– Простите, я не думал, что вы не удержитесь на ногах и так неудачно упадете, но выбирать ведь не приходилось, – извинился Гуров, подходя к ней и протягивая руку, чтобы помочь встать.
Женщина подняла на него ярко-голубые глаза в обрамлении очень длинных черных ресниц под смоляными бровями, а вот волосы у нее были практически белые и, несмотря на скупое весеннее солнышко, отливали серебром.
– Извините, вы Лена Ведерникова? – спросил он, с трудом поднимая ее – девушка была тяжеловата.
– Мы знакомы? – удивилась она.
– Нет, но мне о вас рассказывал Федор Воронцов, когда я смотрел фотографии вашего выпуска, – объяснил Гуров.
– Ах, Феденька! – обрадовалась она и принялась осматривать себя – картина была плачевная.
– Позвольте представиться: полковник полиции Лев Иванович Гуров, – сказал он и предъявил ей удостоверение.
– Тот самый? – От удивления она даже рот открыла.
– Наверное, – усмехнулся он. – О других Гуровых в нашей системе мне слышать не приходилось. – И предложил: – Давайте я вас домой отвезу. Куда бы вы ни шли, но в таком виде вам лучше вернуться.
Лев Иванович повел ее, сильно прихрамывающую, к джипу, увидев который, она воскликнула:
– Это же машина Юрия Федоровича?
– Ну да, он мне дал ее на то время, что я у вас тут в санатории лечусь, – объяснил Гуров.
– Так я там все перепачкаю, – испугалась она и предложила: – Давайте я хотя бы плащ сниму, все же почище будет.
– Кто это на вас напал? – спросил он, когда, следуя ее указаниям, вел машину к ее дому: он оказался буквально рядом.
– Не знаю, – растерянно ответила она. – Они еще вчера пытались ко мне подойти, но со мной Митенька был, точнее, его водитель вмешался, вот они и ушли.
– Это Дмитрий Николаевич Щербаков? – уточнил Гуров.
– Вы и его знаете? – удивилась она.
– Нет, я с его отцом знаком, – объяснил он.
Уставленная всевозможными цветами, однокомнатная квартира Елены дышала старомодным уютом, а результаты ее страсти к вязанию и вышиванию были видны на каждом шагу: кружевные салфеточки, дорожки и занавески на окнах были сделаны явно вручную, а на стенах в рамках висели вышивки. Одним словом, человеку со схожими вкусами показалось бы, что он попал в рай.
– Я сейчас чай поставлю, – сказала она. – А еще у меня пирожки есть. С капустой.
– Лена, вы лучше сначала покажите мне свою ногу – я немного спортом занимался и в травмах более-менее разбираюсь, а то вдруг вам к врачу надо, – предложил Гуров. – И не надо смущаться, я сейчас не мужчина, а что-то вроде врача.
Оказалось, что с ногой ничего страшного не случилось, и, промыв ссадины на ней и на лице перекисью водорода, они сели пить чай – пироги были выше всяких похвал.
– Как вы думаете, Лена, кто это на вас напал? – спросил Гуров.
– Не знаю, – пожала плечами она.
– Но враги какие-нибудь, недоброжелатели у вас есть? – настаивал он.
– Да нет вроде, – сказала она и потупилась, а на глазах выступили слезы.
Решив, что где-то здесь поблизости и зарыта собака, Лев Иванович начал мягко увещевать девушку:
– Лена, я все-таки следователь и, как говорят, не самый плохой. Да и жизненный опыт у меня побольше вашего, так что не надо от меня ничего скрывать. Что случилось?
– Меня жених бросил, – прохлюпала она.
– А кто у нас жених? – участливо спросил Гуров.
– Гордеев Иван Александрович, – сказала она и, быстро подняв голову, принялась его оправдывать: – Вы не думайте, Ванечка хороший. Просто он ничего не понял, вот и вспылил…
Услышав это имя, Гуров удивленно уставился на Лену. Дело было в том, что Гордеев, в определенных кругах именуемый Гордеем, был личностью неоднозначной. Двухметрового роста мужик, силы немереной, он начинал в лихие 90-е с братков, но сумел не только уцелеть в той кровавой мясорубке, но и постепенно собрал вокруг себя людей, поднялся и сейчас являлся одним из крупнейших, если не самым крупным, в области бизнесменом. От криминала он уже лет десять как отошел, но свою команду не распустил, а создал на ее основе частное охранное предприятие, так что в трудную минуту мог мгновенно поставить под ружье человек пятьдесят бойцов, а это заставляло его недоброжелателей очень крепко подумать, прежде чем попытаться выступить против него.
В той же истории двухгодичной давности, просеивая через частое сито всех, кто только мог быть к ней причастен, Гуров изучил досье и на Гордеева. Брали его трижды, и трижды его адвокат Симанович, причем самый лучший, а значит, и самый дорогой в городе, имевший безупречную репутацию, его дело успешно разваливал до основания так, что тот даже свидетелем не проходил. Гуров еще тогда удивился, откуда у простого братка, а именно таковым Гордеев и был, когда его в первый раз взяли, деньги на такого адвоката. А в четвертый раз, когда все недвусмысленно указывало именно на Гордея, вдруг, откуда ни возьмись, появился человек и, написав чистосердечное признание, взял все на себя. И опять Симанович отличился – дали преступнику ниже низшего предела.
Словом, дела вокруг Гордеева творились непонятные, но в конечном итоге именно его команда и помогла выйти на след гастролеров. Те, не разобравшись, что к чему, грабанули контору в принадлежавшем ему крупном сельскохозяйственном предприятии, находившемся как раз недалеко от границы с Казахстаном, куда супостаты и смылись с очень немалой добычей. Гордей скомандовал «фас», его подчиненные рванули по следу, и криминальная жизнь Левобережья замерла – кому же охота с самим Гордеем связываться. Методы, которыми работали люди Гордеева, были далеки от законности, но зато эффективны, что и позволило выйти на наводчика. К чести Гордеева надо сказать, что беспредела он не допустил, а передал информацию кому следует, то есть самому Гурову, который и возглавлял следствие, потом они были хоть и немного, но лично знакомы. Ну а дальше – дело техники: чтобы не заморачиваться с дипломатическими тонкостями, гастролеров выманили на территорию России, где и взяли. Большую часть награбленного смогли вернуть, в том числе и Гордееву, так что если он и понес материальные потери, то не очень большие.
– Расскажите мне все с самого начала, – попросил Гуров.
– Понимаете, ко мне вчера Митенька на работу заехал. У него такое горе. Его друг бросил, – начала Елена.
– Я знаю о его пристрастиях, – вставил полковник Гуров.
– Вот он и приехал ко мне поплакаться – его же никто не понимает, не жалеет, никто ему, кроме меня, не посочувствует. Мы из офиса на улицу вышли и к машине направились, а тут эти двое. Ой, у них такие неприятные лица были! – Она передернулась от этих воспоминаний. – Митенька даже попятился, когда их увидел. А тут Геночка…
– Это водитель? – уточнил Гуров.
– Ну да. Так вот, Геночка из машины вышел, а он знаете какой здоровый? Почти как мои братья. Вот эти двое и ушли. Мы ко мне поехали, сели тут на кухне чай пить, и вдруг такой бешеный стук в дверь раздался. Я в глазок посмотрела, а это Ванечка. Я ему дверь открыла, и он влетел, весь красный, глаза бешеные, а как туфли и плащ Митеньки увидел, начал кричать. Ой, Лев Иванович! – Она даже за щеки схватилась. – Меня никогда в жизни никто так не называл. Такого о себе наслушалась. Я пыталась ему все объяснить, но он мне и слова вставить не дал. А потом как дверью хлопнет. Даже штукатурка посыпалась, – пожаловалась она. – Я так плакала, так плакала… Митенька тут же обо всех своих неприятностях забыл и начал меня утешать. Потом он уехал, а я маме позвонила сказать, что меня Ванечка бросил, и мы еще вместе с ней поплакали. А сегодня я на работу пошла, и эти двое на меня напали. Вы не думайте, я сильная, только они так неожиданно на меня бросились и как-то так меня скрутили, что я ничего сделать не могла. Спасибо вам, что вы меня спасли, а то не знаю, что со мной бы было.
– Как я понял, Иван Александрович ничего о Дмитрии не знает? – спросил Гуров.