Трагедия состояла в том, что, выходя замуж за Армана, Шанталь поняла, что совершает самую ужасную ошибку в своей жизни, и рождение Лилли только ухудшило положение.
Но мысли о дочери оказалось достаточно, чтобы вызвать улыбку на ее лице. Лилли для нее — это все. Самая большая и чистая радость, которую подарила ей жизнь. Благословенный дар. Цель в жизни.
Внезапно двигатели снова натужно взревели; послышался скрежет металла, как будто самолет в агонии вспарывал себя изнутри.
Шанталь стиснула руки на коленях. Лайнер кренился и содрогался, словно стараясь, как змея, сбросить свою серебристую кожу.
Что будет с Лилли?
Шанталь знала, что ее шурин, король Малик Нури, султан Барака, пытается освободить Лилли, ища способ обойти безнадежно отставшие от жизни законы Ла-Круа, но до сих пор у него ничего не вышло. Это означает, что, если самолет утонет в океане, рассыплется в воздухе или с ним случится что-нибудь еще, Лилли навсегда останется пленницей семейства Тибоде в Ла-Круа. Тибоде, родители Армана, — холодные, жесткие люди, которые будут контролировать каждый вздох Лилли.
У нее закружилась голова. К горлу подступила тошнота. Сейчас ее вырвет.
Тяжелая рука легла ей на затылок, заставляя опустить голову к коленям.
— Дышите.
В голосе Деметриса Мантеакиса не прозвучало ни малейшего волнения.
Чувствуя на затылке его тяжелую руку, Шанталь окончательно растерялась. Крепко сжав веки, она попыталась справиться с нервами. Ты должна сохранить достоинство. Никто не живет вечно… никто не…
— Дышите, — снова приказал он.
— Я не могу. — Голос у нее дрогнул, и слезы закапали на колени.
— Можете. Должны. Ну, же, Шанталь, мужайтесь!
Его голос произвел на нее такой же эффект, как пощечины, которые дают впавшей в истерику женщине. Постепенно она начала успокаиваться и наконец обрела способность дышать. Глубже. Спокойнее.
— Я в порядке — Шанталь подняла голову и выпрямилась.
Он медленно убрал свою руку.
Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла. Деметрис Мантеакис вызывал у нее почти такой же страх, как содрогание самолета.
Деметрис наблюдал за принцессой, прекрасно понимая, что они в беде. Он сохранял спокойствие, потому никто из них не мог изменить положение. Либо им повезет, либо нет. В любом случае он останется с принцессой Тибоде. Они выживут или погибнут вместе. Он может позволить себе быть спокойным. За них уже приняли определенные решения, и им остается только ждать.
— Я в порядке, — повторила она, и на этот раз ее голос прозвучал спокойнее.
Он посмотрел на руки Шанталь, вцепившиеся в подлокотники.
— Страх — это нормально, — услышала она и резко подняла голову, Мантеакис увидел напряженный взгляд голубых глаз, потемневших от волнения и морщинки вокруг мягко очерченных губ.
— Вы боитесь? — прошептала она.
— Да, немного.
Шанталь отвернулась. Ей очень страшно, и впервые в жизни ей нужна правда. Не обещания, притворство и цветистые фразы, которые она постоянно слышит.
— Мы выживем?
— Постараемся.
Если бы не Лилли, она могла бы распрощаться с жизнью и смириться с неизбежным концом, но у нее есть дочь, которой она нужна.
Шанталь сжала пальцы так, что ногти вонзилась ей в ладони.
— Если я не доберусь до дома…
— Вы доберетесь до дома.
Ей так хочется поверить ему!
— Но, если этого не произойдет, обещайте, что вы скажете моей дочери…
— Шанталь!
Резкий холодный голос заставил ее медленно поднять глаза. Она увидела широкую грудь, расстегнутый воротник рубашки, квадратный подбородок и решительно сжатые губы.
— Вы не обратились ко мне так, как должны — «ваше высочество».
— Но вы не мое высочество. Вы Шанталь Тибоде…
— Я ненавижу это имя, — холодно возразила она. — Я не Тибоде. Это фамилия моего мужа.
— И он умер.
Ком встал у нее в горле.
— Да, умер.
— Но вы не умрете.
— Нет.
Его белые зубы блеснули в легкой улыбке.
— Это первый положительный ответ, который я услышал от вас.
— А я впервые увидела вашу улыбку. Я не люблю улыбаться.
Шанталь рассмеялась, позабыв на мгновение о судорожных содроганиях и резких перепадах высоты, вызывавших у нее страшную тошноту.
— Не любите?
— Только дураки улыбаются.
Шанталь фыркнула.
— Вы шутите!
Склонив голову набок, он устремил на нее темные глаза, и она ощутила внутреннюю дрожь, вызванную мрачной напряженностью его взгляда.
Подобно Арману, Мантеакис невероятно самоуверен. Но ей известно, что происходит с такими людьми, как Арман. Они уничтожают окружающих, вгрызаясь в них и откусывая по кусочку, пока ничего не останется — ни моральной силы, ни самоуважения, ни собственного «я».
Смех замер у нее на губах. Сильные, жестокие мужчины — это не те, которых она хочет знать.
Авиалайнер стремительно пошел вниз в свободном падении, и Шанталь услышала, как позади нее раздался крик обезумевшей от ужаса женщины. Он звучал в ее ушах, пока стальная птица неслась к поверхности океана.
Деметрис крепко сжал ее судорожно стиснутые пальцы.
— Я здесь.
Она изо всех сил вцепилась в его руку.
— Мы падаем!
— Мы просто быстро спускаемся.
В его жестком голосе прозвучало скрытое волнение, которое говорило само за себя. Он почувствовал неотвратимую опасность. Теперь они в одной лодке: два человеческих существа… двое смертных… и между ними нет никаких преград.
— Спасибо, — сказала Шанталь, задыхаясь и превозмогая страшную сухость во рту. Сердце у нее колотилось с такой силой, что барабанные перепонки, казалось, не выдержат и лопнут. — Спасибо за то, что вы делаете это. Остаетесь со мной.