От нападения же колдунов часовые не спасут, разве что первыми падут от заклятия. Вся надежда на жрецов, Божьих стражей, приставленных императором ко всем замкам, городам и селениям Империи. Но и жрецы не всегда могут остановить серый колдовской туман.
Они тоже встречали рассвет – на угловых башнях внешней стены, где можно расположиться куда удобней, чем на заброшенной, ненадежной от старости площадке главной башни. Тагрия чувствовала близость непонятной храмовой силы и могла бы, присмотревшись, увидеть трепещущие на ветру алые сутаны. Но не хотела. Она не любила жрецов и не доверяла им. И хоть давным-давно научилась прятать свою слабенькую магию под надежный замок, все же старалась лишний раз не попадаться им на глаза.
Каменное ограждение растрескалось и грозило обвалиться, но Тагрия без страха облокотилась на перила. Ощущение мерзкого сна не отступало, на сердце давила тяжесть, и прогнать ее могло лишь одно.
Тагрия запрокинула лицо, от желтовато-серых строений замка, будто по линейке расчертивших плоскую вершину холма, от разбросанной под холмом пестроты черепичных крыш и башен Дилосса к медленно расцветающей синеве утреннего неба.
Налетел ветер. Небрежно накинутая на плечи шаль вздулась, словно крылья. Придерживая на груди концы шали, Тагрия закрыла глаза. Свежие дуновения – как весточка от далекого друга. Мир ожил, налился соком. Заиграл сотнями красок. Бледные огни спящих внизу людей, поярче – проснувшихся, воинственно-алые всполохи жрецов. Коровы и овцы в стойлах, лошади, собаки, даже крысы в подвалах замка расцвели каждая своим, неповторимым светом. Ветер, и тот не бездумно трепал ветви деревьев и волосы Тагрии – в его порывах виделась чуждая и непонятная, но живая сила.
Холод кусал за плечи, по рукам бежали мурашки, за спиной как будто хлопали крылья.
Земля лежала внизу, полная чудес и тайн. Какое же это счастье – видеть! Как другие живут совсем без магии, не зная даже, какой яркий и густой на самом деле мир? Что дает им силы начинать новый день?
Обязанности хозяйки замка звали вниз, но Тагрия все стояла, пытаясь вдоволь напиться ветром и свободой. Еще немного, еще…
Что это? Как будто холодная тень коснулась тела. Ночной кошмар, мерзкий и опасный, вернулся, только теперь это был не сон.
Тагрия перепуганно вцепилась в перила, распахнула глаза. Ни одна тучка не омрачала ясного неба над землями баронов Дилосских. Но страх не проходил, наоборот, он усиливался с каждым мгновением, замораживал, останавливал сердце.
Шаль упала на пол. Тагрия снова зажмурилась, уже зная, что сейчас увидит, и правда – серая пелена застилала магический взгляд, расплывалась, скрывая замок. Ветер раздувал ее, унося дальше, к Дилоссу.
Тагрия открыла рот, но крикнуть не смогла. Она знала без всяких слов, что это. Знала, что не ошиблась, что высоко в небе быстрыми тенями летят прочь грифоны, унося неведомо куда смуглокожих и черноволосых всадников. Магов, обрушивших на землю баронов Дилосских заклятие.
И тогда Тагрия закричала мысленно:
«Вот видишь, что получилось! Видишь?!»
Тот, кого она звала, не ответил – как не отвечал уже долгих восемь лет. Тагрия обреченно опустила голову.
И поняла, что все еще боится.
Серость уже совершенно затянула двор и замок. Его обитатели превратились в безмозглых кукол, не имеющих ни страха, ни голода, ни даже капли ума, чтобы попробовать убраться отсюда. Все, кроме жрецов – и Тагрии. Она все еще чувствовала страх и обиду. Ее ум остался чистым, а уж кому, как не ей, побывавшей в рабстве у магов, знать, в какую трясину превращается он под заклятием!
Едва сообразив, что к чему, уже неслась вниз по лестнице. Быстрей, еще быстрей, рискуя свернуть шею! Слабенькая, почти придуманная магия не раз выручала ее прежде, не подвела и сейчас. Теперь у Тагрии оставалось два дела: вытащить отсюда брата и не попасться жрецам. Если те поймут, каким чудом баронесса Дилосская избежала общей беды…
Соломенные волосы, светло-голубые глаза, белая кожа – надежные доказательства принадлежности к истинным людям, но чем они помогут колдунье? Колдунов нельзя оставлять в живых. Таков закон Храма. Его соблюдали в Империи даже в мирные дни, когда никто, кроме жрецов, не ждал, что колдуны вернутся.
И вот – уже восемь лет длится Нашествие. Восемь лет маги являются, подобно теням, в разных уголках Империи, обрушивая на ее земли серый туман заклятия.
Дважды императорские войска вступали с ними в открытый бой, и дважды истинные люди одерживали победу, а что касается мелких столкновений, тех в вовсе не сосчитать. Говорят, многие воины Империи теперь зовутся вольными жрецами – они не давали обетов, но Храм по воле императора открыл им свои тайны и научил бороться с заклятием. Их никто не обвинит в колдовстве!
А маг, сидящий по правую руку от императора? Тот, кто принес победу в битвах, кто безжалостно преследует рассеявшихся колдунов и, говорили, почти истребил их? Его имя произносят с почтением даже сами жрецы. Почему же Тагрия должна скрываться, боясь за свою жизнь?!
Она ворвалась в свои покои, дрожа не от страха – от злости. Сердце колотилось как сумасшедшее, когда Тагрия переодевалась в дорожный наряд, застегивала на плечах теплый плащ и выбирала второй – для Бетарана.
В кошеле грустно звякала дюжина золотых монет. Не идти же за деньгами к казначею! Тагрия прошептала ругательство, но тут на глаза попалась тяжелая кованая шкатулка с драгоценностями баронов Дилосских. Морию они теперь все равно не нужны!
Тагрия уже высыпала в кошель разноцветный драгоценный мусор, когда взгляд зацепился за кольцо – единственное, что принадлежало ей лично.
Полупрозрачный зеленый камень в форме звезды знакомо блеснул, будто подмигнул ей. Тагрия подняла перстень на ладони – знакомый, почти родной, он был как привет от далекого друга.
От бывшего друга.
Еще мгновение она смотрела, потом зажмурилась и резко взмахнула рукой, зашвырнув драгоценное кольцо куда-то в дальний угол комнаты. Прихватив кошель и одежду, помчалась искать брата.
В открытые окна долетали тревожные голоса жрецов. Не заметили вовремя, не смогли остановить или попросту не совладали с настоящей Силой? Теперь им осталось только спасать людей. Не излечивать, это жрецам не под силу, всего лишь не давать умереть. Заставлять есть, пить, засевать и убирать поля, топить зимой печи. Как послушных кукол, как живых мертвецов!
Глотая слезы, Тагрия быстро шла по коридорам. Вокруг прямо на полу сидели и лежали слуги. Один расплескал ведро воды, да так и остался в этой луже, другой свернулся клубком на собачий манер, третий задумчиво прислонился к стене и пускал слюни. Седой рыцарь, что ухлестывал вчера за служанкой, единственный из всех гостей поднялся до прихода заклятия. Теперь он медленно брел, натыкаясь на углы, как слепой.
Тагрия замотала головой, стараясь не смотреть в пустые глаза обреченных. Она ничем, ничем не смогла бы им помочь. Есть только один, кто может, может все, но он далеко. Он забыл про Тагрию.
И пусть. Ей надо спасти Бетарана. Увести с заклятого места, пока не поздно, пока есть надежда. Тагрия в ответе за него – перед мамой, перед дедушкой, перед самой собой. Если Бетаран умрет, все зря. Глупое это баронство, чужие руки на ее теле, умершие дети – все!
На ее счастье искать Бетарана не пришлось. Он с детства не любил ранних пробуждений, а теперь и вовсе не спешил вставать по утрам. А уж после ночного гуляния, да уложивши в постель девицу…
– Мелкий похотливый кобелишка, – бормотала Тагрия, выволакивая из кровати ненаглядного братца и натягивая на него штаны. – В следующий раз так тебя и оставлю. Может, поумнеешь!