Увлекаемый массой песка и обломков крыши, Вадим обрушился с высоты двух метров, и наступила тьма.
ГЛАВА 2
Очнулся он в удивительно спокойном и тихом месте, и в первый момент даже не понял, почему не слышит взрывов и визга пуль. На белой стене напротив него висел поблекший календарь с полуобнаженной девицей, а под ним стоял старенький визор «Горизонт». Вадим понял, что находится в госпитале миссии ООН. И точно, за пределами помещения слышались английские и французские слова, доносились звуки радио и другие шумы.
В небольшой палате он был один.
В коридоре раздались шаги, и в дверь просунулось загорелое до красноты лицо Михайлова, майора медицинской службы. Это был единственный российский офицер, работавший в международном госпитале.
– Здравствуйте, – проталкивая звуки через глотку, выдавил Вадим.
– А, очнулся наш соколик, – обрадовался военврач. Он почему-то считал необходимым разговаривать, будто доктор из старых русских фильмов, и «соколики» с «батеньками» лились из него бесконечным потоком. – Ну, как мы себя чувствуем? Что болит?
Михайлов, на плечи которого был накинут идеально белый халат, приблизился к койке Вадима и присел на край. Сержант прислушался к своим ощущениям.
– Да вроде ничего... Что с ребятами?
Майор заметно помрачнел и отвернулся.
– Очень тяжелые ранения, опасаемся за их жизни. Все до сих пор без сознания... Ты один легко отделался, да и то потому, что тебя мешками засыпало. Что ж вы, долбодятлы, силовуху броников не включали?
– Жарко, – пробормотал Вадим. – Прямо-таки невыносимо.
– Жар-то костей не ломит, батенька. Эх, да чего теперь... Думаю, нападавшие прикончили бы тебя, если бы не торопились сбежать. С вертолета видели джип, который удалялся от поста, но стрелять по нему, конечно, не стали – окраины города все-таки. Ошибаться нам нельзя, особенно сейчас...
– Ясно...
Ничего больше Вадим сказать не смог, да и это короткое слово далось ему с таким трудом, будто челюсти свела судорога. Так оно, кажется, и было – мир плыл и волновался перед ним, словно отраженный в ведре с колодезной водой. Показалось, что тело изуродовано ранами и убито усталостью.
Он скрипнул зубами и очнулся, наткнувшись взглядом на скрючившуюся фигуру военврача. Тот потер глаза пальцами и нажал кнопку вызова медсестры.
– Я давно уже?.. – спросил Вадим.
– Пятый день, как привезли. Тебе повезло – все кости остались целы, даже серьезных ран не нашли. Так, царапины. Небольшое сотрясение мозга, и только. Промыли тебе глаза, вычистили отовсюду песок. Ты уж извини, мы тебя эти дни на транквилизаторах держали, чтобы стресс снять. Ты бы раньше в сознание пришел. В общем, не хотели лишний раз травмировать.
Дверь снова скрипнула, и возникла старшая медсестра Наташа с пластиковым подносом. На нем стояли стакан чая и блюдце с горкой сахарных плюшек.
– Для нашего героя все самое горячее и свежее.
Наташе недавно исполнилось тридцать. На Земле ее ждал муж, крепко ушибленный идеей повышения рождаемости, и пятеро детей. Скорее всего, она скрывалась на Новой Либерии от очередной беременности. Впрочем, скромницей Наташа не слыла, просто была помешана на безопасном сексе. На стопроцентно безопасном. За глаза ее звали Натка Три Резинки. В группировке о ней ходили легенды.
– Ну уж и герой... – невольно улыбнулся Вадим. – Завалило песком, как муравья.
– Ладно, ты подкрепись, полезно, – строго заметил Михайлов. – Скоро выпишем, а пока спи, ешь, смотри визор и газеты читай. Вот, есть всего лишь двухмесячной давности «Московский Джедай». Или тебе местную прессу притащить? Только она вся на французском.
– А посетителей можно? Или мне к ребятам...
– Не до тебя сейчас, соколик, – помрачнел майор. – Племена таха с оружием прорвались на окраины. Дежурства постоянные... Так что не обижайся, если никто тебя не навестит. Все-таки госпиталь далековато от расположения русских военных, считай, через весь город ехать. А в нем очень неспокойно. И ребят своих тебе видеть ни к чему, они все забинтованы с ног до головы, как мумии.
* * *
Выписывать Вадима не спешили. Доктору что-то не понравилось в зрачках сержанта – по его словам, последствия сотрясения еще давали себя знать. Косинцев готов был спятить от тоски, когда в его палату подселили еще одного страдальца. Это был вертлявый субъект неопределённого возраста, национальности и рода занятий. Не кадровый военный точно. Звали его Алекс, по-русски он разговаривал свободно, лишь с каким-то пришепетывающим акцентом. В больничку Алекс загремел со «сложной формой биологического ожога». Проще говоря, умудрился влезть в ядовитые кустарники. Вследствие этого рожа у него напоминала комок заплесневелого теста с тремя ямками. Две узенькие – для глаз, одна пошире – рот. От носа виднелся только облезлый кончик. Руки походили на пару батонов колбасы – их сплошь покрывала розоватая противоожоговая масса в тугой пленке. Тело и ноги практически не пострадали, защитил плотный комбинезон и крепкие ботинки.
Алекс оказался общительным парнем. Даже чересчур. Все время, которое не проводил в камере регенерации, он болтал. С азартом и о чем попало. О политике и музыке, о девушках и рыбалке, о карточных играх и катании на лыжах. Об оружии, клонированных динозаврах, андроидах и сексе андроидов с динозаврами и оружием. Причем перескакивал с одной темы на другую легко, будто блоха – с собаки на собаку. Слушать его было интересно, однако дольше двух часов подряд утомительно. К счастью, днем процедуры по приведению Алекса в человеческий вид повторялись часто, а вечером Вадим успевал заснуть под негромкий говор товарища по несчастью.
О причинах, по которым его занесло в ядовитые заросли, Алекс стойко молчал, но однажды разговорился-таки. Вадим подозревал, что ему в тот день просто вкатили чрезмерную дозу обезболивающего.
Оказывается, Алекс участвовал в экспедиции, искавшей в джунглях инопланетный космический корабль. Слухи о том, что еще во время первой волны колонизации в окрестностях нынешней Малелы упал то ли метеорит, то ли чужой звездолет, ходили давно. Правда, фактов, свидетельствующих о правдивости рассказов, не было, а очевидцы, если и имелись, давно умерли. Да и вообще, переться в джунгли, наполненные хищниками, змеями и одичавшими негритянскими племенами, желающих не находилось. Но в последний год то там, то сям начали всплывать странные вещицы, изготовленные точно не человеческими руками. Исчезали они так же быстро и таинственно, как появлялись. Скорей всего, контрабандным путем утекали за пределы Новой Либерии.
Экспедицию, в которой участвовал Алекс, организовал какой-то частный фонд с Земли. Состояла она наполовину из ученых, наполовину из наемников. Плюс двое проводников, один из племени таха, другой из племени киафу. Вообще-то таха и киафу смертельно враждовали, но ради обещанных золотых кордоб проводники были готовы забыть о вражде и любить друг друга как единоутробные братья.
Больше месяца группа бродила по джунглям, не находя даже малейших следов звездолета, зато добывая множество приключений на задницу. Проводники начали помаленьку ссориться. Наемники укоряли ученых в неприспособленности к странствиям, те наемников – в полной бесполезности и адской прожорливости. Все вместе проклинали климат, вонючую воду и насекомых. Начальник экспедиции, видя, что дело идет к бунту, приказал поворачивать домой.
Тут-то они и наткнулись на искомое. По чистой случайности – буквально уперлись носом в искореженные, покрытые чешуйками лилового нагара металлические конструкции. Растительность так плотно затянула инопланетный корабль, что можно было пройти в десяти метрах от него и ни черта не увидеть. Да и так, вплотную, форма и даже точные размеры звездолета оставались загадкой. Было лишь ясно, что он огромен и частично погружен в почву.