– Страсти-то какие, – прошептала она, прижимая ладошку к груди, где часто-часто колотилось сердце. – Валька, спишь ты? Мне страсти какие приснились! Послушай-ка…
Она прислушалась к тишине, стараясь различить дыхание сестренки. Но, наполнившись нехорошим предчувствием, встала с постели и подошла к лавке, на которой спала Валентина.
– Валька? Спишь али…
И осеклась, когда ее руки вместо теплого плеча сестры коснулись колючей шершавости «солдатского» одеяла, натянутого на подушку.
– Валька, ты где?..
Степанида рывком откинула одеяло и убедилась, что в кровати никого нет.
Сердце заходило туда-сюда, будто маятник, от страха: а ведь сон-то ей в руку приснился. Вальке-то очень хотелось узнать, Хозяйку ли они видели днем или простого лебедя. Припомнила, что старики говорили, что Хозяйку можно увидеть ночью. Вдруг сестра и правда побежала к озеру? Страх-то какой… этот сон. Не мешкая, Степанида натянула на себя платье, не разбирая в темноте, правильно ли его надевает. На цыпочках прошла по скрипучим половицам и, выскочив во двор, что есть мочи припустила бегом. Успеть бы, успеть бы спасти Вальку. Ой, чует сердце, быть беде.
Сбивая ноги, один раз чуть не скатившись со склона, она сбежала с крутого берега к воде и, сложив ладони рупором, закричала:
– Валька, ты туточки?!
Где-то в лесу откликнулась потревоженная ее криком птица, но ничто более не нарушило тишину. Озеро казалось безмятежным, спящим. Обманчиво спокойным. Стеша приподняла подол юбки и зашла в воду по колено. Икры обожгло холодом, и это немного отрезвило девочку. А вдруг младшая сестра просто вышла ночью во двор по нужде? А она, заполошная, надумала себе всяких страстей. Ну а как тут не надумать, если приснилось такое!
– Валька? – без всякой надежды, уже успокаиваясь, покликала еще Степанида.
И вдруг ей послышался какой-то шум. И будто тоненький Валин голосок позвал:
– Стеш… Стеш…
Голос шел откуда-то со стороны. Степанида повернулась и пошла по воде туда, откуда, как ей показалось, раздался зов. Подумалось, что Валентина кличет ее из воды. Вот же негодная, и чего она ослушалась? Отругает, ох как отругает ее потом Степанида!
Неожиданно вдали появилось легкое мерцающее свечение и стало неторопливо приближаться с середины озера к берегу. Оно медленно плыло на Степаниду. И девочка, завороженная этим зрелищем, не заметила, как пошла навстречу. Она не чувствовала ни холода, ни того, что вода уже поднимается выше колен, ноги вязнут в иле, и икры опутывают стебли растений. А может, это чьи-то пальцы трогают ее за ноги? Очнулась она от испуганного оклика, раздавшегося за ее спиной:
– Стешка? Стешка, ты это? Куда ты?
Оглянувшись, она увидела, как по склону торопливо к воде спускается худенькая фигурка и машет ей руками.
– Стешка, вылезай сейчас же! Ты что ж это удумала, а? – кричала ей Валентина.
– Валька! – обрадовалась Степанида и только сейчас заметила, что стоит в воде уже почти по грудь. Что за наваждение на нее нашло? Глянув в ту сторону, откуда наблюдалось свечение, ничего она на этот раз не увидела. Не иначе как бес попутал. Да что же это и в самом деле такое? Сон такой страшный… Если бы не он, не вышла бы она из дому!
– Я возвращалась со двора домой и вдруг увидела – ты, как помешанная, выскочила и куда-то побежала. Я за тобой, кричу, а ты так быстро бежишь, что я и не поспеваю… – донесся до нее Валин голосок. – И чего в воду залезла? А ну, давай вылезай. Напугала меня как!
Степанида хотела сказать, что это еще поспорить нужно, кто кого больше напугал, но вдруг оступилась и ушла с головой под воду. И тут же руки и ноги ее будто обвили путами, не двинуться. Стеша забилась, и ей все же удалось вынырнуть, чтобы крикнуть:
– Валька!
И в этот момент кто-то с силой будто надавил ей на голову, опуская под воду.
* * *
– Лика, ты собралась?
Рита уже не скрывала раздражения. Сколько можно ждать? И вообще, что там собираться, не в двухнедельное путешествие по европам едут, а на три дня в деревню. Сама Рита давно упаковала сумку. Лика уже два часа занималась сборами – металась из комнаты в ванную и обратно, видно, и вправду собирала чемоданы, как для месячного круиза. И наверняка ведь уложила совершенно не то, что понадобится в полевых условиях: вместо кроссовок – босоножки на шпильке, вместо джинсов – короткую юбчонку, а то и не одну, а пять, вместо свитера – десяток микроскопических маек и топиков. Знаем, плавали.
– Лика?! – рявкнула, выходя из себя, Рита. Она бы так не нервничала, если бы под окном в третий раз не раздался нетерпеливый автомобильный гудок.
Из-за закрытой двери комнаты донесся грохот, будто на пол упала книжная полка, затем последовало крепкое словечко, брошенное в сердцах младшей сестрой. И через минуту на пороге появилась Лика собственной персоной.
– Ну что ты так нервничаешь? – недовольно спросила она, небрежным жестом откидывая за спину тяжелую светлую косу.
– Если тебя не поторопить, до завтра собираться будем, – сказала Рита, поднимаясь с тумбочки, на которой, будто солдат в карауле, поджидала сестру.
– А ты меня не торопи, лучше помоги, – огрызнулась Лика, королевским жестом указывая на огромную, раздувшуюся от напиханных в нее вещей, спортивную сумку. Рядом, завалившись набок, лежал пакет, откуда выглядывала лапа плюшевого медведя, с которым семнадцатилетняя Лика по-детски не расставалась.
– Что ты туда насовала? – спросила Рита, подходя к сумке. – Ну-ка, покажи!
– Еще чего! – фыркнула Лика, поднимая пакет и тем самым давая понять сестре, что сумку придется тащить той. Как старшей.
– Я это не понесу, – категорично заявила Рита. – У меня свои вещи. И на твоем месте я бы выложила все те майки-юбки-туфли, которые ты набрала «на всякий случай». Дорогая моя, этого случая не будет, потому что, напоминаю тебе, мы едем в деревню, чтобы провести три… ТРИ дня, а не месяца в полевых условиях. И тебе там понадобятся свитер, джинсы и резиновые сапоги, а при хорошей погоде – кроссовки.
– Ой, кроссовки! – всполошилась Лика и, бросив пакет на пол, помчалась в коридор. Рита закатила глаза к потолку. Может, раскрыть сумку и самой выложить все ненужное? Как же, Лика такой хай устроит! Все три дня дуться будет. И короткий отпуск – коту под хвост. Ох, оставила бы она сестрицу дома с превеликим удовольствием, чтобы отдохнуть от ее капризов и неуправляемости, но дороже выйдет: как пить дать, без надзора старшей сестры приведет своего кавалера, чтобы сделать то, о чем даже подумать страшно. И так вон только и слышно от Лики, что быть девственницей в семнадцать лет в наше время позорно. Ханжой Рита себя не считала. На работе от подрастающего поколения насмотрелась-наслушалась чего угодно. Но все же… Все же не могла свыкнуться с тем, что сестра, которую она нянчила с рождения, выросла и в голове той бродят «нехорошие» мысли. Она же еще ребенок, вон, даже плюшевую игрушку везде за собой таскает!
– Может, медведь тебя дома подождет? – насмешливо поинтересовалась Рита, наблюдая, как младшенькая пытается запихать в пакет с мишкой грязные кроссовки.
– Нет, – отрезала Лика таким тоном, что у Риты пропало желание спорить. Она знала, почему сестра не расставалась с медведем: он был для нее не просто любимой игрушкой.
Когда Лике исполнилось пять лет, Рита с бабушкой купили в подарок этого топтыгина. Новый медведь, еще не потерявший от бесконечных стирок свой насыщенно-бурый цвет, без потертостей и заплат, был изумительно красив. Шерсть блестела, взгляд пластмассовых шоколадных глаз казался таким живым, словно игрушка вот-вот заговорит. Бабушка сказала Лике, что медведя в подарок прислала мать, и украдкой попросила старшую внучку не открывать секрета. Рита до сих пор не проговорилась сестре, что подарок на самом деле был от них с бабушкой. А Лика, похоже, так и считала, что его прислала мама, хоть и знала, что той уже давно нет. И не расставалась с медведем, так как эта потертая от бесконечных объятий, зацелованная, замилованная игрушка, которой поверялись самые сокровенные мысли и секреты, свидетель громких радостей и тайных ночных слез, была для Лики невидимой связью с мамой.