Делать было совершенно нечего, было зябко и пахло какой-то химической гадостью, кажется, формалином. Я понятия не имела, что это такое, но, наверное, это он и есть.
Мозги мои еще не совсем смерзлись, напротив, от холода я окончательно протрезвела, и теперь в голове появились совсем неутешительные мысли. В основном душу мою тревожили два вопроса: что я тут делаю и для какого беса мне это нужно? И еще вопрос: как же я дошла до жизни такой?
Это же надо такое придумать – сама, по собственной воле я очутилась в покойницкой! И теперь могу:
а) простудиться и заболеть воспалением легких;
б) умереть от разрыва сердца, если какой-либо из покойников пошевелится;
в) просто сбрендить с ума от страха и одиночества;
г) получить от Кондратьевны хорошую взбучку, если она меня разоблачит, а кстати, эта тетка, судя по всему, серьезная, может и в милицию меня сдать.
Я задумалась, какой из четырех вариантов лучше. Выходило, что все хуже. Тогда второй вопрос: зачем я это сделала? Чтобы полететь с Димычем на Мальдивы? Не слишком ли дорогая цена за две недели отпуска? То есть про Мальдивы я узнала уже после того, как завелась с этим треклятым моргом, Димыч, гад, все держал в себе, видно, прикидывал, кого ему выбрать в спутницы. И Мальдивы эти нужны мне были только для того, чтобы окучить Димыча по полной программе – ласки, пляски и ежедневный офигительный секс, так, чтобы в конце отпуска он полностью уверился, что я – женщина, созданная для него, во всяком случае, хотя бы на время. Хоть на несколько месяцев. Потому что мне очень нужен кто-то постоянный, который будет меня содержать. Димыч на эту роль подходит лучше других – во-первых, он мне нравится, он красивый и обаятельный, а еще он всегда при деньгах, его отец в Москве – какая-то шишка, поэтому сыночку ни в чем нет отказу.
Мать пригрозила, что с будущего месяца вообще прекратит давать мне деньги. Разумеется, это с ее стороны только пустые угрозы, уж я-то знаю, как приструнить свою мамочку, но заметно урезать мое ежемесячное содержание она вполне может.
Да если на то пошло, разве ж это деньги – то, что она вынимает с недовольной физиономией из своего портмоне и протягивает мне двумя пальцами, как будто я бомж у метро – на, мол, и помни мою доброту.
Может быть, кто-то посмотрит на меня косо и укорит, что я, взрослая девица двадцати двух лет от роду, живу на деньги старушки-матери. Я вас умоляю: моя мамочка иногда при надлежащем освещении выглядит едва ли не лучше меня, во всяком случае, сейчас уж точно. Это во-первых, а во-вторых, мать моя никогда в жизни сама не зарабатывала денег. Она всегда жила за счет мужчин. И очень этим гордилась, всегда приводила себя в пример, как умную, практичную и удачливую женщину. Не подумайте плохого – мамочка женщина приличная и каждый раз выходила за очередного мужчину замуж. Кажется, мужей у нее было пять. Или шесть, что-то я сбилась со счета.
Самое интересное, что среди этих пяти (или шести) не оказалось моего отца. Да-да, вот как раз за ним-то мамочка замужем и не была. Я его вообще никогда не видела. И бабушку я не помню, поскольку они были с матерью в ссоре и не встречались. Больше у нас родственников не было, так что волей-неволей приходилось мне общаться с мамочкиными мужьями. Но не так чтобы близко. С трудом вспоминаю первого, он отпал, когда мне было года четыре. А до этого он часто выпивал, называл меня дочкой и упорно качал на колене, всерьез полагая, что мне это нравится. Потом был не то дальнобойщик, не то какой-то наладчик – он вечно торчал в командировках и зарабатывал, по рассказам мамочкиных подруг, большие деньги. По моим воспоминаниям, он больше всего на свете любил свою личную машину – подержанные «Жигули». Все свободное время он проводил возле нее в гараже и часто брал меня с собой, так что годам к десяти я полностью усвоила особенности устройства автомобиля, знала названия всех деталей и инструментов и даже сама могла зачистить свечи и проверить зажигание. После развода с этим товарищем у нас с мамочкой осталась двухкомнатная квартирка в спальном районе.
Потом был, кажется, какой-то начальник, иногда мамочка ездила на его служебной машине, потом – кто-то с телевидения, не то редактор, не то режиссер, он вечно являлся домой за полночь, да еще приводил с собой компанию таких же, как он, возбужденных и голодных приятелей. Он водил меня на телестудию, мне разрешали болтаться по коридорам и заглядывать во все двери. Иногда брали в передачу, где требовалась массовка. Или режиссер был до начальника, и мать развелась с ним, не в силах выносить эти еженощные бдения? Не помню.
Надо отдать должное моей матери: из каждого замужества она выходила не только без потерь, но и с прибылью. И к пятому (или к шестому) походу в загс она была в отличной форме, здорова и полна сил, а также имела прилично отремонтированную и обставленную трехкомнатную квартиру, пару норковых шубеек и кое-какие драгоценности – не бриллианты, конечно, но все же не дешевый ширпотреб. И это при том, что, как я уже говорила, мамочка ни дня в своей жизни не работала. Насчет домашнего хозяйства она тоже не слишком заморачивалась, говорила всем, что занимается воспитанием дочери, то есть – моим, но на самом деле она упорно и целеустремленно занималась собой. Я-то хорошо знаю свою мать и уверена, что единственный человек, который ей интересен, – это она сама. С собой ей никогда не скучно, о себе она готова заботиться сколько угодно, удовлетворять все свои бесчисленные капризы и тратить на себя, любимую, все деньги, какие есть. Вот в этом мы с мамочкой очень похожи. Внешне, кстати, тоже.
Только у меня денег нет.
Все началось с ее последнего замужества. Мамочка очень постаралась – ведь после сорока лет шансы найти приличного и богатого мужа катастрофически уменьшаются. И вот в квартире появился мордатый такой тип по имени Валера, упакованный по полной программе. Костюмы у него были все фирменные, ботинки дорогущие, итальянские, на руке – золотой «Ролекс», а под окном – «Лексус». Чем-то сумела его мамочка привлечь – не зря до этого долго тренировалась, и к пятому (или шестому) замужеству приобрела сноровку.
Молодые расписались, и Валера утвердился в нашей квартире. И тут все и случилось. Вроде бы я повода не давала, да и Валера ко мне не вязался, он вообще дома бывал нечасто – какой-то у него имелся бизнес, я подозревала, что полукриминальный.
Однако то ли мамочка зорким оком что-то такое заметила, то ли рассудила по-житейски, что ни к чему молодой привлекательной девушке маячить перед глазами ее мужа, и решила подстраховаться, то есть выпереть меня подальше, с глаз долой. Мы начали ежедневно скандалить – она сама цеплялась ко мне без всякого повода. Выселить меня из квартиры она не могла – куда бы я делась? – так что мамочка просто регулярно орала, чтобы я слезла наконец с ее шеи.
– Но позволь, – удивилась в первый раз я, – уж на твоей-то шее я никогда не сидела! Мы вместе с тобой сидели на шее у твоих мужей, но они-то вроде ко мне претензий не имеют…
Действительно, все четверо (или пятеро) относились ко мне неплохо.
Тут она окончательно озверела, покраснела вся и затопала ногами, из чего я сделала вывод, что нынешний ее муж ко мне претензии имеет: не желает он меня содержать. В общем, это его право, хотя, возможно, мать преувеличивала.
– Иди работать! – угрюмо высказалась она.
– Угу, – обманчиво спокойным голосом согласилась я. – И куда? И кем? Продавцом в продуктовую лавочку, на грошовую зарплату? Секретаршей в крошечную фирмочку, где всего-то сотрудников три человека, из которых две – законченные стервы, а начальник норовит с первого дня уложить тебя в постель? Ты прекрасно знаешь, что твоими заботами я ничего не умею делать!