Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский» - Пушкин Александр Сергеевич

Александр Пушкин

Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский»

Книга основана на сценарии фильма «Дубровский»

Режиссеры А.Вартанов, К. Михановский,

авторы сценария К.Чернозатонский и М.Брашинский

Производство ООО «Авангард Медиа», 2014

© К. Чернозатонский, ООО «Авангард Медиа», сценарий, 2013

© ООО «Издательство АСТ»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Константин Чернозатонский, Михаил Брашинский

– Ну что, настрелялся?

Петр Олегович Ганин, щуплый мужчина лет сорока с невыразительным лицом, оторвался от изучения винтовки, которую вот уже пять минут перекладывал из руки в руку, поджал губы.

– Да я не по этому делу, Кирилл Петрович, не могу живое, – промямлил он. – С детства как-то.

Кирилл Петрович Троекуров окинул его взглядом, будто пытаясь представить себе Ганина в детстве. Наверное, у того уже в пять лет были эти маслянистые чиновничьи глазки. Кирилл Петрович считал, что обладает специальной «чуйкой» на людей, чтобы с первого взгляда понимать, с кем имеет дело: умен ли человек или не так чтобы слишком, что это за ум (в его понимании было два основных сорта ума – «практический» и «заковыристо, но без толку потрендеть»); определять душевные качества, из которых он особенно ценил всеобъемлющее «с ним можно иметь дело» иногда дорастающее до «да с ним хоть в баню, хоть в разведку»; положение в обществе и, наконец, достаток. По правде сказать, Ганин, второй год руководивший местным Облприроднадзором, интерес для Троекурова представлял только своим родством с губернатором области, которому приходился племянником (а когда к Петру Олеговичу обращались с просьбой посодействовать в деле ему лично не слишком выгодном, родной дядя вдруг становился двоюродным и даже троюродным). Во всем же остальном… вроде и не дурак, и может как-то и что-то, но без блеска… иметь с ним дело? Что же, с чиновниками дело иметь и можно, и, пожалуй, необходимо, но с похожими на Ганина – с бо-ольшой осмотрительностью: Кирилл Петрович давно заметил, что щуплый чиновник сподличает без широты и замаха, характерных для подлостей чиновников дородных и статных, а потому гораздо более предсказуемых и понятных. В конце концов, и водку пить, и баню ходить веселей со здоровяками, а в разведку за годы службы Кирилл Петрович свое уже отходил – выйдя в отставку с поста командующего танковой дивизией в звании генерал-лейтенанта, он считал, что его дело – получать донесения и принимать решения. Бегать же и рисковать своей шкурой должны молодые – иначе как осуществится естественный отбор самых ловких и зубастых, тех, кто достоин занять его место?

– На то он и сезон, чтоб то, что переплодилось, отстреливать… – Троекуров охотно включал назидательный тон с теми, кого считал заведомо ниже себя. – Смог – убёг, не смог – не смог… Закон жизни.

Ганин улыбнулся – уж он-то понимал этот закон как никто другой.

– Да я знаю, но все равно рука как-то не поднимается, – он как бы ненароком убрал ружье в егерскую сумку, стоявшую рядом с ними на вытоптанном снегу.

– Вегетарианец, что ли? – презрительно хмыкнул Троекуров.

Петр Олегович сделал паузу, пытаясь придумать остроумный ответ, но не нашелся и просто захихикал:

– Не-е-е, поесть – это другое дело.

– Хитер, брат, стрелять – так другие, пожрать – так сам! Ты смотри, бабам об этом не рассказывай. Они больше охотников любят, а не едоков, – Троекуров наклонился и набрал пригоршню снега, которую тут же растер в ладонях.

– Да нет, – залепетал Ганин, – я-то…

Но Троекуров уже не слушал его. Щурясь, он глядел на двух егерей, сгребающих подстреленных фазанов в холщовые мешки. Птицы были выложены у машины в несколько рядов, на снегу под ними виднелись красные разводы. Егерь помоложе ловко закидывал мешки в багажную коробку мощного квадроцикла.

Ганин с опаской посмотрел на этот сомнительный натюрморт, поморщился и уже завел было про «бедных животных», в надежде продолжить светскую дискуссию с Кириллом Петровичем, известным на всю округу… По нынешним временам известными в широком понимании, помимо звезд шоу-бизнеса и политиков, бывают разве что бизнесмены – так вот бизнесменом в расхожем понимании Кирилл Петрович не был. Вернее сказать – давно перестал им быть: в те мутные годы, когда казавшийся нерушимым Союз Советских Социалистических уже корчился в агонии, а ельцинская Россия пребывала в упоительных юношеских метаниях, Кирилл Петрович не без выгоды для себя принял самое деятельное участие в выводе своей танковой дивизии с места ее постоянной дислокации в ГДР. Затем ловко вышел в отставку (о чем он, впрочем, до сих пор сожалел) и, благодаря своей природной хватке, в несколько раз приумножил свой армейский капитал, никогда, впрочем, не ввязываясь ни во что сколько-нибудь по-настоящему заметное, а потому опасное («упаси Бог от нефтянки-рога-обломанки», как он любил говаривать). В начале нового тысячелетия Кирилл Петрович в общем-то отошел от дел – он жил на ренту от разнообразной коммерческой недвижимости, паев, долей, акций и прочих дивидендов, сведя свою деловую активность к поддержанию светских связей с правильными людьми. Правильные люди и собственная усадьба – вот что занимало Кирилла Петровича. Он был помещиком, осознавал это и радовался, что это слово из романов XIX века так хорошо ему подходит: дородному, живущему с барской широтой, равному равным, не мальчику, но мужу. Стоит ли говорить, что не один только Ганин искал случая заговорить с Кириллом Петровичем, который мог устраивать судьбы, и не один только Ганин осекался, почувствовав, что еще одно лишнее слово, и Троекуров окончательно определит его в рохлей, сосунков, шибздиков. Одним словом, Петр Олегович оставил тему невинных зверушек – молча постоять рядом с Кириллом Петровичем тоже было делом вполне в этих местах почетным и даже ответственным.

На лице Троекурова отражалось сытое удовлетворение – все, как ему казалось, шло как нельзя лучше. Приглашенные им гости, не вполне способные оценить прелестей охоты, с не меньшим удовольствием толклись у накрытого прямо в поле стола, налегая на выпивку и закуски. До Троекурова с Ганиным доносились обрывки их беседы – губернатор области, ради которого, собственно, и был организована эта охота, рассказывал что-то своему заместителю, запивая чуть ли не каждое произнесенное предложение, был явно навеселе, а значит, затея Кирилла Петровича блистательно удалась: нужная галочка в нужной графе поставлена, все всё запомнили и про себя отметили: «Лаврентий Николаевич запросто приезжает к Троекурову». Никогда не знаешь, когда пригодится, а при случае можно будет набрать губернатору, случись какая нужда.

Единственным человеком, чье откровенно дурное настроение действительно беспокоило Троекурова, был его старый друг Андрей Дубровский, бывший полковник, который в эту минуту говорил со старшим егерем, будто бы нарочно давая понять, чью компанию предпочитает. В конце концов он даже снял перчатки и, не прекращая разговора, стал помогать егерям с убитыми фазанами. Троекуров хотел было попросить его прекратить это дело, но тут Ганин, видимо напитавшись значительностью момента и сам в собственных глазах став значительней, все-таки понес что-то сердобольное про отношение к животным, которое в итоге и привело его на пост начальника Облприроднадзора. Что ж, кто из нас, стоя рядом с лицом влиятельным и известным, хотя бы раз не удержался от исполнения песни собеседнику, откровенно неблизкой, но нами хорошо разученной, прочувствованной, а потому рвущейся на волю?