Еще одним серьезным недостатком Джима Кортни было пристрастие к бутылке. Он, похоже, уже успел осушить не один бокал, да и сейчас с особым рвением изучал в меню раздел спиртных напитков. Саймон поморщился. Джим пьяный еще неприятнее Джима трезвого. Не желая портить себе настроения, актер повернулся к соседу с другой стороны.
К ним уже приближалась официантка. Та самая, рассеянно подумал Саймон, дурнушка с приятным голосом.
— Сэр? Вы уже сделали выбор? — услышал он знакомое мелодичное контральто.
Саймон продиктовал несколько блюд, молодая женщина вежливо кивнула и перешла к следующему клиенту. Она ничего не записывала, видно, полностью полагаясь на память — высший пилотаж, когда обслуживаешь столько человек сразу. Глаза же ее, как с легким удивлением осознал Саймон, оказались просто огромными, зелеными и очень-очень ясными. Даже уродливые очки не могли полностью скрыть прозрачной глубины этих глаз. И почему-то Саймон вдруг подумал, что эта официантка ничего не перепутает.
Хотя, собственно, чему тут удивляться? Каждому служащему «Рэйнбоу» по штату положено являть собой образец профессиональной расторопности и деловитости. И хватит о ней.
— Мистер Гринстон, а какого вы мнения о последней постановке «Меры за меру» в Шанноне? — спросил Саймон, снова поворачиваясь к соседу, известному театральному критику. К его мнению точно стоило прислушаться.
Мистер Гринстон тут же принялся вдаваться в подробности, и Саймон сосредоточился, стараясь ничего не пропустить. Ему налили красного вина, он отхлебнул глоток, краем глаза отметив, что Джиму подливают уже второй раз. Кортни раскраснелся, глаза у него масляно поблескивали, голос стал громким, а речь не совсем внятной. После следующего бокала он замахал рукой, призывая официантку.
Та немедленно оказалась рядом. Синее форменное платье с белым фартуком и впрямь полностью скрывало фигуру, но, как снова с удивлением отметил Саймон, ничто не могло скрыть горделивой осанки молодой женщины. Невысокая — даже на каблуках едва ли выше его плеча — она двигалась с грацией и достоинством титулованной дамы, наследницы аристократического рода. Вот занятно. А ведь поначалу он счел ее безнадежной дурнушкой, лишенной и капли женской привлекательности.
— Салат, — хриплым голосом объявил Джим Кортни. — Я просил с соевым маслом. Вы принесли с оливковым!
— Простите, сэр. Я немедленно заменю его.
Но когда молодая женщина потянулась за тарелкой, Джим перехватил тонкое запястье.
— Это ваша работа. Вам платят за то, чтобы вы приносили то, что просят.
— Да, сэр, — терпеливо ответила официантка. — Если позволите, я исправляю свою ошибку.
На скулах ее проступили едва заметные розовые пятна, тело застыло в безмолвном сопротивлении. Но Джим и не подумал отпустить свою жертву. Сжав запястье молодой женщины сильнее, он заглянул ей в лицо и осклабился.
— Зачем вы носите эти уродские очки? В них на вас ни один нормальный мужчина и смотреть не захочет.
— Пожалуйста, отпустите мою руку.
На этот раз она не добавила «сэр». Не успев подумать, что делает, Саймон приподнялся. В голосе его зазвучала сталь:
— Джим, ты слышал даму. Отпусти ее. Живо!
К столику уже спешил почуявший неладное метрдотель.
— Да я же просто шучу. — Кортни с подчеркнутой медлительностью освободил тонкое запястье, умудрившись при этом погладить молодую женщину по руке.
Официантка, забрав тарелку, бросилась в кухню. На своего спасителя она даже не взглянула.
— Меня твои шутки не смешат, — отрезал Саймон. — И по-моему, всех остальных тоже. Включая и ее саму.
— Ее? Ради всего святого, она же обычная официантка. Этим девицам только и надо, чтобы за ними малость приударили!
В чем Саймон был абсолютно уверен, так это в том, что официантка в подобных очках отнюдь не жаждет, чтобы за ней «малость приударяли». Такую оправу подберет только женщина, совершенно равнодушная к собственной внешности — или, напротив, желающая сознательно обезобразить себя.
Метрдотель тем временем принес Кортни новую порцию салата.
— Прошу вас, сэр, если вам что-нибудь не понравится, дайте знать мне лично, — попросил он.
— Крошка струсила, да? — ухмыльнулся Джим.
— Прошу прощения, сэр?
— Вы меня поняли, — хмыкнул Джим. — Ладно, теперь все в порядке.
И, отвернувшись от метрдотеля, он принялся рассказывать старый и не слишком приличный анекдот про ирландца, шотландца и англичанина.