На мгновенье Райанна почувствовала угрызение совести. Если бы она не скрывала от Алексиса Петракиса факт существования Ники, мальчик мог бы все время жить в таких условиях. Даже вопреки желанию Алексиса государство потребовало бы от него взять на себя финансовую ответственность за сына, хотя и незаконнорожденного.
Лицо Райанны стало каменным.
Даже в обмен на все блага мира она ни за что бы не сказала Алексису Петракису о Ники! Некоторые отцы просто не заслуживают счастья иметь детей. Разве ее собственное детство не пример тому? Мать жила в постоянной надежде на возвращение мужа, а сама Райанна тосковала об отце, который совершенно ею не интересовался. Нет! Лучше уж у Ники совсем не будет отца…
Какой-то странный звук прервал ее размышления. Райанна увидела, как на пляже Ники и Кэрен подняли головы. Через мгновенье на горизонте показался вертолет.
Неужели это снова доктор, удивилась Райанна, но он уже дважды навещал меня и остался доволен тем, как идет процесс выздоровления, и не собирался появляться здесь раньше следующей недели…
Тогда кто же это мог быть?
Райанне не пришлось долго ждать ответа.
Алексис рывком открыл дверь на веранду. Внезапность — лучшая тактика нападения. Неужели эта женщина действительно полагает, что ей просто так позволят поселиться здесь, в роскоши, и ничего не потребуют взамен? Алексис случайно взглянул в сторону пляжа и замер.
Его сын плескался в море. Заливаясь смехом, он радостно перепрыгивал через крошечные волны, ничем не походя на того замкнутого, напуганного ребенка, которого Алексис увидел в доме опекунши.
— Что ты тут делаешь?
Алексис резко повернул голову и холодно взглянул на женщину, которая произвела на свет его сына, а потом четыре года скрывала факт его рождения.
Она была страшно бледна, а ее ввалившиеся глаза светились испугом и ненавистью.
Алексис опустился в одно из плетеных кресел и некоторое время молча вглядывался в лицо Райанны.
— Нам есть что… обсудить.
— Ты хочешь, чтобы я подписала бумаги? Чтобы я не имела юридического права ничего сообщать журналистам насчет Ники?
Так вот, значит, что она планировала? Собиралась рассказать о моем сыне желтой прессе, чтобы весь мир ахнул!
— Ты никогда никому не расскажешь о Ники. Зачем, по-твоему, я привез тебя сюда? Чтобы ты могла поправить здоровье?
— Когда я смогу снова увезти мальчика в Англию?
Алексис Петракис хочет получить гарантии молчания — отлично, она подпишет все, лишь бы как можно быстрее отделаться от этого человека.
— Ты не вернешься в Англию, равно как и мой сын, — голос мужчины прозвучал совершенно бесстрастно.
Словно холодный стальной нож вонзился в сердце Райанны.
— С этого момента, — продолжал Алексис, — ты будешь жить здесь. Возможно, позже, когда Ники достигнет школьного возраста и научится свободно говорить по-гречески, я приму другое решение.
— Достигнет школьного возраста? Будет говорить по-гречески? О чем ты, черт возьми?
— Я говорю о том, как будет теперь жить мой сын.
Губы Райанны побелели.
— Давайте бумаги, мистер Петракис, я их подпишу! Это гораздо проще, чем тот идиотизм, который вы предлагаете в качестве альтернативы!
— У тебя нет выбора. Мой сын остается в Греции, и ты тоже — до тех пор, пока будешь нужна ребенку.
— Ты просто не в своем уме! Неужели ты всерьез полагаешь, что я останусь тут в заключении?
— Запомни хорошенько: с этого момента ты будешь делать только то, что я захочу! И никаких обсуждений!
Райанна непроизвольно подалась вперед. Ее ребра отозвались нестерпимой болью.
— Я не буду ничего обсуждать с тобой, даже если от этого будет зависеть моя жизнь!
— Позволь разъяснить тебе твое положение, — холодно сказал Алексис Петракис. — Если ты и лелеяла когда-то мечты о том, что я буду содержать тебя в роскоши в Англии, довольствуясь редкими свиданиями с Ники, можешь забыть об этом. Я потерял четыре года его жизни и должен был бы уничтожить тебя за это. Но у меня связаны руки — пока Ники еще маленький, его счастье зависит от тебя, и только по этой причине я терплю твое присутствие. Так что не питай абсолютно никаких иллюзий.
Райанна ужаснулась: она не могла поверить услышанному.
— А сейчас… — как ни в чем не бывало продолжил Алексис, — я начну наверстывать упущенное.
Райанне хотелось закричать, но она будто онемела. Ее сковал ужас.