– А чего ж ты тогда так себя вела? – я отвесила челюсть.
– Как? – она усмехнулась одним углом рта. – Высокомерно? Вызывающе?
– Ну да…
– Из гордости… – вздохнула она, нашаривая в «бардачке» сигареты. – Чтобы он ничего такого не подумал.
– Так это он тебя бросил? – сообразила наконец я. – А я думала, это ты его выдоила до конца и выбросила за ненадобностью, как старую ветошь…
– Не смей так говорить! – В глазах зажегся нездоровый огонь. – Он лучше всех, лучше всех! Мы все не стоим его мизинца!
– Ну-у… – Я на всякий случай отодвинулась подальше. – А тогда – из-за чего вы развелись? Он что – другую нашел?
– Вроде того, – она снова жалко усмехнулась.
– Слушай, может, ну его совсем, а? – предложила я. – Ну что ты себе сердце рвешь? Ведь теперь уже ничего не поправишь. Все равно развелись, раз он так решил…
– Это точно, – она закурила, не предложив мне, да я, в общем, и не хотела.
– Все наладится потихоньку, ты отдохнешь, позабудешь все, начнешь заново, – приободрившись, продолжала я. – Денег-то хоть удалось с него содрать?
– Да при чем тут деньги? – отмахнулась блондинка. – Денег я добуду сколько нужно!
– Тебе легче, – в свою очередь, вздохнула я.
– Вот этим и займусь, – решительно пообещала блондинка, загасив сигарету. – Уж запомнят они меня, на всю жизнь запомнят! Тебя куда отвезти?
Я пригляделась – руки у нее дрожали, глаза лихорадочно горели. Если честно, то не стоит ей вести машину, а мне не стоит с ней ехать. Однако дождь припустил вовсю, и я решила рискнуть, тем более что было совсем близко – тут же, на Васильевском.
Ничего не случилось. Блондинка вела машину уверенно, хотя и резко, так что меня слегка трясло на поворотах. Но вскоре я была возле дома, где жила последние восемь месяцев в обществе своего дорогого друга Бонни.
Бонни достался мне, можно сказать, по наследству от чужих людей. Его хозяева наняли меня в свое время в няньки на две недели отпуска, а сами погибли в автокатастрофе[2]. Потом в нашей жизни на короткое время появился Иван, который и унаследовал Бонни вместе с квартирой. Потом Иван уехал работать в Штаты, оставив нас вдвоем с Бонни здесь, в этой же квартире. Откровенно говоря, мы оба очень довольны, потому что обожаем друг друга. Иван присылает деньги на собаку, но по некоторым обмолвкам в письмах я поняла, что у него кто-то есть там, в Америке. И очень может быть, что он со временем захочет завести семью, а в таком случае ему понадобится квартира. Или дом, как там у них принято. И тогда он решит продать жилье на Васильевском острове, так что нам с Бонни нужно как можно быстрее искать пристанище. Ничего, теперь, после развода, сделать это будет легче.
Я открыла дверь и оказалась в просторном и хорошо отремонтированном холле. Дом старый, позапрошлого века, поэтому в холле стояла статуя Фемиды, богини правосудия, – ее изображают с весами в руках и с завязанными глазами. Фемида – кошмар моей жизни, поскольку Бонни статую страстно полюбил: до того, что не может пройти мимо, не подняв на нее лапу (прошу прощения за подробности).
Сами понимаете, жильцы и уборщица очень такой привязанностью недовольны, пес плохо поддается воспитанию, так что мне приходится нелегко. Но эта странная тяга к правосудию – единственное темное пятно на наших с Бонни отношениях.
Стоя за дверью, я услышала ровный гул, потом кто-то бухнул чем-то тяжелым, так что двойная железная дверь содрогнулась, будто бумажная.
– Бонни, немедленно прекрати! – крикнула я.
Как назло, ключ едва поворачивался в замке, и удары участились. Я распахнула дверь и тут же отскочила в сторону. И правильно сделала, потому что на площадку вылетело страшилище желто-песочного цвета. Силой ветра меня прижало к стене, страшилище затормозило всеми четырьмя лапами и закрутило огромной головой. Я затихла за дверью, надеясь, что на этот раз меня минует чаша сия.
Как бы не так! С ужасающим воем чудовище ринулось ко мне, ткнуло мордой в плечо, так что я буквально стекла по стенке на пол, после чего меня облизали теплым языком да еще и испачкали слюной всю одежду.
Что ж, вон она, расплата за любовь!
Забыла сказать, что Бонни – бордоский дог, весит шестьдесят килограммов, размер имеет с хорошего теленка, к тому же обладает холерическим темпераментом.
– Ты как? – из-за двери осторожно выглянул дядя Вася.
– Нормально, – вздохнула я, – только опять всю одежду стирать придется.
Дядя Вася молча пожал плечами.
С дядей Васей мы познакомились случайно – он очень помог нам с Бонни в трудной ситуации, а затем принялся нас опекать. Василий Макарович – бывший милиционер, сейчас на пенсии, но ему скучно играть в домино во дворе и смотреть телевизор, хотя коллеги и подарили ему на юбилей дорогую плазменную панель. Мы с ним очень успешно расследовали убийство, и дядя Вася решил податься в частные детективы. А что? Опыт работы у него огромный, кое-какие связи в органах имеются, ноги пока что ходят, голова думает, а если понадобится – то и колеса в наличии.
Откровенно говоря, ведро, на котором ездит дядя Вася, машиной назвать можно с большой натяжкой, но я держу свое мнение при себе – он очень трепетно относится к указанному транспортному средству. Меня дядя Вася обещал привлекать к своему бизнесу только в качестве бухгалтера – годовой отчет составить в конце года или еще что-нибудь.
Он оформил все необходимые документы и поместил объявление в газете. Пока, однако, никаких заказов не поступало. Я, как могла, подбадривала Василия Макаровича – он хороший человек, к тому же у меня был свой расчет. Пока дядя Вася ничем не занят, я всегда могу оставить на него собаку.
Дело в том, что Бонни – очень трепетная натура. Несведущим людям кажется, что такую махину ничем не пробьешь, что он грубый и толстокожий, как носорог. Однако у Бонни нежная, легкоранимая душа. Он очень не любит быть один – сразу же впадает в меланхолию. Не подумайте, что пес лежит в темном углу комнаты и горестно вздыхает. Это было бы еще ничего. Нет, приступы меланхолии у Бонни проявляются по-другому. Он начинает носиться по квартире, круша все вокруг, налетая на стены и ломая мебель. Еще он воет.
И хотя стены в старом доме очень толстые, жуткий вой разносится по всему дому, и соседи реагируют на него точно так же, как жители Баскервиль-холла и окрестных деревень реагировали на вой собаки Баскервилей, то есть испытывают леденящий ужас.
Учитывая все перечисленное, я стараюсь не оставлять Бонни одного, мы всюду ходим вместе – на рынок за мясом, в магазин, на почту и в сберкассу.
Но сами посудите, не могла же я взять его сегодня в суд! Кроме всего прочего, он очень плохо относится к моему бывшему мужу, может при встрече и покусать. Конечно, это приятно, но мне не нужны лишние неприятности.
Поэтому я вызвала с утра дядю Васю и поручила Бонни его заботам. Дядя Вася с ним прекрасно управляется – он разговаривает с Бонни о жизни, читает ему детские книжки, пытался даже научить собаку играть в шахматы, но с тех пор как Бонни съел черного ферзя, занятия пришлось прекратить.
Поддерживаемая дядей Васей, я вползла в квартиру. Чудовище уже было там. Выполнив обязательную процедуру радостного облизывания, Бонни наконец угомонился и разлегся посреди прихожей, чтобы мы об него спотыкались.
– Ну что? – не выдержал Василий Макарович неизвестности. – Как все прошло?
– Да как… – Я показала ему бумаги из суда. – Вот, теперь свободная женщина…
Голос мой дрогнул, и дядя Вася срочно принял меры.
– Вот что, тезка, – сказал он строго, – ты, главное, не распускайся. Что сделано – то сделано, все прежнее у тебя уже отрезано, теперь и рана быстро заживет.
Забыла сказать, что мы с дядей Васей и правда тезки: он Василий, а я Василиса. И хоть ничего особенного он мне сейчас не сказал, на душе полегчало.
Когда я вышла из ванной, дядя Вася суетился на кухне.