После трехнедельного свадебного путешествия, неминуемо приведшего молодоженов в шале близ поселка Байришцелль, пара вернулась в Мюнхен и начала трудиться. Работа Карин состояла в основном в посещении всех распродаж и всех местных антикваров с целью как можно лучше обставить новое жилище. Она сделала это с большим вкусом, а на втором этаже установила свою маленькую белую фисгармонь. Герман же с энтузиазмом окунулся в партийную работу. Начиная с весны 1923 года его вилла в Оберменцинге стала местом проведения бесконечных совещаний с участием Гитлера и его главных помощников – Эккарта, Эсера, Амана, Гесса, Розенберга и Ганфштенгля. «Геринг, – вспоминал последний, – оборудовал в подвале нечто вроде уголка заговорщиков в готическом и германском стиле».
Следует отметить, что экономическая и политическая ситуация в стране играла на руку заговорщикам: в январе 1932 года за доллар давали 10 400 марок, а в феврале уже 50 000. С другой стороны, поскольку Германия все еще не могла выплатить репарации, в начале 1923 года в Рейнскую область были введены пять французских и одна бельгийская дивизии. Это вызвало во всей стране огромную волну возмущения, которую Гитлер решил превратить в восстание, чтобы двинуться во главе недовольных сограждан на Берлин. Как поступил Муссолини, недавно захвативший Рим. Но для того, чтобы эти мечты стали реальностью, требовалось заручиться поддержкой баварских властей – или, по крайней мере, их нейтралитетом – и войти в союз с другими местными националистическими лигами, такими как «Знамя рейха», «Союз Родины» или «Боевой союз Нижней Баварии», а главное – как всегда – получить новые субсидии, чтобы успокоить старых кредиторов… Вот эти-то вопросы и обсуждали постоянно сподвижники Гитлера по ночам в подвале дома в Оберменцинге[25] до самой зари с литровой кружкой пива в руке, этим непременным атрибутом серьезного разговора между уважающими себя мюнхенцами.
Однако именно это слегка задевало чувство респектабельности хозяина дома. Ганфштенгль писал: «Геринг выказывал насмешливое презрение к окружавшей Гитлера маленькой группке баварцев, которых он считал пьяницами и гуляками с ограниченными провинциальными интересами». Ганфштенгль мог бы еще добавить, что Геринг считал Гесса ненормальным, Розенберга – сумасбродным идеологом и говорил им это в лицо без всякого стеснения, что и объясняет, кстати, их тайную лютую ненависть к нему[26]. Но критика Германа Геринга совсем не касалась фюрера, чьи политические горизонты охватывали европейский континент. Не обращал он внимания и на его предрассудки. Действительно, в ходе бесконечных монологов Гитлер говорил о реванше за проигранную войну и о возмездии Франции, о нападении на Россию с целью захвата зерновых хранилищ на Украине[27], о захвате Чехословакии и овладении заводами «Шкода». В своих расчетах он не учитывал США и при этом постоянно цитировал Наполеона, Клаузевица и Фридриха Великого. Наконец, он постоянно ругал социалистов, коммунистов, франкмасонов, католиков, а в первую очередь евреев, которых обвинял в развязывании мировой войны, в осуществлении большевистской революции, в поражении 1918 года, в экономическом разорении Германии и в глобальном заговоре с целью захвата всего мира…
Как же мог Геринг молча выслушивать подобный бред? Неужели он был в таком же состоянии, в каком оказалась на одном из выступлений Гитлера Винифред Вагнер, которая позже вспоминала: «Голос Гитлера становился все глубже, и мы все вокруг него превратились в птичек, очарованных музыкой его слов, на содержание которых не обращали ни малейшего внимания»? Мало того что по своей комплекции Герман Геринг никак не мог походить на какую бы то ни было птичку, трудно себе представить, что человек с умственным развитием значительно выше среднего уровня[28] мог до такой степени потерять чувство реальности. Но при этом надо помнить о пресловутом гипнотическом воздействии речей Гитлера, учитывать большие пробелы в исторической культуре, в экономических и политических знаниях студента-дилетанта Германа Геринга. А главное, не забывать, что этот человек дела нарочито игнорировал идеологию, теорию и риторику. Он сам однажды сказал: «Я присоединился к НСДАП именно потому, что это была революционная партия, а не из-за всей этой идеологической болтовни». Наконец, следует помнить о том, что заявления о реванше и обличительные речи, направленные против социалистов, французов, республиканцев и евреев, звучали в то время в Германии повсюду, и Гитлер отличался от других ораторов только своим красноречием и использованием ругательств. Однако для Геринга, как и для многих других, красноречие затмевало ругательства…
Но ведь была еще и Карин, которая оказывала на Германа большое влияние. Ее высочайшая образованность могла бы превозмочь безумное влияние экзальтированного австрийского ефрейтора. Увы! Как и большинство женщин того времени, Карин Геринг сразу же попала под очарование этого странного соблазнителя, которого она считала галантным, непредсказуемым и юморным мужчиной. Именно таким Гитлер и был в присутствии молодых красивых женщин. Кроме того, Карин видела в нем человека, которому суждено спасти Германию, и хотела при этом обеспечить карьеру мужу. Она даже приняла программу национал-социализма, не особенно при этом задумываясь над самыми темными и самыми противоречивыми ее положениями. Мистицизм и несколько наивный романтизм Карин в сочетании с посредственным знанием немецкого языка привели к тому, что она весьма благосклонно восприняла все угрозы фюрера, даже когда он объявил, что все евреи в Германии должны быть устранены[29]. Кроме того, домашнее воспитание Карин сделало ее весьма терпимой ко всем тезисам о превосходстве северных народов и арийской расы над остальными.
С того времени эта графиня наивно и добровольно стала считать для себя честью участвовать во всех собраниях и маршах членов национал-социалистской партии, что, кстати, давало ей пьянящее ощущение того, что она играет особую роль в важных событиях, о чем Карин мечтала с детства. Со своей стороны, Гитлер, этот гениальный пропагандист, незамедлительно оценил всю ценность вовлечения в ряды возглавляемого им движения такой знатной женщины как Карин Геринг, вхожей в высшей свет. Он даже назвал ее «талисманом партии», что графиня восприняла как комплимент… Но хотя Карин казалась ему такой же полезной, как и ее муж, фюрер относился к ним предвзято. Эрнст Ганфштенгль вспоминал: «Гитлер зашел к нам как-то поздним вечером, после того как побывал в гостях у Герингов, и стал изображать эту пару в присутствии моей жены. “Там настоящее любовное гнездышко, – рассказывал он. – Только и слышишь: "Герман, дорогой"”, – сказал он, имитируя чересчур влюбленный голос Карин. А потом добавил с насмешливой сентиментальностью: “У меня никогда не было такого дома, и никогда не будет”». Тут, естественно, нельзя исключать глубокой зависти со стороны Гитлера: Геринг, который был на три года моложе него, воздушный ас, всеми любимый в недавнем прошлом, имевший огромное количество наград, живший явно небедно, имел еще и жену благородных кровей, привлекательную и желанную женщину. Сам же он – бывший безвестный ефрейтор, непризнанный художник, неудавшийся архитектор – жил в комнатке площадью 9 квадратных метров без всякого отопления и слыл закоренелым холостяком, обладавшим ненормальной сексуальностью…