– Это мой боец, Макаров, с вашими людьми опытом делится. А ему есть чем поделиться…
Аганбеков запомнил этого парня, который приехал утром в отряд вместе с особистом. Он был тоже в армейской форме, с погонами старшины. Опытным взглядом пограничник сразу определил, что парень до заброски в партизанский лес отнюдь не тыловой склад валенок охранял…
Командиры обошли елки. За ними и в самом деле сидело пять человек разведчиков из отряда и этот самый Макаров, крупный чернявый парень. При виде командиров все поспешно вскочили. Что, кстати, в партизанских отрядах случалось тоже далеко не всегда. Дисциплина у них бывала очень разная.
– Сидите, – махнул рукой Аганбеков. – Про Мельникова ничего не слышно?
– Никак нет. Думали, с утра придет, а все нет…
Вдруг Макаров, расслабленно сидевший, поставив свой автомат прикладом на землю, в мгновение ока вскочил – а оружие было уже в его руках, со взведенным затвором… Мастер… К счастью, один из партизан ударил рукой по стволу.
– Свои!
Сухих обернулся – и поймал себя на мысли, что рука его тоже непроизвольно потянулась к кобуре.
Особист достаточно насмотрелся на бойцов немецких спецподразделений. И на диверсантов, и на десантников. Работа у него была такая – этих типов ловить, а потом и допрашивать. Так вот, субъект, совершенно бесшумно появившийся из-за куста, за которым, кажется, и собака не смогла бы спрятаться, выглядел точь-в-точь как немецкие диверсанты. Это был высокий здоровенный парень, одетый в немецкий камуфляжный эсэсовский костюм с откинутым капюшоном, кепи с характерным большим козырьком и высокие парашютные ботинки. В руках он держал «шмайссер», к тому же на поясе красовалась кобура и финка. Понятно, почему Макаров так среагировал. У него-то опыт общения с подобными персонажами – как с немецкими, так и с финскими – был куда богаче… Да и общался он с ними в полевых условиях, а не в кабинете.
– Вот, Мельников, дошуткуешься ты когда-нибудь, – проворчал партизан, который отвел автомат Макарова. – Сейчас этот парень всадил бы в тебя полдиска. У него, видать, на такую форму одежды реакция четкая, да и, судя по нему, он бы не промахнулся…
В ответ Мельников лишь улыбнулся. И тут Сухих понял, что знаменитый партизанский разведчик, про которого в бригаде рассказывали разные лихие истории, очень молод. Лет восемнадцать, не больше. Просто у него были резкие черты лица, которые его старили; козырек кепи скрывал глаза. И фигура у него была массивнее, чем у ребят его возраста. Но на то старший лейтенант и был особистом, чтобы разбираться в людях. Теперь стали понятны слова командира про «склонность к неоправданному риску». Хоть и герой, а все равно мальчишка.
Между тем Мельников, закинув автомат за плечо, подошел к Аганбекову.
– Товарищ командир, задание выполнено, разведку я провел. Только сперва разрешите доложить: наш секрет – тот, что слева у болота, возле реки, – плохо поставлен. Я прошел незаметно; значит, кто-нибудь еще может…
– Про пикет мог бы и потом, – поморщился Аганбеков. – Докладывай.
Мельников на секунду замялся, покосившись на незнакомого лейтенанта. Перед рейдом и во время него он находился в передовой разведке своего отряда, поэтому был не в курсе перемен в руководстве соединения.
– Это начальник отдела старший лейтенант Сухих. При нем можешь докладывать.
– Разведку проводил, согласно приказу, в южном направлении. Обнаружил брод через Щачу. Брод хороший, можно пройти с телегами. Шоссе Слоним – Волковыск и Волковыск – Мосты довольно оживленные. Немцы там непуганые. Даже одиночные машины ходят. То же самое с железной дорогой. По обеим веткам движение оживленное. Охраняются из рук вон плохо. Ясно, что про партизан тут и не слыхали. Или слыхали, но позабыли. В ближайших деревнях стоят гарнизоны. Полицаи. В Мостах, как уверяют местные жители, сильный немецкий гарнизон. Но сам я к нему приближаться не стал. И еще. Есть сведения, что на юго-востоке, на этой стороне Щачи, есть партизаны. Только какие-то странные.
– Точнее!
– Я слышал только из вторых рук. Сведения следующие. Пришли в одну из деревень, сожгли мельницу.
Аганбеков пробормотал сквозь зубы какие-то энергичные казахские слова. Потом повернулся к Сухих и пояснил:
– По заведенным немцами порядкам, фрицы контролируют мельницы. Крестьянам разрешается молоть на них зерно, но за это они обязаны отдавать определенную часть помола. На старом месте, еще до образования партизанского края, мы внедряли на мельницы своих людей. Они нам сообщали, когда мука накопится, – и партизаны эту муку изымали. Часть отдавали населению. А уничтожение мельницы – это прежде всего удар по жителям, а не по немцам. То есть, возможно, немцам от этого и будет какой-то ущерб, но вот недовольство жителей такая акция вызовет куда скорее. Это, как говорится в русской пословице, плевать в колодец.
– Товарищ Мельников, – спросил Сухих, – а вы не интересовались, что это за партизаны? Тут ведь могут быть и какие-нибудь националисты… Белорусские или польские…
– Интересовался, товарищ старший лейтенант. То есть про националистов мне в голову не пришло, я никогда с такими отрядами не сталкивался. На востоке все белорусские националисты служат в полицаях. Да и немного их там… А вот мысль о том, что, может, это какие-нибудь «зеленщики»[10], – возникла. От этих-то всего можно ожидать. Так ведь нет. Говорят, у них на шапках красные ленты, на груди красные ленты. «Зеленщики» их на себя не вешают. Но ведь сейчас, после Сталинграда, многие поднялись, кто раньше отсиживался. А дураков-то хватает…
– Ладно, про это у нас все равно сведений мало, – подвел итог Аганбеков. – Для заготовителей есть что-то?
– Так точно. Деревня в пятнадцати километрах отсюда, на этом берегу. Гарнизон – семь полицаев, городские, с Новогрудка. В последнее время каждый день напиваются самогоном. Староста – местный. При поляках был по тамошним меркам довольно зажиточным. Но не то, чтобы кулак. Когда в тридцать девятом пришли наши, он одним из первых вступил в колхоз, выбился в передовики. В общем, был вполне за советскую власть. При немцах, как говорят местные жители, сам напросился в старосты. На фрицев работает добросовестно, да и, судя по всему, себя тоже не забывает. Неоднократно его видали в Мостах на рынке – он торговал продуктами. А тут у народа лишних продуктов немного. Я думаю, товарищ командир, надо его сегодня брать. Трое полицаев в соседнюю деревню должны поехать на какую-то пьянку.
– Будем брать, – заключил Аганбеков и повернулся: – Жихаревича сюда быстро!
Вскоре прибежал немолодой человек в штатском пальто и в немецких сапогах.
– Собирайте команду и двигайтесь. Мельников для вас нашел объект.
– Только вот, товарищ командир, у меня двое выбыли. Малькевич больной лежит, сильно простудился во время рейда, а Санин ногу на переходе подвернул, растяпа. Кого прикажете взять?
Тут вдруг вмешался Макаров. Он вместе с разведчиками удалился на почтительное расстояние, дабы не слушать речи начальства, но последние переговоры шли уже достаточно громко. Он обратился к особисту:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне идти с ними! А то – что я бездельничаю? А обратно в штаб, я слышал, вы все равно с людьми из отряда поедете. Да и мне надо начать осматриваться. Для меня ведь все эти партизанские дела – темный лес… Каким я вам буду помощником, если ничего в местных условиях не понимаю?
– Я не возражаю, но вот командир, к нему и обращайся.
Старшина повторил свою просьбу.
– Мельников, возьмешь старшину?
Разведчик поглядел на бойца с симпатией. Видимо, резкий парень ему понравился.
– Возьму. Только ты, браток, автоматом по дороге не очень махай. Тут у нас дело тонкое, твой выстрел должен быть вторым…