Как видите, столкновение «идей» и реальности мгновенно оказалось не в пользу «идей».
После выхода в свет последнего тома «Энциклопедии» Дидро приезжает в Петербург. Идет 1773 год, до революции осталось 16 лет.
И повторяется то же, что при общении с Дашковой: буря эмоций со стороны Дидро, пылкое восхищение императрицей.
«Да, я ее видел, слышал и уверяю вас, что она не понимает, сколько она мне сделала добра. Что за правительница, что за удивительная женщина!» В разговорах с ней он брал ее за руку, вскакивал и бегал по комнате, ударял кулаком по столу. Игра? Может быть. Но в этом случае – необычно хорошая для Дидро игра. А может быть, и правда Екатерина II произвела на Дидро очень сильное впечатление?
А вот у Екатерины происходит обратное: она считает Дидро очень умным человеком, но никак не может приложить его идеи к реалиям жизни.
«Ваш Дидро, – писала Екатерина, – необыкновенный человек. Он меня занимал, но пользы я выносила мало. Если бы я руководствовалась его соображениями, то мне пришлось бы поставить все вверх дном в моей стране: законы, администрацию, политику, финансы и заменить все неосуществимыми теориями. Тогда я объяснилась с ним откровенно: «Господин Дидро, я с большим удовольствием выслушала все, что подсказывал вам ваш блестящий ум. Между тем я, бедная императрица, работаю на человеческой коже, а она очень щекотлива и раздражительна». После этого объяснения он, как я убеждена, стал относиться ко мне с некоторым соболезнованием, как к уму ординарному и узкому».
Один ждет, что его замечательные идеи тут же будут воплощаться в жизнь.
Другая хочет сперва понять, как это можно сделать. И не находит никакого способа.
Екатерина жаждала практических указаний, а находила в беседах с Дидро только то, что читала уже раньше в его произведениях. Да он и не мог дать ей практических указаний, потому что никогда и ничем практическим не занимался.
В конце февраля 1774 года он уехал из Петербурга, не простившись с императрицей, которая сама не пожелала прощальной аудиенции, очевидно, чтобы избежать чувствительной сцены. Но «Энциклопедия» еще долгое время служила Екатерине настольной книгой.
Точно так же и Вольтер некоторое время был придворным Фридриха II Великого. С тем же результатом – то есть с полным отсутствием результата. Можно, конечно, предположить тут некую хитрость, подлое желание королей обмануть просветителей и вообще всю образованную общественность. Но в этом ли дело?
Мудрецы или глупцы?
Предвестием Французской революции стали решения, принятые четырьмя сотнями людей одним прохладным летним утром. Это были дворяне, купцы и духовные лица, которых король Франции Людовик XVII созвал для участия в Генеральных штатах. Королю надо было только одно – чтобы Генеральные штаты от имени всей нации подтвердили его право собирать налоги, какие и когда он хочет. Но Генеральные штаты, избранные представители нации, не пошли на поводу у короля. Очень почтительно, но совершенно непреклонно они требуют – пусть король раз навсегда откажется собирать налоги, на которые не согласна вся нация.
«Вы не нужны мне такие!» – гневно кричит король, пытаясь разогнать Генеральные штаты. «Мы нужны своему народу… Мы отвечаем перед теми, кто нас избирал», – по-прежнему почтительно и по-прежнему непреклонно возражают ему депутаты. Король приказывает распустить Генеральные штаты. Он велит запереть все помещения, где собирались депутаты. 17 июня 1789 года депутаты не смогли войти в наглухо запертый зал заседаний. Из всех помещений оказался не заперт только зал для игры в мяч. И тогда четыреста человек в этом зале объявили сами себя не Генеральными штатами короля, а Национальным собранием Франции и поклялись не расходиться, пока король не примет их условий.
В это утро было прохладно, ветрено. Почти одновременно с клятвой пробили часы на башне монастыря Сен-Клу – было 10 часов пополудни.
Конечно же, и после этого события было много всего и очень разного. Началась страшная и очень долгая гражданская война, все стороны которой успели наделать много чего, и длилась фактически до реставрации Бурбонов в 1815 году. Мелькали, как в дурном калейдоскопе, якобинский террор, Вандейские войны, Конвент, смена календаря, переворот, еще переворот, трупы на улицах, Директория и в конце концов новая империя с Наполеоном Бонапартом во главе.
Начинались и кончались войны, и вся Европа полыхала, подожженная революционной Францией, которая сначала хотела принести всем трудящимся Европы такую же счастливую жизнь, а потом как-то незаметно начала строить свою собственную империю. А окончательно все определилось только после поражения Франции и Венского конгресса 1815 года.
Но именно прохладным утром 17 июня 1789 года, в 10 часов по местному времени, провалилась в небытие королевская Франция. А поскольку она была ведущей державой Европы, самой культурной и самой сильной в экономическом и политическом отношениях, то провалился в тартарары и весь мировой порядок XVIII столетия.
Гвардия народа?
Если Национальное собрание не подчиняется королю, то получается – в стране появилось два правительства. В точности как в Англии в недобром 1649 году начали воевать между собой король и парламент.
9 июля Национальное собрание провозгласило само себя Учредительным собранием. Учредительное – от слова «учреждать». Учреждать систему правления? Но в стране как будто уже есть законное правительство? Видимо, «народ» уже не считает законным правительство короля?
И тут на страну обрушивается явление, получившее название «великого страха». В июле – августе 1789 г. по всей Франции прокатываются волны паники. С одной стороны, очень уж это «своевременная» паника, слишком уж полезная для Учредительного собрания. Поэтому до сих пор поговаривают об организации слухов самими революционерами или масонскими ложами.
С другой стороны, нет никаких подтверждений тому, что слухи расходятся из какого-то центра и что их кто-то сознательно распускает. Возможно, народ сам распускал страшные слухи в ситуации неустойчивости. После десятилетий стабильной, спокойной жизни гражданская война обрушивается на Францию внезапно и жутко, вызывая предчувствие какого-то надвигающегося кошмара. Если слухи вызваны предчувствиями, то они не обманули!
Одновременно во всех провинциях Франции заговорили о бандах разбойников, которые явятся буквально завтра-послезавтра. Говорили о «заговоре аристократов», которые двинут против «народа» свои частные армии. Говорили об иностранной интервенции, которой руководят опять же французские дворяне. В общем, слухов было очень и очень много. Под влиянием этих слухов крестьяне и жители маленьких городков, естественно, вооружались и объединялись в отряды, выбирали себе вожаков.
Так же естественно эти отряды не ждали появления разбойников, а сами начинали разбойничать. В лучшем случае они громили нотариальные конторы и сжигали архивы с описанием феодальных повинностей. Многие из них были неграмотны и все равно не могли разобрать, в каком документе и о чем идет речь. Поэтому они жгли на всякий случай вообще все документы.
И это – только в самом лучшем случае. Банды вооруженных людей нападали на замки и в них тоже уничтожали все письменные документы – включая старинные книги и раритеты. На всякий случай и из ненависти к тем, кто умеет читать и писать. Естественно, грабили и вообще все ценное. Если обитатели замков сопротивлялись разбойникам, их изгоняли, калечили и убивали. Не обязательно дворян – прислуги в замках обычно было много, и эти люди были связаны с хозяевами замков поколениями, тесными феодальными связями. Среди 10, 20 или 30 тысяч человек, убитых в это время, самих дворян было в лучшем случае 10–15 % – большинство уже бежали в города. Местные люди платили жизнью за то, что не позволяли грабить своих патронов. Негодяи присоединялись к разбойникам, революция отбирала и ковала себе кадры.