Он продолжал сверлить меня злым взглядом.
– А немирному?
– Тем тоже, – согласился я, – но тем как бы можно, у них в руках мечи и топоры, а безмечейных и бестопорных мы все должны защищать, полагая их мирными, пусть даже скандалисты и преступники.
Он буркнул:
– Ну да, а то кого же будете грабить?..
– Разделение труда, – объяснил я. – Если человек должен пахать и в то же время защищаться, то плох будет в том и другом. Цивилизация началась с дифференциации.
Он посмотрел исподлобья.
– Ишь, грамотный. И рыцарь?
– Даже читаю умею, – ответил я с достоинством. – Правда, только печатными.
Он спросил:
– Это… как?
Я ощутил, что допустил промах, ответил небрежно:
– Да теперь книги не переписывают, а… печатают. Так быстрее и точнее. Скажи, святой отшельник, ты можешь чем-то помочь? Все указывают только на тебя.
Он снова оглядел меня с головы до ног, чем-то ему не нравлюсь, хотя особым провидцем быть не обязательно: когда двое мужчин альфа-самцового типа встречаются, они обязательно молча сравнивают рост друг друга и ширину плеч, это у нас даже не от питеков, а от амеб и хламидомонад.
– Ты взялся за это от безделья, – в голосе отшельника прозвучало отвращение, – но если все-таки выполнишь… это тебе зачтется.
– Да? – спросил я живо. – Это я люблю, а то чистое благотворительство как бы не совсем в моей натуре. Хоть маленький пряник, но надо бы получить…
Он буркнул с неприязнью:
– Говори быстро, у меня мало времени. Что он сделал? И как получил бессмертие?
– Да-да, – сказал я торопливо, – вы тут так торопитесь, так торопитесь… В общем, дело в том, что…
Я рассказал подробно, особенно напирая на то, что тот гад с каждым днем все больше творит бесчинств, убивает, грабит и насилует, и умалчивая, чью просьбу выполняю.
Глава 8
Отшельник задумался, а я смотрел на его голый торс и вспоминал, что йоги в мороз накидывают на голое тело мокрые простыни и высушивают их своим телом, чего-то там добиваясь, а этот просто не чувствует мороза, взвинтив свой теплообмен до такой степени, что вон вокруг его тела едва заметно струится нагретый воздух, а дыра в крыше – это затем, чтобы перегретость уходила наружу.
После долгой паузы он встрепенулся, сказал с раздражением:
– Я не вижу никакого оружия, которым его можно убить. Я не вижу ловушки, в которую можно завлечь, чтобы он там умер.
Я спросил упавшим голосом:
– Совсем-совсем?
Он отрезал:
– Абсолютно!.. И хотя способ есть, но его условия исключают друг друга.
Я спросил быстро:
– А с этого места можно подробнее?
Он подвигал худыми голыми плечами, такого же цвета от грязи, как земля под ногами.
– Твой противник, – сказал с неохотой, – предусмотрел все. Он защитился всеми возможными заклятиями и наговорами от любого оружия, вплоть до мечей архангелов!.. Более того, он как-то исхитрился получить полную и абсолютную защиту от любого оружия Тьмы!.. Отныне никто не может ему повредить, ни простой человек, ни святой подвижник, ни самый великий грешник… Я жил долго, но такого еще не встречал. Надеюсь, впереди еще и другие неожиданности.
Я спросил машинально:
– А сколько вам?
Он небрежно отмахнулся.
– Четыре тысячи лет, это неважно. Мне еще много нужно прожить, чтобы понять сокровенное и объять необъятное.
Я пробормотал ошарашенно:
– А с виду вам не дашь больше трех тысяч девятисот… Холод сохраняет молодость, теперь верю. Четыре тысячи… обалдеть! Ну да, теперь понятно, почему вы торопитесь, впереди осталось всего-то несколько сот тысяч лет… ну, пусть несколько жалких миллионов, все равно мало. То-то ваша речь показалась мне… грамотной. Значит, этот монстр пойдет дальше? Ощутив вкус насилия, которое никто остановить не может, он сперва начнет подчинять себе деревни, затем села, потом города, королевства… И настанет царство Тьмы и Ужаса?
Он сказал с раздражением:
– Я сам впервые за последние пятьсот лет сталкиваюсь с вопросом, на который не могу ответить.
– Совсем?
– Совсем, – отрезал он. – Потому что нет на свете человека, который мог бы взять в руки святое оружие и в то же время быть Тьмой.
Я спросил робко:
– А это… как?
– Каждый, – произнес он неистово, – идет либо к Свету, либо к Тьме. Нельзя идти по этим двум дорогам одновременно, они ведут в разные стороны. Потому каким бы ни был герой, он может получить либо святое оружие, либо оружие Тьмы.
– Гм, – сказал я, – это в самом деле… неразрешимо. Но, на всякий случай, можно мне знать немножко больше? К примеру, если один возьмет святое оружие, а его напарник – оружие Тьмы и вдвоем завалят того мерзавца?
Он посмотрел на меня с отвращением.
– Думаешь, я не подумал об этом в первую очередь?
– Простите, – сказал я торопливо, – каждый человек полагает себя самым умным, это у нас в крови и ведет к техническому прогрессу.
Он сказал зло, не обращая внимания на мое умничание:
– Светлый и темный сразу же вступят в яростную схватку друг с другом, не обращая внимания на того, кого поклялись убить. Это тоже у нас в крови!
Я вздохнул.
– Да, это в нашей натуре. Спасибо, что ответили, а не вдарили. А можете сказать, каким святым и каким темным его можно завалить, как кабана при удачной охоте?
– Могу, – ответил он. – Это жезл Моисея, скипетр Аарона, меч Мафусаила, праща Давида… и много чего еще. Но тебе до них не добраться, герой.
– Почему?
– Это все в Царстве Небесном, – буркнул он. – Или в другом месте, вряд ли там держат оружие… во всяком случае, под охраной архангелов, а тех ни подкупить, ни уговорить.
– Ясно… А что насчет темного?
Он зябко поежился.
– Вообще-то все оружие на свете… темное. Как бы о нем красиво ни пели. Но есть особо темное, которое вообще невозможно облагородить никакими ухищрениями. Это Молот Чумы, Копье Холеры, Плащ Засухи, Шляпа Саранчи… Им уничтожались целые народы. Они тоже где-то под строгой охраной.
– Чьей?
Он посмотрел с насмешкой.
– Какая разница? Не дадут ни те ни другие.
Я пробормотал:
– Ну да, соглашение о контроле за оружием массового уничтожения в действии… А как насчет исключений?
– Исключения только у Господа, – отрезал он. – Потому они и называются чудом! Но ты не о том думаешь, младенец. Любой человек, который взял бы в руки то и другое, мгновенно превратился бы в пепел. К счастью, такое невозможно.
Я ответил устрашенно:
– Я герой, но в то же время не совсем дурак.
Он устало повторил:
– Либо – либо. Я знаю только одно место, где если Оружие Тьмы не спрятано под охраной, то хотя бы там о нем знают.
Самая дурацкая фраза, которую когда-либо слышал: «У тебя нет выбора». Или «у нас». Или «у меня». И повторяют ее так часто, словно хотят из нашей новой эры вернуть в то дикое время эллинизма и прочей пещерности, когда над всем властвовал рок, фатум, судьба, и даже нити жизни богов пряли какие-то отвратительные старухи-парки или мойры, не помню.
У христианина выбор есть всегда. В любой ситуации. Даже самой безнадежной. Я, например, могу отказаться. На самом деле, если подумать, даже в масштабах королевства барон Вимборн не может причинить особенного зла. Таких замков тысячи, а деревушек вообще десятки тысяч.
Чтобы пересечь королевство из конца в конец, придется потратить пару месяцев, да и то в сухую летнюю погоду. Потому просто убить он может не так уж много, рождаемость легко покрывает гибель от его меча.
Однако опасность в том, что он скоро пресытится насилием над отдельными женщинами и единичными убийствами после пыток. А когда за ним соберется отряд, а потом армия – это будет уже в самом деле опасно.
Епископ Геллерий не забыл наш разговор, и едва разнеслась весть, что великий лорд Ричард вернулся с конной прогулки, во время которой нагуливал аппетит, явился на прием.
Зигфрид распахнул перед ними двери, и епископ переступил порог с суровым лицом и вопрошающим взглядом.
– Ваше преосвященство, – сказал я.
Он чуть наклонил голову.
– Ваше высочество…
– Проблемы? – осведомился я вежливо.
– Думаю, – ответил он, – их больше всего у вас… вообще, а не только в связи с той странной, хотя и очень благородной затеей, что тревожит вас сейчас. Судя по вашему лицу, вы побывали у святого отшельника?