– Сходите, ваша милость! Это интересно, – поддакнул Ворон, оставленный отцом за начальника стражи. – Только близко к клеткам не подходите.
Я подумала и согласилась.
В каретном сарае тошнотворно воняло мокрой шерстью, нечистотами и чем-то тухлым. Я поморщилась, пошире распахнула дверь, откинула капюшон плаща и с нетерпением посмотрела на Волода, пытающегося зажечь факел.
Кресало било по кремню, высекало длинные плети искр, а огонь все не занимался. Я презрительно фыркнула, и донельзя возмущенный брат продемонстрировал мне трут:
– Отсырел и не загорается…
– Дай сюда!
– Я сам! – воскликнул он, чиркнул еще раз, и трут, наконец, вспыхнул.
Дожидаться, пока разгорится пламя, я не стала, а шагнула к ближайшей клетке и осторожно отодвинула полотнище, которым она была накрыта…
«Здоровенный волчара» – тощий, облезлый волк размерами раза в полтора мельче моего любимца Ворчуна – лежал у самой решетки и, часто-часто дыша, смотрел на меня. Взгляд у зверя был угрюмым и каким-то затравленным.
М-да, смотреть тут было не на что: этот «страшный зверь» явно доживал последние дни.
Когда Волод справился с факелом и подошел поближе, я обратила внимание, что шерсть у волка тусклая и свалявшаяся, на спине и задних лапах – проплешины, а бока ощутимо впали.
– Кормят его абы как… И не всегда мясом, – заметив мой сочувствующий взгляд, усмехнулся брат, днями и ночами пропадающий на псарне. – А еще двигается он слишком мало, поэтому так ослаб.
Я согласно кивнула.
– А его хозяева, небось, едят от пуза! – возмущенно зашипел он, потом сунул мне в руку факел и набросил на голову капюшон: – Так, я – на кухню, за мясом! А ты пока посмотри на остальных…
Факел оказался довольно тяжелым и так и норовил вывернуть кисть. Поэтому я воткнула его в держатель на стене, откинула ткань со следующей клетки и восхищенно зацокала языком: зверек, сидящий в ней, выглядел как помесь рагнарского камышового кота с белкой. Только очень маленького и на редкость пушистого.
Обойдя клетку сбоку, я посмотрела на спящую мордочку «котобелки» и невольно улыбнулась: огненно-рыжее чудо забавно морщилось во сне и еле заметно шевелило усами.
– Какой же ты красавец… – тихонечко прошептала я. – Будь ты моим, я бы назвала тебя Огоньком…
Зверек открыл один глаз, лениво шевельнул ухом и, потягиваясь, вытянул перед собой одну из передних лап. Подушечки на лапе были треугольными и ужасно мягкими на вид. А между ними пробивалась беленькая шерстка.
Я приблизила лицо к клетке и легонько дунула на «котобелку». Зверек смешно сморщил носик и фыркнул. Я дунула еще раз. Чуть посильнее. И захихикала: зверек обиженно выпятил нижнюю губу и жалобно мяукнул!
– Прости! Больше не буду, – виновато пробормотала я, просунула руку сквозь прутья решетки и… вскрикнула. Щеку обожгло дуновением смерти, а через мгновение зверька отбросило к противоположной решетке… В глазнице Огонька торчала рукоять метательного ножа! Несколько долгих-долгих мгновений я смотрела на бьющееся в агонии тельце и умирала вместе с ним. Потом в душе что-то оборвалось, а по щекам потекли слезы.
В этот момент что-то хрустнуло. Я сообразила, что человек, убивший зверька, может злоумышлять и против меня, судорожно вцепилась в висящий на поясе кинжал и уставилась на темный силуэт, возникший рядом с массивным столбом, поддерживающим крышу.
Силуэт выждал мгновение, неторопливо двинулся вперед… и вышел из тени.
Воин действительно могуч. Из-под мокрого плаща виден кожаный нагрудник с нашитыми на него металлическими пластинами, кожаные штаны и сапоги. В правой руке воина черный посох, сверху донизу испещренный зарубками. На поясе – чекан и кинжал.
Волосы – не седые, а черные. Стриженные очень коротко. На левой щеке и подбородке – многодневная щетина. На правой – жуткий шрам от ожога…
Он посмотрел мне в глаза взглядом, в котором не было ничего человеческого. Потом прошел мимо, просунул руку в клетку с «котобелкой», выдернул свой нож и одним движением стряхнул с него кровь.
«Кром по прозвищу Меченый…» – запоздало вспомнила я, вцепилась рукой в прутья решетки и изо всех сил вдавила ногти в ладонь, чтобы боль помогла мне удержаться в сознании.
Глава 4
Принц Неддар Латирдан
Пятый день четвертой десятины второго лиственя
– Ты выглядишь, как настоящий хейсар[43], ашер[44]! – воскликнул Вага.
Принц Неддар затянул ремень левого налокотника, несколько раз сжал и разжал кулак, а потом продемонстрировал побратиму прядь своих волос:
– Видишь, светлые! И глаза у меня синие! То есть я – настоящий Латирдан.
– Да я не про внешность, – улыбнулся горец. – А про оружие, одежду…
Принц пару раз подпрыгнул на месте, прислушался к звукам, которые издавало снаряжение, потом проверил, как выходит из ножен кинжал, и пожал плечами:
– Не одежда красит человека, а человек – одежду, не так ли?
– А я о чем? – развеселился Вага. – Ты двигаешься, как хейсар, смотришь, как хейсар, дышишь, как хейсар.
– Так бы сразу и сказал, – ворчливо пробормотал Неддар. – А то «оружие», «одежда», «обувь»…
– Про обувь я ничего не говорил, ва-а-аше вы-ы-ысочество! – ехидно оскалился побратим. – Наверное, потому, что вы ее еще не надели.
Принц посмотрел на свои босые ноги и ухмыльнулся:
– За «вы» получишь… в печень! Вот только обуюсь. Кстати, если бы граф Рендалл увидел меня в таком виде, он, наверное, упал бы в обморок: по его мнению, наследники престола Вейнара даже в походе должны ходить обутыми, исключительно по коврам и степенно, как старейшины, разменявшие седьмой десяток лиственей.
– А по ночам – спать. Желательно в обществе законной супруги.
– Супруги-то зачем? – не понял принц.
– Как это? – притворно удивился Вага. – Ты что, до сих пор не знаешь, зачем нужны супруги и откуда берутся наследники?
– Э-э-э… нет!!! – пожал плечами Латирдан. И жизнерадостно расхохотался.
– Какой ужас!!! – Горец вытаращил глаза, потом задумчиво почесал затылок и посмотрел на походную кровать своего побратима: – Вот возьмем Карс, и я устрою тебе тренировку.
– Ты?!
– Ага! Приведу какую-нибудь прелестную пленницу, усядусь на краешек твоей кровати с мехом вина и буду помогать тебе советами.
– Знаю я твои советы, – хохотнул принц. – И помню, чем заканчиваются попытки делать по-твоему.
Вага виновато опустил взгляд и почесал поясницу, все еще помнящую «ласку» отцовского кнута.
В этот момент полог, занавешивающий вход, откинулся, и в шатер ввалился насквозь мокрый сотник Арзай по прозвищу Белая Смерть:
– Силы твоей деснице и зоркости твоему взору, ашер! Мы готовы.
– Отлично! – Принц торопливо натянул на ноги сапоги, закрепил на поясе моток веревки и сгреб со стола перевязь с алчигами[45]. – Идем…
Сотник склонил голову, развернулся и первым выскользнул наружу.
Граф Рендалл стоял в десяти шагах от шатра и, судя по угрюмому выражению лица, готовился к очередной попытке исполнить свой вассальный долг. Увидев принца Неддара, облаченного в кожаный нагрудник, налокотники и наголенники, он откинул капюшон плаща, возмущенно раздул ноздри и сделал шаг вперед:
– Ваше высочество! Вы не должны покидать лагерь! Это опасно!!!
– Да вы что? Правда, что ли?
Проигнорировав издевку, командующий Первой Тысячей королевства Вейнар нахмурил брови, с хрустом сжал здоровенный кулак:
– Вы – единственный наследник его величества, значит, обязаны себя беречь!
– Прежде всего я обязан заботиться о своем королевстве, то есть о тех, кто в нем проживает, – тоном, не терпящим возражений, заявил принц. – В мирное время – обо всех, а в походе – о солдатах.
– Вы – настоящий полководец, – без тени лизоблюдства сказал тысячник. – Однако…
– Граф! Давайте не будем тратить время на пустопорожние разговоры. Армией командую я. И ответственность за принятые решения тоже несу я.
– Да, но…
– Никаких «но»! Я не собираюсь штурмовать Карс в лоб! И осаждать – тоже! Ибо знаю соотношение потерь между атакующими и обороняющимися. Жизни моих солдат – это самое ценное, что у меня есть, и я сделаю все, чтобы их сохранить.