Гарольд смотрит на отъезжающее такси, обменивается взглядом с портье, еле заметно пожимает плечами, будто безмолвно говоря: так уж вышло, приятель, я не властен над этой бурей чувств, и идет назад к лифту.
Я лишь теперь замечаю, что на нем отнюдь не деловой костюм, а джинсы и рубашка и что в руках у него нет ни портфеля, ни папок. Мой милый и не думает о делах, во что практически невозможно поверить. Когда он входит в кабинку лифта и за ним бесшумно сдвигаются дверцы, на меня с беспощадной неумолимостью наваливается вся тяжесть случившегося. Чувствую, что, если сейчас же не расхохочусь, во мне лопнет натянувшаяся до отказа струна и сердце остановится. Тогда – прощай, жизнь! Запрокидываю голову, совсем как подружка Гарольда, и разражаюсь безудержным смехом.
Портье, судя по всему, пугается до смерти. Когда я успокаиваюсь и встаю с диванчика, бедняга смотрит на меня так, словно я на его глазах из обычной земной женщины превратилась в одноглазую инопланетянку.
Поднимаю руку, показывая, что волноваться нет причин.
– Все в порядке.
– Вы уверены? – Этот парень говорит по-английски, судя по произношению и легкости, с какой он задал вопрос, весьма и весьма неплохо. Недаром гостиница столь шикарна. Наверняка тут все на высшем уровне.
– Уверена, – отвечаю я, направляясь к выходу.
Служащий отеля смотрит на меня в ожидании пояснений.
– Я… гм… понимаете, я только теперь заметила, что держала газету вверх ногами. – Господи, что я несу? После того как сменился ночной портье, я сидела на чертовом диване не меньше получаса. Представляете, что можно подумать о человеке, который целых тридцать минут читает газету, не замечая, что слова перевернуты вверх тормашками?
Портье смотрит на меня круглыми глазами и некоторое время не знает, что отвечать. Потом оторопело потирает лоб и с подозрительной любезностью, наверное приняв меня за чокнутую, спрашивает:
– Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
– Хотите вызвать бригаду из психбольницы? – с наигранно дружелюбной улыбкой спрашиваю я. – Нет, спасибо. Туда я всегда успею. Tschuess
!
Выхожу на улицу и ощущаю себя беспомощным младенцем, который ни думать, ни ходить, ни объяснить, что ему нужно, еще не умеет. Неподвижно стою перед парадным входом до тех пор, пока к нему не подъезжает такси и не начинает ворчать швейцар:
– Мисс, вы или посторонитесь, или возвращайтесь в гостиницу, или… – «Проваливайте» не прибавляет, лишь вскидывает руки. – Мешаете ведь. Вон, люди приехали. – Спешит к такси и открывает дверцу переднего пассажирского сиденья.
Наблюдаю, как из машины выходит самодовольный толстяк – судя по уверенно-властной манере держаться, богач, – как швейцар, мечтающий о приличных чаевых, сгибается перед ним в полупоклоне и бормочет какие-то любезности, и медленно двигаюсь вперед. Приближаюсь к такси, когда постоялец и швейцар, пройдя мимо, уже входят в отель.
– Вы свободны? – спрашиваю у круглолицего водителя.
Тот, считая деньги, наверное полученные от толстяка чаевые, кивает. Сажусь и называю адрес своей гостиницы.
Теперь, когда город залит солнечным светом и оживает, вступая в новый день, можно было рассматривать все вокруг с раскрытым ртом. Но я ничего не замечаю. Если бы таксисту вздумалось катать меня целый день по одному и тому же маршруту, я, наверное, ни капли не удивилась бы – даже не увидела бы, что картинки за окном почти не меняются.
Что я чувствую? Попробую объяснить. Такое ощущение, будто я скользила по полноводной реке на легкой надежной лодочке и вдруг эту лодку из-под меня выдернули, а плавать я не умею и беспомощно барахтаюсь, зная, что вот-вот утону. Перед глазами проносится вереница туманных воспоминаний. Вот мы с Гарольдом протягиваем друг другу руки, знакомясь, и пожимаем их чуть дольше, чем принято; взгляды слились в один, любви еще нет, но есть смутное предчувствие. Вот он спустя время, страшно волнуясь, расхрабрился и предлагает мне переселиться к нему. Вот я привожу его в дом родителей и каждый раз, когда мама обращается к нему с вопросом, а отец останавливает на нем свой испытующий взгляд, я опускаю руку под стол и глажу колено Гарольда, чтобы ему было спокойнее, а он в знак благодарности легонько пожимает мои пальцы…
– Приехали, мисс, – говорит водитель, и я, очнувшись от раздумий, замечаю, что такси уже стоит напротив моей, куда более скромной гостиницы.
Работа у меня, можно сказать, вкусная. Я занимаюсь продвижением товара на внутреннем и внешнем рынках, а производит наша фабрика кондитерские изделия, главным образом, разного рода конфеты. До того как поступить на теперь почти родное предприятие, я понятия не имела, что у конфет есть собственный многогранный мир и что бывают люди, настроение которых напрямую зависит от наличия или отсутствия обожаемых марципанов, пралине или трюфелей.