Может быть, так и лучше – все закончится, закончится эта боль, закончится эта беспомощность…
Но мама подталкивает ее из последних сил…
– Все будет хорошо, моя девочка! – произносит дядя Бо, и Тина наконец вырывается на свободу, к свету, она может вдохнуть полной грудью…
Ей было семь лет, когда они с родителями возвращались с дачи. Отец нервничал, торопился – на следующий день у него была назначена важная встреча. И тут какой-то лихач пошел на обгон и в самый неудачный момент не справился с управлением. Чтобы избежать столкновения, отец резко повернул руль, машину занесло, она вылетела на обочину и перевернулась…
Тина каким-то чудом сумела выбраться наружу. Чьи-то руки подхватили ее, унесли прочь.
Бензобак взорвался, и машина родителей сгорела, как свеча. От них почти ничего не осталось.
Виновника аварии не нашли. Да его, собственно, не слишком искали. Время наступило трудное – начало девяностых, и у всех были свои собственные проблемы.
Тогда в ее жизни появился дядя Бо.
Родственник матери, то ли двоюродный, то ли троюродный брат. Он пытался получить опеку над маленькой Тиной, но у него ничего не вышло. Строгая унылая тетка из РОНО целый час разговаривала с ним за закрытой дверью, и дядя Бо вышел из ее кабинета расстроенный.
– Ничего не получается, принцесса… ничего не получается!.. – проговорил он, положив мягкую руку на голову девочки.
Откуда-то из провинции приехала другая родственница – тетя Зина, двоюродная сестра отца. Ей доверили Тину – тетка из РОНО почувствовала в ней родственную душу.
Тетя Зина мгновенно прописалась в родительской квартире, устроилась бухгалтером на кондитерскую фабрику и вплотную занялась Тининым воспитанием.
Воспитание это сводилось в основном к двум пунктам: не нужно о себе слишком много воображать и нельзя лениться.
– Ты вот что, Алевтина, – говорила она суровым голосом.
Тину назвали Алевтиной в честь бабушки, папиной матери, но маме это имя не нравилось, и она называла дочку Тиной. Тина и сейчас еще иногда во сне слышит мамин смеющийся голос: «Тинка-льдинка, Тинка-сардинка…»
– Ты вот что, Алевтина, – повторяла тетка, – выбрось все мечтанья из головы, ни к чему хорошему это не приведет. Чем сидеть да грезить, лучше пол вымой, это-то за тебя никто не сделает. Я работаю и тебя на шее держать не стану.
Трудолюбие она Тине в конце концов привила, а вот насчет воображения…
Тина, к явному расстройству тети Зины, росла удивительно красивой девочкой. И в других людях, и в окружающих вещах она замечала и ценила в первую очередь красоту.
– От красоты этой одни неприятности, – повторяла тетка, мрачно разглядывая племянницу. – Пустое все это! Главное, чтобы можно было прокормиться и на черный день что-то оставить…
Она одевала ее в унылые бесцветные вещи, купленные в секонд-хенде, коротко стригла, но ничего не помогало – расцветающая красота Тины пробивалась сквозь уродливую одежду, как зеленый росток упорно пробивается через трещину в асфальте.
Дядю Бо тетка не выносила на дух. Она чувствовала в нем свою полную противоположность. И еще что-то трудноуловимое, но чрезвычайно ей неприятное.
Поначалу он время от времени приходил к ним домой, всеми силами пытался наладить контакт, но тетя Зина при виде его совершенно зверела, чуть не силой выпроваживала вон и в конце концов пригрозила милицией.
Дядя Бо приходить перестал, только время от времени подкарауливал Тину возле школы и провожал до дому, рассказывая ей разные удивительные истории про королей, принцесс и волшебников и даря маленькие забавные вещицы – крошечные фигурки из цветного картона в нарядных костюмах, фарфоровых зверюшек.
Тина понимала, что об этих встречах и подарках нельзя рассказывать тете Зине. Это была их с дядей Бо общая тайна. Подаренные игрушки она прятала в укромном месте под кроватью, а волшебные истории сохраняла в самой глубине своей памяти.
Пару раз он приводил ее к себе домой. Тогда Тина впервые увидела старинные часы с процессией фарфоровых человечков, тогда впервые испытала сладкий страх при виде скелета с косой.
«Есть жнец, смертью зовется он…»
Об этих визитах тетя Зина ни в коем случае не должна была узнать.
Тогда же дядя Бо начал называть ее принцессой.
– Боже мой, принцесса, как эта женщина тебя одевает! – вздыхал он при встрече. – Ну ничего, ты помнишь историю про гадкого утенка? Когда-нибудь ты расцветешь, несмотря ни на что…
Эту историю она, разумеется, помнила – читала сказки Андерсена, купленные еще мамой. Тетя Зина книг не покупала, считала, что все это баловство, только голову задуривать девчонке.
Тина прекрасно помнила конец сказки, но ей вовсе не хотелось выглядеть гадким утенком: как всякой девочке, ей хотелось быть красиво одетой, красиво причесанной, окруженной красивыми вещами… и не когда-нибудь в будущем, а именно сейчас, сегодня!
Так или иначе, время шло.
Тина окончила школу.
Тетя Зина настаивала на том, что у нее должна быть нужная, хлебная, как она выражалась, специальность. И понятно, что такой она считала специальность бухгалтера. Поэтому Тине предстояло учиться в специальном бухгалтерском колледже.
Но тут тетя Зина заболела.
На первых порах она лечилась какими-то домашними средствами, по врачам не ходила – считала, что это – пустая трата времени и денег. Особенно денег.
«Эти все теперешние врачи только и глядят, как бы из тебя деньги вытянуть, – говорила она по вечерам. – А об том, чтобы лечить, они и не думают…»
Однако ей становилось все хуже и хуже.
Однажды пришлось вызвать «Скорую», и приехавший по вызову молодой врач долго качал головой и повторял, что болезнь невероятно запущена и теперь уже трудно что-то сделать.
Тем не менее тетю Зину положили в больницу.
Тина приходила к ней, приносила яблоки и апельсины, но все в этой больнице казалось ей таким ужасным, таким бедным и отвратительным, что она с трудом высиживала возле больной тетки десять минут и скорее вырывалась на свежий воздух.
Все время, пока она сидела возле тетки, та повторяла, что красота – это зло, что от нее – одни неприятности, и что нужно поскорее освоить хлебную специальность бухгалтера, тогда ты нигде не пропадешь.
Время от времени тетя Зина замолкала, закусив губу. Ее взгляд застывал, словно она прислушивалась к чему-то, происходящему внутри ее больного тела.
Когда тетя Зина умерла, в первый момент Тина почувствовала только освобождение. Как будто она навсегда вышла из больницы на свежий воздух…
– Ты должна быть честна с собой, – громко произнес дядя Бо. – Лишь тогда ты сможешь вырваться к свету. Сбросив все лишнее – лишние чувства, лишние мысли, лишние эмоции, как омертвевший ненужный кокон, ты превратишься в прекрасную бабочку, раскроешь крылья и оторвешься от земли…
Он замолчал, а Тина еще несколько минут лежала, приходя в себя и заново переживая сегодняшний день.
Наконец она открыла глаза, поднялась с кушетки, свежим взглядом окинула дядину комнату.
Красивая старинная мебель, китайские вазы с удивительными картинами – рыболовы в широких шляпах, цветущие деревья, дама в пестром шелковом платье, через забор беседующая с кавалером.
Когда умерла тетя Зина, Тина была уже достаточно взрослой, чтобы самостоятельно, без тетки из РОНО решать свою судьбу. Впрочем, никакого РОНО уже не было, а вместо унылой тетки появился лысый толстяк средних лет с маслеными вороватыми глазами.
Тина решила перебраться к дяде Бо.
Сам он был отчего-то смущен, но, разумеется, не возражал.
Причину его смущения Тина поняла через несколько дней, когда, встав рано утром, увидела молодого длинноволосого парня, тихонько выскользнувшего из дядиной комнаты.