Я уселась между мамой и папой, и мы тронулись в путь, благо ехать было недалеко. Конюшня находилась у Ривер-Роуд, на пологом склоне, что спускается к реке Конононка – минут пятнадцать езды.
Сидевший на заднем сиденье кузен Дэвид ржал по-лошадиному, пытаясь рассмешить Питера. Но надутый как всегда, Питер никак не хотел проникнуться общим весельем.
– Утихни, – бросил он своему отцу.
– Ты позволяешь ему так с собой разговаривать? – удивился папа. Он свято верит, что все родители должны быть строгими. (Сам-то он – редкостный добряк.)
– Твоему дяде Анжело не нравится, как ты со мной разговариваешь, – сказал Дэвид сынишке.
– Утихни, – повторил Питер.
Дэвид снова заржал.
– Знаешь, что я сделаю? Куплю конька и назову его Питер.
– Нет! – возмутился Питер.
– Почему нет? – поддразнивал его Дэвид. – Будут у меня два Питера – Питер-мальчик и Питер-конь.
– Нет! Не хочу-у! – заныл Питер.
Дэвид не унимался:
– Вот купим лошадку, и твой дядя Анжело будет ухаживать за ней бесплатно, да, Анжело?
От притворного возмущения отец аж поперхнулся. Он вырулил неповоротливый фургон на Ривер-роуд.
– Я, Дэвид, раньше на карачках выиграю скачки в Кентукки, чем стану задаром обихаживать твою клячу.
Все сочли это жутко остроумным.
Я задумчиво смотрела в лобовое стекло, пытаясь вернуть праздничное настроение, но из головы не выходил Аарон Дули. Что он себе позволяет? Он что, всерьез считал, что может завоевать меня вот так – затащив в укромный уголок и там набросившись?
У, троглодит.
Одни и те же вопросы не давали мне покоя. Неужели Аарон Дули совсем слетел с катушек? Интересно, далеко бы он зашел, не примени я свои «приемчики»?
А вдруг у меня теперь проблемы? Стоит ли считать Аарона Дули серьезной угрозой?
Огромный фургон захрустел по гравию дорожки, которая вела к конюшне. А вот и флаг – трепещет на верхушке высоченного флагштока. Красно-сине-белые полотнища украшали въездные ворота.
Народ уже подтянулся. Двое малышей в голубых комбинезончиках возились в снегу. Фотограф в сером тренче, спрятав голову в будку фотоаппарата, наводил на них объектив.
В толпе я разглядела шестерых-семерых представителей нашей родни. Они сгрудились у входа, прихлопывая руками в перчатках, чтобы те не зябли. Еще я заметила несколько учителей из средней школы, где мама работала библиотекаршей.
Отец остановил машину в конце подъездной дорожки, и мы высыпали на мороз. Толпа приветственно загалдела, на что папа отвесил легкий поклон и приподнял шляпу. Он буквально лучился гордостью и счастьем.
Наслаждайся праздником, Бет, твердила я себе. Выкинь все из головы. Хватит думать об Аароне.
И надо сказать, что во время короткой праздничной церемонии мне это вполне удавалось. Как и во время отцовской речи, в которой он благодарил всех, кто пришел, и всех, кто, не жалея сил, помогал ему, чтобы этот чудесный день состоялся.
Когда он отдельно поблагодарил мою маму, у нее на глаза навернулись слезы. Она украдкой смахнула их пальцем в перчатке, а с лица не сходила растроганная улыбка. Мама никому не хотела показывать свои чувства. Потом мы все пили шампанское и игристый сидр, провозглашая тосты за новую конюшню.
Я была готова расслабиться и наслаждаться жизнью, болтала с гостями и совершенно выбросила из головы Аарона Дули.
Пока не появился дядя Аарона, Мартин.
И тогда наш счастливый день обернулся кошмаром.
4
Я увидела Мартина Дули через несколько минут после того, как все уселись в машины и разъехались по домам. Отец остался в конторе, чтобы оформить несколько документов от мистера Клейнера из банка.
Дожидаясь, пока папа развяжется с делами, я решила побродить по конюшне. Сладкий запах сена наполнял меня радостью, и я уже представляла, как все денники вскоре будут заняты лошадьми.
Услышав перестук сапог по утоптанному снегу, я выглянула в окно и увидела, что к конюшне шествует Мартин Дули, сжимая кулаки в лиловых перчатках.
Я затаила дыхание. Он-то что здесь забыл?
Мартин Дули не отличается ни ростом, ни статью, однако впечатление производит внушительное. Это трудно объяснить: с виду-то он – ну ни кожи ни рожи. Серые птичьи глазки, нос вздернутый, губы мучнисто-бледные, да и все лицо такое же. Ему около сорока, но колючий ежик волос у него на голове абсолютно седой, отчего она напоминает мне щетку-расческу.
Я никогда не видела, чтобы он улыбался.
Папа сказал как-то, что мистер Дули очень похож на акулу. Всегда действует без оглядки. Стиснет зубы и прет напролом.
Он заказывает в Нью-Йорке дорогущие костюмы и широкие галстуки кричащих тонов, которые ему совсем не к лицу. А еще он с ног до головы поливается одеколоном, из-за чего от него постоянно лимоном пахнет.
Из окна конюшни я разглядела его длинное черное пальто с меховым воротником и начищенные до блеска черные сапоги; он топал по снегу к папиной конторе. Сперва я решила отсидеться в теплой и безопасной конюшне, но любопытство взяло свое, и я подкралась к двери, где можно было подслушивать разговор.
В двери было окошко, расписанное морозным узором. Я остановилась чуть поодаль, опасаясь, что меня заметят. Сквозь затуманенное стекло я видела размытую фигуру отца. Он быстро поднялся из-за стола.
– Мартин? Какими судьбами? – не сумел он скрыть удивления.
Мартин пересек комнату, половицы под его сапожищами жалобно поскрипывали.
– Сдается мне, что ты забыл кое-кого пригласить, Анжело, – промолвил он.
Голос у него низкий, но говорит он всегда тихо, будто сдерживаясь. Его родители приехали из Ирландии, вот он и подпускает нарочно толику ирландского акцента. Папа говорил, что он делает это специально – думает, что это придает ему обаяния.
– Слушай, я удивляюсь… – начал отец.
– А уж я-то как удивляюсь, тебе ли не знать, – перебил Мартин. – Я, Анжело, ждал благодарности, а получил предательство.
Отец растерялся.
– Предательство? Это слишком сурово сказано, Мартин. Я в жизни никого не предавал, а уж тебя тем более. Если речь о конюшне, я… я это с тобой обговаривал и…
– И мы пришли к тому, что вся твоя затея – дохлый номер, – хмыкнул Мартин. – Опрометчивость, я бы даже сказал.
Я стиснула кулаки. Мне хотелось завопить. Я затаила дыхание, чтобы не выдать себя ни звуком.
Даже через дверь я могла чувствовать повисшее в комнате напряжение. Искаженный замерзшим стеклом силуэт Мартина Дули оперся руками о стол, приближая лицо к лицу моего отца, словно бросал ему вызов.
– Анжело, неужели ты действительно считал, что я могу это допустить?
Отец с мгновение помолчал.
– Да уж придется, – отрезал он наконец. Папа умеет быть твердым, когда захочет.
– Придется, значит? – невесело усмехнулся Мартин. – Да твоя эта конюшня года не продержится. Это не прогноз. Это факт.
Отец поднялся ему навстречу, лицом к лицу.
– Я… я думаю, нам больше не о чем разговаривать, – пробормотал он. – По-моему…
Мартин Дули грянул кулаком по столу.
– Ты правда думаешь, что я позволю какому-то помощнику конюха разрушить мой бизнес?
– Я думаю, что тебе пора уйти, – проговорил отец дрожащим от гнева голосом. – Вот что я думаю. Я управлял твоими делами. Я вел твой бизнес. Я заслужил мало-мальского уважения. Я больше не мальчик на побегушках, Мартин. Тебе, наверное, нужны очки. Я не…
– А как ты объяснишь поведение своей дочери? – вдруг сменил тему Мартин.
Я охнула и отступила от двери еще на шаг. Он что, заметил меня? Я-то тут при чем?
От изумления папа только и смог вымолвить:
– Объясню?
– Аарон жалуется, что она им пренебрегает. Неужто Бет возомнила, будто она слишком хороша для свидания с Дули? – прорычал Мартин. – Ты забил ей голову всяким вздором, Анжело! Вредным вздором. Девчонка твоя ни черта не понимает. Ну да не беда. Мой племянник ей живо разъяснит, что к чему.
До этого момента отцу удавалось держать себя в руках, но тут уже и он сорвался на крик: