На заднем сиденье что-то шевельнулось, и я резко отшатнулся, захлопнул дверь. Андрей шагнул ближе и направил ружье на «Тойоту»:
– Там?
– Ага, сзади…
– Откроешь? А я…
– Погоди, сам… У меня кучнее бьет.
– Хорошо.
Сын тихонько, кончиками пальцев вытянутой руки, потянул ручку на себя. Тишина… Только дрогнуло свернутое одеяло и послышался еле-еле слышный, на грани восприятия, писк. Я еще толком ничего не понял, а Андрей уже забросил двустволку за спину и потянулся внутрь:
– Здесь ребенок, пап. Маленький совсем.
Теперь понятно, зачем люди уводили стаю от машины. Пусть им хорошо там, на небесах. Не знаю, как жили раньше, но умерли достойно, в бою. Спасая вот этого крохотного малыша. Там же на сиденье пузырек с соской. В нем темно-желтоватая жидкость. Чай? Попробовал на язык и сплюнул – маковый отвар. Напоили заранее, еще во время погони, чтобы уснул и не выдал себя плачем или движением. Господи, ну для чего нужно было тащить ребенка в гарантированно самоубийственную поездку?
Тем временем Андрей откинул уголок одеяла, закрывающий лицо найденыша. Малыш, не открывая глаз, заворочался и открыл рот, смешно захлопав губами. Орать не стал.
– Правильно, – одобрил сын. – Мужчины не плачут!
– Ты в его возрасте тоже не плакал – пароходной сиреной вопил. В багажнике вещи глянь, может быть, перепеленать нужно?
– Сейчас. – Андрей передал сверток мне. – Только я пеленки менять не умею. Поможешь?
– Учись сам. Считай, что экзамен на звание молодого отца сдаешь.
– Я?
– А чего такого? Когда-то надо. Почему не сейчас? От тебя внуков хрен дождешься, а тут раз… и готово.
– Да, но… – По-моему, он не уловил иронии.
– Чай, не девка, в подоле притащившая. Одинокий мужчина с дитем всегда вызывает уважение у женщин. Правда, пополам с жалостью.
– На фиг надо. – Андрей был прикрыт дверкой багажника, потому его возражения звучали как-то неразборчиво и неубедительно. – О, смотри, целая сумка с молочными смесями! И даже памперсы!
Смотреть не стал – кто-то должен присматривать за местностью. Хотя разум и утверждал, что все твареныши ушли за беглецами и потом остались валяться без голов на берегу озера, но жизненный опыт, основанный на воспоминаниях седалищного нерва, спорил с ним. Устраиваю малыша поудобнее на сгибе левой руки, прижимая тихонько к бронежилету. Симпатичная мордашка – на вид месяцев шесть. Плюс-минус недели две. Слава богу, в возрасте детей немного разбираюсь.
– А чего дальше делать? – Андрей захлопнул багажник и с любопытством естествоиспытателя разглядывал упаковку подгузников. – Может, ты?
– Нет уж… тренируйся.
– А-а-а… а давай!
Я положил ребенка на капот и отошел в сторону, продолжая наблюдать за улицей. Через пару минут, не меньше, за спиной раздался удивленный возглас:
– Пап, так это же девчонка!
– Тем более.
– Что – тем более?
– А все! Пошевеливайся, давай… папаша.
Андрей запыхтел, но воспитание не позволило высказать вслух всю полноту чувств. Справился довольно быстро.
– Дальше что? Грудью кормить не буду, нету ее у меня…
– Поговори еще! – И не оборачиваюсь. Пряча улыбку.
Девчонка. Девчонка – это хорошо. Это наше будущее. Если оно есть. Ладно, не отвлекаемся на лирику. Открываю дверку и лезу на водительское сиденье. Ключ в замке зажигания.
– Ну что стоишь? Залезай.
Сын смотрит непонимающе – за три года опасность езды на машине осознана настолько, что «Тойота» уже не воспринимается как средство передвижения. Добыча, трофей, с которого можно снять очень много полезного в хозяйстве – да. Но ездить – нет. Но придется.
Чуть сдвинул кресло назад – покойный водила был меньше ростом. Поворот ключа – зажужжал бензонасос, стрелка топливного датчика показывает больше половины бака. Это хорошо. Черт, а где педаль сцепления? Ах да, коробка автомат… Заводим… надо же, заработала… мощно и почти бесшумно.
– Садишься или нет?
– На хрена? – Андрей, не выпуская ребенка из рук, садится сзади, кладет сверток рядом и опускает стекло.
– Застудишь девчонку.
– А стрелять как? Да я ее еще курткой прикрою.
– Как знаешь. – Включаю заднюю передачу, и «Лэндкрузер» пятится, выбираясь на более-менее приличный кусок улицы. – Поехали!
Разворачиваюсь, въехав кормой в одичавшие смородиновые кусты, и выруливаю на асфальт. Левая рука привычно толкает вперед рычажок поворотника. Надо же, столько времени прошло, как в последний раз сидел за рулем, а все делаю на автомате. Взял левее – упавший забор, конечно, не ахти какая помеха такому танку, но поймать колесом ржавый гвоздь сотку – немного не то, что нужно именно сейчас. И резко вправо, под горку, где после двойного поворота начинается прямая дорога на Грудцино. Андрей молчал, но в зеркале заднего вида отражалось его лицо с нервно прикушенной нижней губой. И тревожные взгляды на малышку.
Ехать всего шесть километров. С одной стороны тянутся зарастающие березняком поля. Никогда раньше не понимал поэтов и ностальгирующих по березкам эмигрантов. Сейчас не понимаю тем более. Красиво. Да… белые стволы… шелест листьев под легким ветерком. Но они же – знак беды, знак брошенных полей и обезлюдевших деревень. Наверное, так же было почти сто лет назад, после Гражданской войны.
С другой стороны – болотистая низина с разлившимся ручьем. Сразу за ним уходят вверх лесистые холмы. До Дуброво по прямой – рукой подать, но нам в обратную сторону. А впереди, справа, кладбище синеет оградами. Старое кладбище, на нем уже не хоронят. Пробовали один раз, но твареныши атаковали процессию, и хоронить пришлось на трех человек больше. А ночью звери раскопали свежие могилы. Теперь кладут внутри деревенской территории, рядом с северной сторожевой башней. У нас то же самое – жить хреново, а помереть – еще хуже.
Да что все о грустном? Тут же магнитола есть, сейчас музыку поставлю. Проигрыватель подмигнул синим огоньком и включился с середины песни, не дослушанной прежними хозяевами «Тойоты». Я вздрогнул, услышав знакомые переливы гармони в проигрыше. Мистика… таких совпадений просто не бывает… не может быть. Но оно было. Из многочисленных динамиков – голос:
Руки стискивают руль. Но песня звучит…
Ну что же мне так хреново? Настолько, что нажимаю на тормоза и лезу в боковой карман куртки, где лежит плоская фляжка с самогоном. Рука, откручивающая пробку, дрожит. Глоток… еще один… Обжигающая жидкость прокатилась по пищеводу, оставив привкус дубовой коры и липового цвета. Не ожидал, что прошлое догонит и ударит так безжалостно. Именно эту песню я слушал дома в последний день. Слушал, а потом выключил комп и уехал на дачу. И больше не было ничего… Не стало прежней жизни, в один момент рухнувшей под ударом Нашествия.
Оно началось не сразу, но об этом никто не догадывался. Просто весной, когда сошел снег, люди стали находить на земле маленькие перламутровые шарики, светившиеся изнутри в темноте. Даже искать не нужно было, они усеяли все, начиная от газонов в городе до полян в лесу. В лесу меньше – казалось, что «ледяной жемчуг», так его назвали, притягивался к большим скоплениям людей, потихоньку перемещаясь самостоятельно. В тех краях, где зимы не было, они появились тоже и в тот же день. Вечером нет, а утром…
Поднятая было шумиха быстро утихла, когда ученые, исследовавшие необычный феномен, бессильно и недоуменно развели руками, не в силах внятно объяснить его происхождение. Говорили что-то о неспособности современной аппаратуры, сверхпрочности объекта, непроницаемости для рентгеновского и прочих излучений… Точку в спорах поставили американцы из Массачусетса, заявив, что феномен безвреден, следовательно, не стоит выеденного яйца.
Новый виток истерии начался чуть позже, когда военные обнаружили какое-то излучение от больших скоплений «ледяного жемчуга», мешающее наведению ракетных боеголовок и работе спутников связи. Даже предприняли попытку скупки, а потом и конфискации шариков. Но излучение пропало сразу же после увеличения ассигнований на исследование в несколько раз. Вояк обвинили в мошенничестве – российским сурово погрозили пальцем, у американцев отправили в отставку целого полковника, в Китае же это стало прекрасным поводом устроить чистки генералитета. Чем закончилось в других странах, СМИ не сообщали – как раз грянула очередная свадьба британского принца, потом его же не менее громкий скандал и драка с любовником… Не до того было.