– Я в квартиру-то даже не заходила, – торопливо сообщила она капитану. – Только в дверь заглянула, смотрю, Мефодьевна на полу лежит… я так перепугалась, так перепугалась – до сих пор поджилки дрожат! К себе в квартиру прибежала и сразу в милицию звонить… ну тут уж и вы приехали!..
– Врет! – проговорил, появившись в дверях, второй милиционер – тот, с которым Вета столкнулась в коридоре. – Непременно врет! Заходила она в квартиру!
– Как это я вру?! Как это вру?! – возмущенно вскрикнула соседка. – У меня сроду такой привычки не было, чтобы врать!
– Точно врет, – спокойно возразил милиционер. – От входной двери она пострадавшую никак не могла видеть, сами видели, какая там прихожая! Ей непременно нужно было к самой кухне подойти, только тогда она могла тело увидеть!..
– Ну, может, самую чуточку зашла… – призналась соседка. – Может, на два шажочка. Но я ничего не трогала!..
После этих слов оба милиционера посмотрели на нее с явным подозрением.
– Все-таки что же здесь произошло? – спросила Вета, оглядевшись по сторонам.
– Обычное ограбление, – ответил Островой. – Судя по тому, что нет следов взлома, пострадавшая сама открыла дверь грабителям…
– Говорим же всегда – не открывайте никому дверь! – вклинился в разговор второй офицер. – Но разве же гражданские нас слушают? Особенно пенсионеры!..
«Но как раз Анна Мефодьевна была очень осторожна, – подумала Вета. – Она никогда не открывала дверь, не выяснив, кто пришел… десять раз переспросит…»
Она вспомнила свой последний визит и как старуха долго и недоверчиво ее спрашивала. А ведь она ждала Вету, они всегда заранее договаривались о встрече! Старуха вообще мало кого пускала в квартиру – врача участкового или женщину, которая пенсию носит… Но чтобы ночью кому-то дверь открыть…
– Вот, значит, они вошли… она, старушка эта, попыталась сопротивляться грабителям, ей дали как следует… а потом они, значит, все вынесли…
– Пять тысяч томов вынесли по лестнице – и никто из соседей ничего не услышал? – с сомнением проговорила Вета.
Милиционеры переглянулись.
– А что – правда здесь было пять тысяч книг? – недоверчиво переспросил Островой.
– Приблизительно, – Вета повернулась к книжным шкафам. – Ну, может, четыре с половиной… а может, и больше пяти – вы же видите, какие шкафы огромные! И все книгами были заполнены, уж я-то знаю…
– Да-а… – Островой тяжело вздохнул. – Действительно, непонятный момент…
– Вот такие у нас граждане равнодушные! – вмешался его напарник. – Никакой бдительности! Мимо них могут зенитно-ракетный комплекс пронести, а никто и не почешется!
– А что с Анной Мефодьевной? – спохватилась Вета. – Она жива?
– Когда ее санитары уносили – была жива, но без сознания, – с профессиональным спокойствием ответил Островой. – Состояние, конечно, тяжелое, да и возраст, так что сами понимаете – прогноз неутешительный…
– Так что на ее показания мало надежды! – проговорил от дверей второй милиционер.
– А куда ее отвезли, в какую больницу? – спросила Вета озабоченно.
Милиционеры переглянулись, и Островой сообщил:
– Больница Архангела Гавриила, бывшая имени Демьяна Бедного. На проспекте Культуры… только она без сознания, так что от вашего посещения будет немного толку.
– Если человек без сознания, это еще не значит, что он ничего не чувствует, – ответила Вета и хотела было уже уйти.
– Постойте, – остановил ее Островой. – Я еще вот что хотел у вас спросить – почему этот профессор все имущество оставил племяннику, а книжки – вам?
– А вы жену его видели? – не удержалась Вета. – Глеб Николаевич, конечно, старый был и больной, но голова у него отлично соображала. И эту Диану он насквозь видел, хоть под конец жизни почти ослеп.
– Да уж… – неопределенно сказал капитан, – очень утомительная женщина…
– А мне, честно говоря, – разоткровенничалась Вета, – с этим наследством одна головная боль. Книги представляют ценность только для узкого круга людей, и куда их теперь девать? Но раз учитель оказал мне такое доверие, то придется возиться… Хотя… вряд ли вы их найдете, так что вроде бы я должна радоваться. Но не могу…
– Учитель… – снова подала голос неугомонная соседка. – Вот моя невестка…
– А вы, свидетельница, идите к себе, – прервал ее Островой, – вас повесткой вызовут.
– Когда? – требовательно приступила к нему тетка.
– На днях или раньше, – спокойно ответил капитан.
Больница Архангела Гавриила располагалась в северной части Петербурга, на углу проспектов Культуры и Просвещения.
Мало кто из местных жителей не шутил по поводу этих названий. Наверное, в Северной столице нет места более далекого как от культуры, так и от просвещения, да и вообще, случайно оказавшись в этих местах, трудно поверить, что ты находишься в Петербурге.
Когда Вета выбралась из маршрутки возле ворот больницы, на солнце набежала чернильно-темная туча, налетел порыв ветра, и на асфальт упали первые тяжелые капли дождя.
Вета пожалела, что не захватила зонт, хотя свекровь и советовала ей это сделать, прибавила шагу и успела дойти до дверей больницы, когда хлынул серьезный ливень.
В холле толпилось множество посетителей, здесь же болтались нетяжелые больные. Долговязый мужчина на костылях, в синей полосатой пижаме флиртовал с симпатичной медсестрой, тетка средних лет воспитывала двадцатилетнего парня в гипсе.
Вета протолкалась к окошку справочной, назвала имя и отчество Анны Мефодьевны.
Сестра в окошечке поглядела в экран компьютера и сообщила номер палаты.
– Сменную обувь нужно! – сообщила она под конец.
Вета вспомнила огромные шлепанцы, которые выдавала гостям Мефодьевна, и подумала, что жизнь любит устраивать такие повторы и совпадения.
В гардеробе она купила за пять рублей голубые полиэтиленовые бахилы и отправилась на третий этаж, где располагалось нужное ей отделение.
Дверь отделения была широко открыта, на дежурном посту никого не было.
Вета нашла нужную палату, вошла внутрь.
Палата была большая, в ней помещалось десятка полтора коек, на которых лежали и сидели женщины разного возраста. Среди них Вета с немалым трудом нашла Мефодьевну, подошла к ее койке.
Старуха лежала с закрытыми глазами, голова ее была забинтована, из локтя резиновая трубочка бежала к стойке капельницы. Ни один мускул не шевелился на ее лице, и Вета уже испугалась, что опоздала, но тут заметила, что клетчатое больничное одеяло на груди старухи чуть заметно приподнимается в ритме дыхания.
– Помирает бабушка твоя! – с осуждением проговорила полная старуха, полусидевшая на соседней кровати. – Батюшку бы ей надо.
Вета нашла стул, села в изголовье кровати и положила ладонь на руку Мефодьевны.
Неожиданно веки старухи дрогнули, по лицу пробежала мучительная судорога, и Мефодьевна открыла глаза.
– Змею надо повернуть! – проговорила она довольно отчетливо.
– Что? – удивленно переспросила Вета. – Какую змею?
Она подумала, что старуха бредит.
Мефодьевна еще что-то проговорила, но совсем неразборчиво. Потом на ее лице проступило выражение ужасной усталости, и глаза закрылись. Вета огляделась, она подумала, что нужно найти врача.
Но тут старуха снова открыла глаза, взглянула на нее ясно и внимательно и едва слышно прошелестела:
– Пригнись пониже!..
Вета послушно склонилась, поднесла самое ухо к пергаментным губам старухи.
– Змею надо повернуть! – повторила Мефодьевна отчетливым, напряженным шепотом. – В кабинете у него змея зеленая. Повернуть ее надо… там у него что-то спрятано… важное что-то… Он мне перед смертью сказал…
Вета безуспешно вслушивалась, но больше ничего не слышала, кроме прерывистого хриплого дыхания.
Она отстранилась от старухи и увидела, что та снова лежит с закрытыми глазами, почти не подавая признаков жизни.
Что это было? Предсмертный бред? Или вообще ей померещился этот бессмысленный шепот?