«К другому, что ли, кому зашел?» – подумал он.
Однако разыскивать какого-то незнакомого человека не входило в его компетенцию, и Гуров отправился к себе, решив, что, если надо, посетитель легко может его найти. Уже открывая дверь, он боковым зрением заметил лежащий на стуле некий предмет. Поколебавшись, полковник вернулся и протянул к нему руку. Это был рекламный проспект какого-то спортивного клуба. Гуров повертел его в руке, пожал плечами и, вернувшись в кабинет, отправил в мусорку вслед за безнадежно испорченным кашне.
Глава 2
День, начавшийся для Станислава Крячко неудачно, дальше сложился лучше. В первую очередь потому, что никаких стихийных бедствий в пожарной охране не происходило. Не было срочных вызовов, и пожарные занимались тем, что сидели в своей служебной комнате, развлекаясь игрой в карты, попивая чай и кофе и рассказывая анекдоты по десятому кругу.
Крячко с Агафоновым уединились в крохотной каптерке, где им никто не мешал. Станислав, выдувая уже третью пузатую кружку чая с печеньем, вытянул ноги и блаженно произнес:
– Хорошо! Слушай, а мне у тебя определенно нравится! – с легким удивлением констатировал он. – Ни тебе погонь, ни стрельбы, ни вызовов к начальству. Красота! Может, мне тоже в пожарные податься?
– Ага, – усмехнулся Агафонов, снова доливая в электрический чайник воды и ставя его на подставку. – И будет как в том анекдоте про новоявленного пожарного. Все, говорит, отлично – и коллектив, и зарплата, и кабинет… Но вот как пожар – так хоть увольняйся!
Крячко засмеялся. Агафонов невесело хмыкнул:
– Не всегда у нас так, как сегодня, Стас. И нагоняи от начальства случаются, куда ж без них! А уж как пожар – так и вовсе катастрофа. Бывает, жизнью рисковать приходится, это я тебе без всякого пафоса говорю. И чаи гонять постоянно не получается. То один вызов, то другой… То какой-нибудь ханурик с окурком в постели заснет, а потом вся девятиэтажка полыхает. То еще какой-нибудь деятель обогреватель включит и забудет про него. Да еще и ботинки рядом поставит…
– Да-да, – рассеянно сказал Крячко. – Несознательный народ…
– Скоро смене конец, – успокоил старого приятеля Агафонов. – Куда направимся-то? Могу тебя к себе пригласить, с женой познакомлю.
– Новая жена, что ли? – поинтересовался Крячко не очень-то деликатно.
– Почему? Старая, – удивился Агафонов и тут же засмеялся: – В смысле, она у меня совсем не старая и выглядит очень хорошо. На пять лет меня моложе.
– То есть это твоя первая жена? – уточнил Станислав.
– Ну да, первая, и, надеюсь, последняя. Я вообще-то поздно женился по тогдашним меркам, в двадцать восемь лет. Наши с тобой пути в то время уже почти не пересекались. Я в Алексеевском отделе тогда работал. А она к нам пришла с заявлением – сумочку у нее украли. Прямо из рук выдернули.
– И что? – заинтересованно спросил Крячко. – Нашел?
– Нашел! – удовлетворенно сообщил Агафонов. – Два шкета сопливых, обоим по пятнадцать лет.
Неторопливо продолжая диалог, приятели шли по улице. В холодный запах мокрых листьев вмешался вкусный аромат копченой рыбы, и Крячко остановился, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам.
– О! – удовлетворенно заметил он. – Пивной бар! Давай-ка зайдем, пропустим по паре кружечек. Да и закусим заодно. А то у меня в желудке один чай плещется!
– Не только, – засмеялся Агафонов. – У тебя там еще печенье и бутербродов десятка полтора!
– Ну что ж мне, голодать, что ли, было. И потом, время уже ужинать, – смущенно пробормотал Крячко.
– Ладно, пошли, – согласился Агафонов, и приятели спустились по лестнице в полуподвальное помещение, стилизованное под старинную таверну с рыцарским названием «Круглый стол». Взяли у стойки по большой кружке светлого пива и сели за столик. Столики здесь и впрямь были круглыми, стены изнутри выложены камнем, напоминавшим булыжник, и вообще в декоре присутствовало множество камней.
Крячко с удовольствием отхлебнул пива и отломил кусок нежной, истекающей жиром скумбрии, ломтиками разложенной на широком блюде. Рыба была что надо: натурального копчения, соленая ровно настолько, насколько требовалось, к тому же очень свежая. Агафонов последовал примеру Крячко, и они некоторое время лишь жевали и постукивали кружками.
Здесь было тепло, несмотря на полуподвальное помещение и каменный интерьер. По-видимому, это была заслуга все же мощного современного отопления, а камин с витой решеткой у стены больше выполнял декоративную функцию.
Крячко разомлел и заказал себе еще одну кружку. Агафонов расправлялся с пивом и закуской не хуже его, так что перерыва не последовало. Александр рассказывал о своей семье, о жене, двух дочерях, старшая из которых уже работала врачом, а младшая училась в университете и тянула на красный диплом.
После того как Александр замолчал, настала очередь Крячко делиться своими семейными делами.
– А у меня сын и дочь, – просто сказал Станислав и добавил: – Тоже учатся, – не уточняя, как именно продвигается учеба у его отпрысков. В этом плане ему нечего было противопоставить прилежной дочери Агафонова. – А помнишь, как мы с занятий по истории марксизма сбегали пиво пить? – припомнил он молодые годы учебы в школе милиции.
– Конечно! – кивнул Агафонов. – Там еще пивная была, называлась «Родничок». Забавное название для пивной, правда?
– Точно! – подхватил Крячко. – Но пиво там было – супер! Никогда больше такого не пил. Даже в Германии! И чего его так хвалят? И колбасы-то у них искусственные какие-то, как будто резиновые!
– Ну, национальная кухня, что поделаешь!
– Какая там национальная кухня! – поморщился Крячко. – Вот у нас на Украине – да! Вот там кухня, там тебе и колбасы, и пиво, и сосиски, и все в правильной пропорции положено, все сбалансировано! И все натуральное, заметь, а не целлофановое! Украина – единственное государство, где удалось сохранить высокое качество продуктов.
Крячко, подвыпив, заговорил на свою любимую патриотическую тему. Имея украинские корни, он тем не менее был стопроцентным москвичом, поскольку его родители давным-давно поселились в столице, еще когда сюда не рвался народ со всех концов страны и ее пределов. Однако при случае любил подчеркнуть, что он «стопроцентный» хохол, хотя даже украинского языка толком не знал. Причем проявлялась эта особенность Крячко парадоксальным образом: когда он находился в компании стопроцентных россиян и кто-то из них слишком лестно проходился по украинцам, Крячко грудью вставал на защиту «ридны Вкрайны» и с презрением говорил о «москалях». Когда же он слышал чью-то речь с неповторимым украинским акцентом, в которой звучали националистические нотки в адрес тех самых «москалей», Крячко грудью вставал на защиту «родного русского народа», изо всех сил подчеркивая, что является его неотъемлемой частью. Вот так боролись в Станиславе Крячко две национальные сущности, которые, впрочем, вполне могли бы мирно уживаться, как и оба восточнославянских народа.
После того как количество выпитых кружек перевалило за пять, дальше их уже никто не считал. Станислав лишь поворачивался в сторону бармена, кивал ему, и им молча приносили очередную порцию. Если бы так продолжалось и дальше, то Крячко с Агафоновым, сами того не заметив, уснули бы прямо за столиком. Однако всему приходит конец, как и работе пивного бара, и к одиннадцати часам бармен возвестил что заведение закрывается и всех присутствующих будут рады видеть здесь завтра начиная с десяти утра.
Крячко, не слишком довольный таким обстоятельством, хотел было договориться, чтобы остаться еще на полчасика, но Агафонов решительно воспротивился, сказав, что и так засиделся и что его жена наверняка уже волнуется. Тут у него очень кстати зазвонил сотовый телефон, и Александр, переговорив с женой, пообещал ей, что скоро вернется. Крячко, все еще имевший зуб на свою супругу и сына, не счел нужным отзваниваться им и докладывать, где задержался и почему.