Повеса и наследница - Лилиенталь Наталья Н.

Кэй Маргерит

Повеса и наследница

Пролог

Париж, август 1815 года

Врач тихо затворил за собой дверь спальни и повернулся к молодой женщине, которая с тревогой ждала в прихожей. Он с грустью заметил, что испытания последних дней не прошли для нее бесследно. Хотя ее утонченная красота не пострадала, казалось, что она стала хрупкой, будто износилась. Из голубых как васильки глаз исчез блеск, кремовый цвет лица потускнел и обрел мертвенную бледность, светлые волосы растрепались и были небрежно повязаны лентой. Хотя врач хранил суровое выражение лица и настаивал на своевременной оплате счетов, в глубине души он знал, что такое чувство сострадания. Врач глубоко вздохнул. В подобные мгновения он проклинал свою профессию.

Серьезный вид и смиренный кивок поведали Серене все, что ей хотелось узнать. Она боролась с отчаянием, которое, точно приливная волна, грозило поглотить ее.

– Мадемуазель Каше, позаботьтесь, чтобы ему было удобно. Пока вы ему больше ничем не поможете. Я вернусь утром, но… – Врач пожал плечами, и этот жест говорил красноречивее любых слов. Стало понятно – он не надеется, что отец протянет до утра.

Серена отчаянно сдерживала слезы. Разве они помогут сейчас? Серена устало отошла от двери, к которой прислонилась, и выпрямилась. Она пыталась уловить смысл наставлений врача, однако ясные и спокойные слова того с трудом проникали сквозь туман, окутывавший ее встревоженное сознание. Девушка едва слышала его голос, будто тот доносился с далекого берега. Свежие перевязки и снотворное облегчат отцу страдания, но его уже не спасет даже волшебный напиток.

Перед уходом врач наказал вызвать его в случае необходимости и, утешая Серену, похлопал ее по плечу. Когда она отворила тяжелую дубовую дверь близ лестницы в холле, отделявшем их жилые комнаты от игорных залов, раздался взрыв пьяного хохота. Если со стороны Ватерлоо не иссякал поток мужчин, за игорными столиками не оставалось свободных мест, но на этот раз Серене все было безразлично. Какая польза от набитого деньгами кошелька, если она не сможет тратить их вместе с отцом?

Сейчас все потеряло смысл, кроме одного – как можно лучше провести оставшиеся драгоценные часы. Отец должен видеть свою дочь спокойной и любящей, а не в горьких слезах и с растрепанными волосами. Она решительно спрятала под ленту выбившийся золотистый локон, поправила декольте платья, глубоко вздохнула и с тяжелым сердцем снова вошла в спальню отца.

Бархатные занавеси на окнах были задернуты, сохраняя в помещении удушливую жару и приглушая шум, который доносился с оживленной улицы. В огромном зеркале над камином отражались роскошные ковры, полированное дерево, ярко сверкавшие золоченые и серебряные ручки красивой мебели. В нем отражались также куча белоснежного постельного белья, разорванного для перевязки, множество пузырьков и бутылок на ночном столике, на котором раньше неизменно стоял графин с водой. На полу валялись пропитанные кровью повязки, свидетельствовавшие о том, как много часов Серена провела здесь, выполняя обязанности заботливой сиделки. Воздух был пропитан тяжелым запахом лаванды и настойки опия.

Филипп Каше лежал на просторной кровати с балдахином и, несмотря на высокий рост, казался маленьким среди горы подушек, которыми его обложили, чтобы остановить поток крови из раны. Почему же он просто не отдал свой кошелек? Уже в который раз с тех пор, как отец, держась за грудь, нетвердой походкой вошел через дверь, Серена проклинала трусливого разбойника, отнявшего у него ценные вещи, а сейчас, похоже, и жизнь. Она была потрясена, видя съежившегося отца, его бритую голову, такую беззащитную без парика, который он никогда не забывал надевать, хотя парики уже вышли из моды. Отец дышал хрипло и неровно, за время непродолжительной беседы с врачом его кожа стала мертвенно-бледной.

Отцу велели не двигаться из опасения, что кровотечение может открыться снова, однако его голубые глаза, такие же живые, как у дочери, вспыхнули, когда он увидел ее. Серена тихо закрыла дверь, и он, приветствуя ее, с трудом чуть приподнял руку над шелковым покрывалом:

– Моя красавица, наконец-то ты пришла. Я должен сказать тебе нечто важное, больше откладывать нельзя… боюсь, мой час почти настал. – Не обращая внимания на возражения Серены, он жестом велел ей приблизиться. – Нет смысла скрывать, моя дорогая, я потерял слишком много крови. Я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня. – У отца начался приступ кашля. В уголке рта появилась капелька крови. Дрожащей рукой он нетерпеливо смахнул ее.

Даже сейчас Серена видела следы красоты, какой отец отличался во цвете лет. Четкие, правильные черты, знакомая очаровательная улыбка, которая выручала его не в одной опасной ситуации. Он был хорошим игроком и поэтому большей частью оказывался в выигрыше. Почти тридцать лет Филипп своим острым умом и умением играть в карты содержал себя, а затем и маму. Это умение он приобрел, играя во множестве казино больших и маленьких городов Европы.

Пододвинув стул ближе к постели, Серена, шурша шелковыми юбками, села и нежно погладила исхудавшую белую руку, безжизненно лежавшую на покрывале. Отец уходил из жизни на глазах у дочери, однако ей приходилось хранить твердость духа.

– Папа, я здесь, – прошептала она.

– Моя милая, никогда не думал, что вот так покину тебя. Твоя жизнь должна была сложиться совсем иначе. Прости меня.

– Не извиняйся. Мне не хотелось, чтобы она сложилась по-другому. Мы ведь славно провели время?

Серена нежно улыбнулась отцу, в ее глазах мелькнула озорная искорка, вызвавшая у него едва заметную ответную реакцию.

– Да, но ты ведь очень хорошо знаешь, что любая игра всегда заканчивается расплатой.

Серена носовым платком заглушила рыдания.

Пальцы отца подрагивали в ее руке.

– Моя дочь, ты должна набраться храбрости.

А сейчас выслушай меня и не прерывай. Это крайне важно. Прошу тебя, не суди меня слишком строго, ибо мой рассказ станет для тебя неожиданностью. Он также навсегда изменит твою жизнь. Слушай, малышка. Мне придется вернуться в прошлое. Это было тридцать лет назад…

Глава 1

Англия, апрель 1816 года

Серена остановилась, чтобы отдышаться и полюбоваться восхитительным фасадом дома. Тот оказался гораздо величественнее, чем она ожидала. Это был классический хозяйский особняк времен королевы Елизаветы, к главной части здания спокойных тонов примыкали два элегантных крыла, придававшие ему изящную симметрию. Она вошла на его территорию через боковые ворота. Серена решила, что в столь прекрасное утро лучше обойтись без экипажа и пройти пешком небольшое расстояние, отделявшее городок от этого места. Для этого времени года стояла мягкая погода, весенние почки почти распустились. Среди травы близ хорошо ухоженной тропинки виднелись нарциссы, полоски первоцвета и искусно засеянный ирис, который только что начал цвести. Запах камелий и форситий смешался со свежим, влажным ароматом недавно скошенной травы.

Ты должна отправиться в Англию, в Найтсвуд-Холл, в дом моего дорогого друга Ника Литтона. Эти слова произнес умирающий отец. Как ни удивительно, она оказалась в этом месте, на родине отца, и остановилась возле дома его лучшего друга. После смерти отца Серена пережила три ужасных месяца, готовясь к переезду из Парижа, однако уйма дел, свалившихся на нее, отчасти смягчили боль утраты. После закрытия игорных заведений у нее появилось удивительно много денег, которых более чем хватило бы, чтобы покрыть расходы последующих нескольких месяцев и вести вполне безбедную жизнь, если дела пойдут не так, как рассчитывал отец.