- Нет, конечно. - Шеф по-прежнему не реагировал на мой тяжеловесный юмор. - В пятнадцать часов был отправлен первый. Он тут же вернулся и доложил, что сам по себе перенос произошел, но двери джамп-кабины приемника не открылись. После долгих бесплодных разбирательств, в двадцать один час, на Скиллус отправили второго техника, более высокой квалификации. История повторилась. После этого транспортники поставили станцию под силовую защиту и обратились к нам...
- А мы теперь что? - ядовито осведомился я. - Мы отныне фирма по обслуживанию джамп-генераторов?
Полковник посмотрел на меня в непонятной жалостью. Будто с сегодняшнего дня я и в самом деле был способен справиться только с ремонтом джамп-генератора. Лицо шефа оставалось непроницаемым, но жалость во взгляде изрядно смутила меня: не представлял я себе, чтобы Полковник мог кого-либо пожалеть. Поэтому я прикусил язык, готовый уже выдать очередную ядовитую банальность. Работа, кажется, действительно наворачивалась серьезная.
Шеф достал из папки, лежащей перед ним, светлую литиновую полоску, на которых фиксируют шифрограммы, и, перегнувшись через стол, положил передо мной.
Я смотрел на шифрограмму, и мне было нехорошо: я наконец почувствовал, что отпуск-таки закончился. Сердцем почувствовал, а не умом. Уму моему это стало ясно еще утром, когда я обнаружил на экране дальней связи жизнерадостную физиономию Гилмора.
Я взял полоску в руки, она была прохладной на ощупь. Просмотрел реквизиты. Это оказалось донесение Управления Охраны Дальних Рудников, информация двухнедельной давности. Текст был расшифрован, и я прочел: "Настоящим уведомляю, что заключенный номер двенадцать-восемьдесят-семь погиб вчера при вскрышных работах на руднике. Визы патологоанатома и офицера безопасности прилагаются. Начальник спецобъекта "Скиллус-А" Джанни Моро".
- Ну и что? - съехидничал я. - Мы стали похоронной командой? Бедняжку зека некому сжечь?
Шеф опять посмотрел на меня с непонятной жалостью и сказал тихим голосом:
- Видишь ли, Виктор... Дело в том, что заключенный номер двенадцать-восемьдесят-семь - Фернан Гомеш.
И я почувствовал, что мое сердце, как в момент наступления невесомости, ухнуло куда-то в самый низ живота.
С Фернаном я был знаком с самого раннего детства. Родители наши жили в соседних коттеджах, и матери произвели нас на свет в одной клинике. Только Гомеш приветствовал этот мир своими криками за полгода до рождения Виктора Камова. В конце концов эти полгода стали для меня тем крестом, который Иисус тащил на Голгофу.
Фернан все успевал раньше меня. Он раньше встал на ноги, раньше научился плавать. Только в школу мы пошли вместе, тут разница в возрасте была недостаточной для того, чтобы он оказался классом старше. Но и в школе он лучше учился, лучше пел, лучше играл в спейсбол. Конечно мы превратились в друзей-не-разлей-водой, но это была своеобразная дружба. Я в самом деле дружил с Фернаном - он лишь позволял мне дружить с ним и не более того. И все же мы были неразлучны. Возможность подчиняться ему доставляла мне великую радость. По-видимому, это была какая-то разновидность мазохизма, но в те годы я не задумывался о подобных вещах. И потому с удовольствием согласился, когда он заявил, что неплохо бы нам стать геминами. В то время была прямо-таки настоящая мода на подобного рода операции. Взрослые сами с удовольствием становились близнецами особенно молодые семейные пары - и не чинили никаких препятствий, когда к этому стремились дети. Слишком много преимуществ в жизни давала телепатическая связь, одна помощь друг другу дорогого стоила... Потом-то стали выясняться негативные стороны геминизма, но это было уже много позже.
Мне и сейчас стыдно вспоминать о проделках, которыми мы занимались с Фернаном. Впрочем, они не выходили за пределы самых обычных мальчишеских проказ: совершить отважный налет на соседский сад, напугать до полусмерти учительницу, вступить в сражение с подобной же телепатической парой... Какое было время!
Лет через десять выяснилось, что геминизм далеко не безопасен. Стали известными факты о том, что более активный близнец, превращаясь с течением времени в сильного гипнотизера, одновременно подавляет психику своего гемина. Особенно это оказалось распространенным среди подростков. Резко возросло количество психических заболеваний. Активный гемин как бы питался телепатической энергией своего более слабого близнеца. Детский геминизм запретили специальным решением Медицинского Совета. Кстати говоря, и былая мода к тому времени постепенно сошла на нет. Сейчас среди сумасшедших влюбленных, правда, встречаются еще гемины, но и им в конце концов приходится расплачиваться за полное познание своего партнера. Разбитые судьбы, сжигающая сердца ревность, преступления на сексуальной почве...
После окончания школы я вдруг стал замечать, что, насколько резво зашагал по жизни Фернан, настолько же медленно продираюсь по ней я. Гомеша приняли в Московский университет на факультет гипнологии, он уже считался подающим надежды дискавером, а я все еще плыл по течению, не имея ни сил ни желания выбрать свою дорогу, перепрыгивал с одной работы на другую, не задерживаясь нигде более полугода, пока не оказался в Управлении. Впрочем, это произошло уже после того, как мне поставили блок.
Фернан был против блока, он несколько месяцев разъяснял мне, как много я потеряю, заблокировавшись от него, но Виктор Камов впервые в жизни сумел надеть на себя маску решительного и неумолимого. И Фернан отступился.
Когда блок поставили, я наконец почувствовал себя свободным человеком. Исчезла тяжесть, столько лет давившая на меня, словно оторвали ненавистного вампира, ежесекундно сосущего мою кровушку. Фернан отдалился, мы перестали с ним даже перезваниваться, но это меня абсолютно не огорчало, поскольку я неожиданно для самого себя осознал, что всегда ненавидел его. Освобождение от пресса вселенской ненависти наполнило мою душу покоем, все сразу стало получаться, я перестал чувствовать себя неудачником и с удовольствием, какого никогда прежде не испытывал, окунулся в жизненные хлопоты.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...