раскрыты, а новых громких дел пока что на горизонте не наблюдалось. И можно было позабыть о работе хотя бы на эти два дня.

В субботу Гуров позволил себе поспать дольше обычного: он открыл глаза только в половине одиннадцатого, что случалось редко. Мария сладко посапывала, положив красивую голову ему на плечо. Гуров осторожно высвободил руку, подложив вместо нее подушку. Мария слегка улыбнулась, что-то пробормотала сквозь сон и перевернулась на другой бок. Тихонько, чтобы не разбудить ее, Лев поднялся и прошел на кухню. Там он открыл холодильник, достал колбасу и сыр и нажал кнопку электрического чайника.

За годы – уже довольно давние – холостяцкой жизни он привык справляться со всем сам. Да и вообще всегда был самостоятельным человеком, так что приготовить завтрак без помощи жены не составляло для него труда.

Гуров жалел Марию, которая служила актрисой в театре, и посему ее рабочий день часто был ненормированным и при этом очень насыщенным. Случалось, что Мария возвращалась домой после спектакля далеко за полночь, еле живая от усталости. У нее порой не было сил даже на то, чтобы переодеться в домашнюю одежду. И тогда Гуров, который и сам часто работал сверхурочно, помогал ей снять пальто, подавал пижаму и тапочки, потом заботливо нарезал бутерброды и наливал чай или кофе. Через несколько минут Мария оживала, взгляд ее уже не был таким опустошенным, в нем появлялись искорки, и вскоре она уже радостно что-то говорила мужу, уплетая бутерброды, рассказывала, как прошла репетиция и сам спектакль, сколько было народу и какие планы у главного режиссера театра на следующий сезон…

Гуров делал вид, что слушает очень внимательно, хотя мало разбирался в театральных постановках, даром что его брак с женой-актрисой длился уже несколько лет. Потом они еще пили чай, а после шли в постель, где утомленная Мария засыпала практически мгновенно. Зачастую она проводила в театре и субботы, и воскресенья, и Гуров коротал свои выходные в одиночестве.

Со стороны могло показаться, что такой союз долго не протянет. Некоторые недоброжелатели, в душе завидовавшие Марии и Льву, поговаривали, что муж и жена при таком раскладе неизбежно отдалятся друг от друга и, вполне вероятно, между ними встанет кто-нибудь третий. А то и двое. Но не сбывались пророчества злопыхателей, Гуров с Марией умудрялись сохранять привязанность и интерес друг к другу, основанные на взаимной любви.

«А мы потому и вместе, что не успеваем надоесть друг другу, вот нам и не скучно. А вы пялитесь друг на друга постоянно, глаза уже замылились, вот вам и поговорить не о чем, кроме того, с чем сегодня есть картошку – с мясом или салом», – отшучивался он, если кто-нибудь, не страдающий особым тактом, задавал ему вопрос о его семейной жизни или откровенно намекал на вольготные нравы в актерской среде. Гуров терпеть не мог, когда лезли в его личные дела. Мария, отличавшаяся еще большей едкостью языка, могла ответить и похлеще и просто откровенно послать нахала подальше.

Гуров никогда не позволял себе задаваться вопросом, есть ли у Марии кто-нибудь. Впрочем, он был уверен, что нет. Такие вещи всегда ощущаются, и он, опер-важняк с огромным стажем, прирожденный сыщик, конечно, моментально почувствовал бы, что жена уже не совсем его… Он знал ее хорошо и знал также, что на пошлый флирт она не пойдет. И еще он был убежден, что, если Мария полюбит другого, он узнает об этом первым. Она сама поставит его в известность.

Иногда он пытался анализировать их отношения, думал, в чем причина столь крепкого союза при довольно большой разнице в возрасте и сильной занятости обоих. И каждый раз приходил к выводу, что дело в том, что их отношения были замешены не столько на эмоциях, сколько на уважении друг к другу.

Когда Гуров и Мария познакомились, оба были уже достаточно взрослыми людьми. Что касается самого Льва, так он вообще мог считаться весьма зрелым человеком. И хотя и влюбился в Марию словно мальчишка, головы не терял. Разумеется, были и чувства, и очень яркие. Но оба вступали в брак, полностью отдавая себе отчет в том, что делают это на всю жизнь. Конечно, жизнь такая штука, что многие ее события очень сложно предугадать, но Гуров с каждым годом убеждался, что им с Марией был сделан правильный выбор.

…Чайник забулькал, забушевал недовольно, и кнопка отщелкнулась. Полковник усмехнулся своим мыслям. «Наверное, правду говорят, что к старости у людей начинают изменяться жизненные приоритеты и они куда больше, чем в молодости, ценят такие понятия, как дом и семья, больше дорожат ими», – подумал он и тут же вздрогнул. К старости? Он сказал – к старости?!

Лев аж крутанулся на месте. Как он мог так подумать? О какой старости может идти речь, если он, полковник Гуров, выглядит лет на пятнадцать моложе своих паспортных данных? Он по-прежнему подтягивается по тридцать раз и отжимается по сто, зрение его осталось таким же зорким, как в юности, и на зачете по огневой подготовке он подряд делает из пистолета пять точных выстрелов, четыре из которых летят точнехонько в яблочко и лишь одна – и то не всегда – в девятку.

Гуров невольно поднял руки и поиграл бицепсами. Иные молодые позавидуют! Особенно те, что за свои двадцать лет не то что серьезным спортом – обычной гимнастикой не занимались и предпочитали проводить все свободное время за банкой пива или чего покрепче.

Лев мрачно подошел к столу и принялся нарезать хлеб, колбасу и сыр, делая бутерброды на двоих. Он давно боялся признаться себе, что мысль о надвигающейся старости стала для него очень актуальной. Гуров никак не хотел с ней примириться, не хотел сдаваться и отчаянно боролся, ежедневно занимаясь физическими упражнениями, стараясь поддерживать форму и при этом понимая, насколько глупо бороться с природой…

«Боишься, значит, что жена променяет тебя на кого-нибудь помоложе, а, полковник?» – вкрадчиво прозвучал противный, язвительный внутренний голос, и Гуров брезгливо поморщился. Это были не его слова. Однажды на праздновании дня тогда еще милиции в отделении сильно перебравший лишнего майор Степанов произнес примерно такую фразу. Тогда Гуров сдержался, не стал поддаваться на провокации пьяного дурака, лишь сгреб его за грудки и приподнял над столом, так что Степанов, почувствовав на себе мертвую хватку гуровских ручищ, вытаращил глаза и глупо заморгал ресницами. Гуров чуть подержал его так и молча опустил обратно. Степанов, сразу съежившись, опустил голову и поковылял прочь, поправляя на ходу сбившийся воротничок. И теперь некстати вспомнившаяся фраза, брошенная уже года два назад, чуть испортила Гурову настроение.

– О-о-о, солнце мое, какой же ты молодец! – Прозвучавший сзади звонкий голос вернул Гурова к действительности. – А я, лентяйка несчастная, все проспала! Я негодная жена, брось меня поскорее!

Гуров обернулся. Мария стояла в дверях, потягиваясь и улыбаясь смущенной улыбкой, в которой сквозила вина. Мрачные мысли моментально улетучились. Гуров подошел к Марии, ласково обнял ее и шутливо произнес: