Саманте показалось, что у нее под ногами разорвалась светошумовая граната и ее контузило. Или убило. Мир внезапно стал тихим и глупым. Это что, издевательство?
Она, кажется, даже перестала моргать.
— Что скажешь? Ты ведь хотела вырваться из ритма обыденной жизни. Хотела увидеть что-то новое, отдохнуть? Хотела. Я очень тебе доверяю и очень доверяю Джастину. Ты развеешься, я пока займусь работой и обустройством нашего будущего. Думаю, после этого дела мы сможем снять квартиру побольше. И поехать в свадебное путешествие. Слышишь: я говорю не «или», а «и». Пока ты просто отдохнешь. А потом у нас будет настоящий медовый месяц. Где-нибудь в прекрасных теплых краях. Как сама захочешь. И совсем другая жизнь. Ну же, Сэм?
Саманта рассмеялась — не весело, а нервно, надрывно, с дрожью. Дрожала она от холода, который шел откуда-то из глубин сердца.
Он нахмурился:
— Сэм?
— Глупый ты, Эдмонд Ивен, — прошептала она. — Очень-очень глупый.
И поцеловала его сама — как-то резко, будто желая причинить боль.
4
Джастин глядел в потолок, напряженно, внимательно, будто желая найти там ответы на все вопросы этого мира. Впрочем, на самом деле интересовал его только один вопрос: за что?
Чем он не угодил Господу Богу, если тот ниспослал ему такое испытание? Нет, конечно, это испытание больше похоже на драгоценный дар. Но в том, что оборотная сторона этого рая есть не что иное, как ад, он не сомневался.
Или это искушает его сатана?
А может, дьявол вселился в Эдмонда и теперь творит непотребства руками его лучшего друга?
Потолок был отделан гладкими кремовыми плитками. Тепло и скучно. Ничего, ему скоро предстоит грандиозное… развлечение.
Рифмуется с «мучение».
И «влечение».
А «безумие»? Нет, в качестве рифмы не подходит, но похоже, в конце всего его ждет именно оно. Сумасшествие. Печальный дом для душевнобольных…
Душевно больные. Те, у кого болеет душа. Или болит душа? Или душа — вся превратилась в бесконечную боль?
Нет, не нужно накручивать. Ситуация и без того абсурдная. Интересно, Эдмонд решился бы предложить ему это, если бы догадывался хотя бы о половине тех чувств, которые Джастин испытывает к его невесте?
Эдмонд не дурак. И не слепой. Значит, одно из двух: либо ему настолько наплевать на ситуацию, что он ничего не замечает, не анализирует и не подозревает, либо он подозревает, но ему настолько наплевать…
Джастин поднял кружку кофе и ударил краешком о зубы. Вот, он уже теряет над собой контроль, что же будет дальше?!
Надо было отказаться. Отказаться сразу же, железно, бесповоротно. Соврать, что работы невпроворот, что никто его никуда не отпустит даже на два дня, не то что на две недели без малого. Или сказать Эдмонду правду. Пусть бы даже и неполную: что это его, Эдмонда, любимая девушка, и пусть сам с ней разбирается, ссорится, мирится, уезжает, да что хочет…
А потом, может быть, до конца жизни кусать губы и презирать себя за слабость. За страх, за то, что судьба подарила ему право на маленькое, убогое, иллюзорное, но все-таки счастье, а он, трус и слабак, побоялся этот дар принять.
К тому же… Вдруг с ней что-то случится, а ни его, ни Эдмонда не будет рядом? Саманта рисковая, она не видит, где грань интересного и опасного, ей нельзя одной. Он почему-то не сомневался, что она назло всем непременно осуществила бы свою мечту. Она отчаянная.
После свадьбы она будет навсегда принадлежать только Эдмонду. А пока… она и так его, но все же…
Все же он предложил другу съездить с ней в Ирландию вместо него! Дурак, дурак, дурак.
Джастин положил руку на трубку телефона. Сейчас он позвонит Эдмонду и прекратит весь этот театр абсурда. Можно сказать, что он заболел. Тяжело. Может быть, даже смертельно. И никуда ехать не может.
И вряд ли выздоровеет к свадьбе. И пойти не сможет, потому что его болезнь опасна для других.
Нет, кажется, это уже перебор. Достаточно будет просто…
Телефон разразился громкой трелью. Джастин подпрыгнул на крутящемся стуле и чуть было не опрокинул кружку с кофе. Трель повторилась. Он прочистил горло, вдохнул, поднял трубку и сказал:
— Алло?
— Привет, Джастин, — поздоровалась Саманта.
Кружка во второй раз за минуту подверглась крайней опасности.
— 3-здравствуй, Сэм.
— Не помешала?
— Конечно нет, — торопливо заверил ее Джастин.
— Ну почему же «конечно»? Ты ведь на работе. — Саманта улыбнулась, он это почувствовал.
— Ну… да. Просто ты не можешь помешать.
Черт, кажется, он уже начинает болтать глупости.
— А-а, понятно. Так что, мы едем?
Вопрос этот прокатился в его сознании как гром. Джастин явственно понял, что сказать ей «нет» не сможет и все.
— Выходит, что так.
— Здорово Эдмонд над нами подшутил, правда?
— Правда.
— Он уже и путевку свою переоформил на твое имя.
— Угу.
— Джастин, ты в порядке?
— Да, конечно, абсолютно.
— Кажется, я все-таки зря отвлекаю тебя от работы. Давай поговорим вечером, когда ты будешь более коммуникабелен.
— Но я…
— Все нормально. Я понимаю, творческий процесс — это святое. Пока, Джастин.
— Пока.
Гудки.
Да уж, творческий процесс. Ему нужно принять какое-то решение и составить хотя бы приблизительный план действий без единой константы.
Хотя нет. Одна есть. Это трепетная нежность, которую он испытывает к Саманте.
А все остальное… Разве оно стоит дороже?
Коротенький разговор с Джастином убедил Саманту в том, что это не сон. Ей не приснилось, что ее дражайший жених вместо себя подсунул ей для романтического путешествия по Ирландии своего лучшего друга. И все с этой ситуацией вроде бы смирились: и она сама, и лучший друг. Однако какая-то глубокая неправильность не давала Саманте покоя, хоть убей. Что это могло быть?