– Ваше высочество? – спросил он ошарашенно.
– Это я подхожу издалека, – объяснил я неуклюже, – потому что вопрос очень непрост. Малые нации особенно цепляются за свой язык, свою культуру, обычаи, танцы, наряды… Если их послушать, они – самый древний народ, который правил миром, когда остальные еще на деревьях сидели! Однако, если им вливаться в огромный народ, то придется оставить это дутое величие в прошлом и забыть о своих корнях… С другой стороны, а надо ли знать об этих корнях? Думаю, надо знать о будущем, а не прошлом. В прошлом мы все дикие, злые и волосатые.
Он слушал с напряженным вниманием, брови сдвинулись так, что столкнулись над переносицей.
– Значит, – спросил он хриплым от страдания голосом, – советуете не держаться за племя?
– Упаси, Господи, – сказал я испуганно, – я ничего не советую! Господь дал человеку право выбора. Ты сам должен выбрать. Только сам. И потом, если выбор окажется ошибочным, будешь стучать по башке себе, а не мне.
– Ваше высочество!
– Вернись в шатер, – посоветовал я. – Поговори с ними еще.
– А вы?
Я отмахнулся.
– Мне все равно ночевать в замке лорда Джордана. Оттуда такой вид, такой вид!.. И ты знаешь, что там все безопасно, сам проверял. Иди-иди!
Я повернул его к себе спиной и, подталкивая, заставил войти в шатер.
Альбрехт сказал со вздохом:
– Наверное, вот так терять друзей тяжелее, чем в бою?
Я покачал головой.
– Вообще-то предпочитаю друзей находить. И даже выращивать… ну, из противников. Правда-правда, пару раз получилось. Понравилось!
Зайчик пошел мне навстречу, нижняя челюсть ходит справа налево с таким жутким хрустом, перемалывая нечто в пасти, будто ему кто-то засыпал туда горсть алмазов.
– В замок? – спросил Альбрехт. – Но там в самом деле у лорда нет дочери! Разве что жена…
– Сплюньте, – сказал я сердито. – Учитесь получать высшую радость от реализации великих идей!.. И когда научитесь, мне расскажете.
Зайчик повернулся боком, я неспешно вставил носок сапога в стремя и с достойной лорда солидностью поднялся в седло.
– Утром увидимся, граф.
– Утром через неделю?
– Я вам покажу неделю! – сказал я.
Зайчик тряхнул гривой и пошел красивой рысью, а впереди помчался Бобик.
Извилистая дорога к замку идет между таких высоких и острых скал, похожих на зубы акулы, что даже на арбогастре лучше вот так по ней, чем пытаться напрямик, и мы неспешно петляем, Бобик мчится впереди, но вдруг он там замер и остановился.
Шерсть на нем поднялась дыбом, что бывает очень редко, я услышал хриплое гарчание.
– Вперед, – сказал я тревожно.
Арбогастр сделал три больших скачка, двигаясь, как большая пантера, впереди на дороге, шагах в пяти перед Бобиком, медленно поднимается нечто огромное, красное, будто выкупалось в крови, а на земле потрескивает, остывая, раскаленное пятно. Там пляшут искры и вздымаются огоньки горелой земли.
Он разогнулся, все еще распространяя дым, что валит прямо из тела, оказался гигантом выше меня на полкорпуса даже на арбогастре, в ширину просто чудовище, а по весу тоже раза в три больше, чем мы с Зайчиком.
Дым истончился, я наконец рассмотрел его лицо, наполовину жабье, наполовину крокодилье, даже под челюстью пульсирует желтый кожаный мешок, все тело все еще красное, но быстро становится багровым.
Он уставился в меня узкими щелями глаз, в горле прохрипело, я услышал едва разборчивое:
– Гр-р-рх… Я… сумел?.. Я сумел…
– Смотря что, – ответил я настороженно. – Бобик, сидеть!.. Кто ты? И что хочешь?.. Могу зачислить тебя в ударный отряд. Жалованье положу вдвое, кормежка бесплатная, интимных услуг не требуется…
Он вскинул голову и шумно втянул в себя воздух широкими ноздрями, они трепетали, как щупальца актиний, потом схлопнулись и плотно закупорили отверстия, чтоб ничто не мешало анализу.
– Я… точно, – прорычал он уже отчетливее. – Он здесь… Он близко…
– Поздравляю, – сказал я. – А кто?..
Глава 6
Он посмотрел на меня красными глазами, пасть приоткрылась, показывая массу белых острых зубов.
– Мне нужен, – проревел он гулко, – тот, кто принял… личину Зигфрида…
– Ух ты, – сказал я. – Теперь еще и ты… Старший братец, что ли? Дядя по матери?
Он рыкнул:
– Молчи, червяк…
– Так зачем он нужен? – спросил я с достоинством великого и суверенного лорда. – Как его непосредственный командир, я просто обязан знать! И перлюстрировать.
– Умолкни, человек, – рыкнул он. – За ним долг… он должен умереть…
Я изумился:
– С какой стати? Он давно уже просто человек, с вашим миром не связан. У него здесь свои долги.
Он прорычал люто:
– Я знаю!.. Нашли… твари его племени!.. Его назад!.. Нет, я не!.. Он даст новое племя?.. Нет, не даст!..
– Ты против? – спросил я. – Или ты не совсем против, а как бы альтернативно?
Он раскрыл пасть шире, глаза загорелись красным так, что оттуда пошел недобрый свет, как от костра.
– Его нашли, – проревел он, – чтобы он!.. Я не позволю!.. Я убью и съем его мозг…
Арбогастр подо мной беспокоится все сильнее, глаза тоже горят красным, роет землю копытом и готов броситься на чудовище. Бобик то и дело оглядывается на меня, хотя словно словами я его сдерживаю, а знаками могу послать в атаку.
Я крикнул, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее:
– Он отказался возвращаться! Так что нового племени, что угрожало бы твоим законным и, без всякого сомнения, суверенным интересам, не будет! Будет твое моноплемя без всяких конфессий и всяких мультикультурностей…
Монстр проревел таким низким голосом, что начала вздрагивать земля:
– Он… не… мог…
– Что?
– Не мог… отказаться…
– Отказался, – заверил я. – Он с рождения терся среди людей, потому не знает и не хочет вашей, без всякого сомнения, замечательной жизни. Он тебе не соперник!
Он остановился и всматривался в меня щелями глаз, я уже решил, что убедил, но он тряхнул башкой и прорычал люто:
– Нет… надежнее… съесть. А то вдруг… вернется?
– Да с чего вдруг?
Он рыкнул:
– Может передумать…
Вдали простучали копыта, я узнал коня Зигфрида, у него такой частый и нервный перестук, каким отличаются очень быстрые и пугливые лошади.
– Он не передумает! – закричал я погромче, чтобы он не услышал приближения Зигфрида.
Монстр рыкнул громыхающе:
– Твои хитрости, существо… ничтожны… Он приближается… и смерть его будет быстрой…
Я сказал громко и убедительно:
– И все себе испортишь? Так издалека добирался… и вот так сразу? Если так уж надо убить – убей, но сперва переговори с ним, хорошо?
Он рыкнул:
– Зачем?
– Тебе же самому, – закричал я, – будет приятно! Посмотреть в глаза врагу, насладиться его страхом перед тобой, таким огромным и всесильным, попугать, а потом не сразу сожрать, а по кусочку, чтобы тот визжал и вырывался…
Он подумал и прорычал:
– Растянуть удовольствие… да, это хорошо…
Он обернулся в сторону приближающегося Зигфрида. Чудовищные мышцы спины напряглись, пошли в стороны, окаменели, а затем из этих плит начали медленно выдвигаться костяные шипы, усеявшие всю спину и перебравшиеся на плечи и руки.
Я еще во время разговора, который намеренно затягивал, пытался призвать из своего арсенала Комья Мрака или Костяную Решетку, но впустую, затем попробовал мысленно взять в руку Небесную Иглу. Вроде бы нечто смутное ощутил, видимо, потому, что недавно пользовался, и ладони запомнили это ощущение, но все равно это оставалось там. Однако когда монстр раскорячился в боевой стойке, ожидая Зигфрида, я ощутил, что ладони начинают разогреваться, словно держу их над жарко полыхающим костром.
В черепе застучали молотки, раскаленное шило вонзилось в затылок с такой силой, что я тихонько взвыл от жалости к себе, стиснул челюсти, но что-то потерялось, ладони остыли.
Боль из черепа начала выветриваться, однако и присутствие Небесной Иглы в пальцах ослабело и почти исчезло.
– Нет, – прорычал я, – нет, не отпущу… ты уже в руках… Ты здесь… я держу, чувствую…
Снова стегнула боль, череп раскалился. Я захрипел, как пес, которому ошейник давит горло, но не давал волнам раскаленного тумана смахнуть картинку, как в ладонях появляется тяжелый корпус Небесной Иглы.