– Пятнадцатое – это сегодня, – продолжала мать, – и если окажется, что мы должны знать эту Сперанскую, получится очень неудобно. Человек едет из такой дали… а мы даже встретить ее не можем.
– Ну, знаешь! – вскипела Надежда. – Я лично уверена на двести процентов, что никогда в жизни не слышала этой фамилии – Сперанская! То есть слышала, – поправилась она, – это министр такой был в девятнадцатом веке при Александре Первом – Сперанский.
– При чем тут Александр Первый?! – вскипела, в свою очередь, мать. – Надежда, не валяй дурака! – И поскольку Надежда угрюмо промолчала, мама заговорила чуть тише: – Знаешь, надо бы ее встретить. Если выяснится, что это ошибка – ну, проводишь ее до нужного места, у кого-то же она остановится? Или в гостиницу…
– Так я и знала! – вскричала Надежда. – Так я и знала, что ты пошлешь меня туда – не знаю куда! Ну сама подумай, кого я должна встретить? И где, на каком вокзале? Куда приходит поезд и когда? Может, он уже пришел? Где находится эта самая, как ты говоришь, Каракалпакия? На Кавказе?
– Кажется, да, – неуверенно пробормотала мать, – рядом с Адыгеей…
– Да ты что! Адыгея – это на Дальнем Востоке! – уверенно заявила Надежда. – Роман такой есть – «Последний из адыге». Дерсу Узала его звали, я точно помню…
– Ага, – ехидно ответила мать, – Дерсу Узала, говоришь? Надежда, ты меня, конечно, извини, но это уже не склероз, это – маразм! Потому что роман называется «Последний из удэге», и этот самый Дерсу Узала к Адыгее не имеет ни малейшего отношения!
– Слушай, при чем тут вообще Адыгея? – не выдержала Надежда. – Мы же ищем Каракалпакию!
– И правда! – обрадовалась мать. – Значит, бог с ней, с Адыгеей. А как ты думаешь, где может быть эта Каракалпакия?
– Ну, если Кавказ тебе не подходит, тогда, я думаю, она где-нибудь в низовьях Волги, там степи такие… еще президент у них миллионер…
– Надежда, – закричала мать так громко, что кот Бейсик отпрыгнул от телефона, как ошпаренный, – ты ведь училась в школе гораздо позже меня! Географию своей страны нужно знать! Там, в низовьях Волги, – Калмыкия, это у них президент Илюмжинов – миллионер!
– Ты точно знаешь? – расстроенно переспросила Надежда. – Ну, тогда я и не знаю, где ее искать, эту Каракалпакию.
– Значит, так, – строго сказала мать, – кончаем эту самодеятельность! Я сейчас достану карту Советского Союза и отыщу там Каракалпакию. А ты, будь добра, позвони в справочную и выясни, когда и на какой вокзал прибывает поезд номер шестьсот четырнадцать.
«Больше мне делать нечего!» – хотела было сказать Надежда, но промолчала – с матерью спорить – себе дороже обойдется.
Поезд номер шестьсот четырнадцать оказался московским и прибывал он на Московский, соответственно, вокзал ровно в двадцать три часа пятьдесят пять минут по московскому времени.
Чтобы выяснить это, Надежде понадобилось всего-то минут сорок повисеть на телефоне, чтобы пробиться в справочную. Как только она повесила трубку, позвонила мать.
– Слушай, Каракалпакия, оказывается, в Средней Азии! – обрадованно закричала она. – С одной стороны ее омывает Аральское море…
– Какое море? Его же нет давно, – перебила ее Надежда.
– А Каракалпакия – есть! – стояла на своем мать. – В общем, она входит в состав Узбекистана. Наверное, через Ташкент поезд идет…
– Да-да, я уже знаю.
Выслушав все про поезд, мать помолчала.
– Знаешь, я тут все думала, думала… и вспомнила. У твоего отца была тетка… нет, кажется, двоюродная сестра… нет, все-таки она была теткой его… двоюродной, а может, троюродной.
– Никогда в жизни у отца в родне не было никаких Сперанских! – заявила Надежда. – Мы бы знали.
– А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, – гнула свое мать, – хотя замужем она вроде бы не была… а может, и была… как-нибудь так, случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
– Мама, все эти твои рассуждения притянуты за уши! – Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московском вокзале, и очень разозлилась.
– Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам из Каракалпакии, – резонно возразила мать, – так я тебе скажу, что – кроме этой тетки – больше некому.
– Тетка отца… – протянула Надежда. – И сколько же ей может быть сейчас лет?
– За восемьдесят, – дипломатично ответила мать.
– Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую я никогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
– Откуда я знаю? – удивилась мать. – Я тоже никогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию в пятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местах отдаленных.
– Дальше Каракалпакии? – удивилась Надежда.
– На севере, – отмахнулась мать, – и не спрашивай меня больше, ничего я про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились в пятьдесят четвертом, ты родилась в пятьдесят пятом. Сама посуди, откуда я могла ее знать?
– За что ее посадили и сослали?
– Ой, да какая теперь разница! – рассердилась мать. – Знаю только, что потом, когда уже всем можно было возвращаться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!
– Характер, – заметила Надежда.
– Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.
– В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться лично, – зловеще проговорила Надежда – и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный – оттуда ближе было к вокзалу. Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскую фотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде. Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было еще несколько знакомых лиц.
– Вон там, в углу, за самоваром, – сказала мать, – это она, тетя Вася.
– Что?! – изумилась Надежда. – Как ты ее назвала?
– Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно – тетя Вася, – посмеиваясь, сказала мать.
– Господи помилуй! – воскликнула Надежда. – Придется мне орать это имечко вслух, стоя возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть – самовар отсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус – это, конечно, край света. Но телефонная связь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бы выяснить – а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого черта она сюда едет?
Мать только пожала плечами.
Московский вокзал ночью – не самое подходящее место для одинокой интеллигентной женщины. Надежда в седьмой раз прошла мимо молодого краснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбно улыбнулась.
Поезд номер шестьсот четырнадцать опаздывал почти на три часа. Купив у полусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобы отогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.
Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из Нижнего Новгорода опоздал на каких-то двадцать минут, и только «шестьсот четырнадцатый-веселый», как назвал его бойкий носильщик, не подавал никаких признаков жизни.
Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласован с маршрутом Ташкент – Москва, а поскольку ташкентский опаздывает по определению, то и «шестьсот четырнадцатый» тоже никогда не приходит вовремя.
Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, как и Надежда, слонялись по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.
Вновь обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
– Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать – отличное чтение в дорогу…
– Что это за число такое магическое? – удивилась Надежда. – Поезд – шестьсот четырнадцатый, роман – шестьсот четырнадцатый… как-то это не к добру! Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.