– Войдет, – сказал он осторожно, – если решит конклав кардиналов. И определит, чем считать то… что вот стряслось.
Подвиг, пробормотал я про себя, войдет в анналы… даже, может быть, в Библию, как второй потоп… на этот раз огненный, в ожидании которого Адам записывал законы на стеллах из глины, чтобы те от огня стали только крепче.
Войдет в случае, если справимся. Шанс нам дан, иначе бы вместо Маркуса послали астероид. Не обязательно размером с Луну, достаточно и с Австралию.
Но сейчас шанс остается. Просто время с момента прибытия Маркуса начало стремительно работать против нас.
…Разведчик провел в дальнюю часть лагеря, что уже и не лагерь, а как бы его отросток, и народ там не военный, сразу ощутилась расхлябанность и вольность нравов. Из первой же хижины, сплетенной из веток, выскочила молодая женщина и, закрывая рубашку на груди, поспешила с моих глаз.
– Маркитантки, – пробормотал я, – что хорошо и почти плохо. Где главный?
Немолодой алхимик поспешно поклонился издали.
– Ваше величайшее величество, он во-о-о-он там, на краю болота! Там непонятную рыбу поймали… наполовину плавники, наполовину лапы.
– А для оборонной промышленности она сгодится? – спросил я сурово. – Для военно-промышленного… э-э… производства?
– Ваше величество?
– Сейчас все работает на оборону отечества, – сказал я сурово. – А ты что, из другого отдела?.. Надеюсь, здесь все засекречено? Вольно.
Он замер, а разведчик ухмыльнулся и молча указал взглядом в сторону разросшегося кустарника.
Я уловил возбужденные голоса, среди них и резкий тенорок Карла-Антона, что в возбуждении срывается на дискант.
Где край болота, не знает само болото, разведчик раздвинул кусты, дальше в десятке шагов от нас трое мужчин в профессионально длинных халатах, хотя их можно называть и плащами. Шляпы все одинакового размера и формы, только у одного с орлиным пером за тульей, явно знак отличия.
Все трое оглянулись, Карл-Антон радостно заулыбался было, но тут же опомнился, отвесил почтительнейший поклон и замер в ожидании.
– Карл, – сказал я, – сейчас было важное заседание совета. Вы прятались в уголке и даже не пискнули. Полагаю, на следующем вам тоже стоит быть обязательно! Да, весьма.
Он отшатнулся.
– Ваше величество!
– Вот-вот, – сказал я, – потому я и. В данный момент я, выказывая величайшее уважение будущей науке и ее прорывным достижениям в ряде непонятных тебе областей, явился сюда лично, дабы.
Он прошептал в муке:
– Ваше величество…
– Ибо понимаю, – ответил я значительно. – И ценю ростки. Бурьян, как известно, есть ценнейшее лекарство, свойства которого пока еще не открыты алхимиками и вряд ли будут открыты наукой. Ну, ты все понял. А теперь песни о главном. На совещании все бряцали оружием и обещали красиво умереть в сражении за. Или против, неважно. Но мне нужна победа, одна на всех. За ценой, понятно, не постоим, платим не мы, не жалко. Отступать некуда, все равно погибель, так что все и всегда твердо и прямо глядя. Присваивать победу даже не придется, все равно мне припишут!
Он слушал в напряжении, тщетно стараясь выловить в моей цветистой речи смысл, наконец просто догадался:
– Ваше величество желает… поручить нечто нам?
Я изумился:
– Разве еще не сказал? Эх, все ученые такие непонятливые… Вам поручаю не просто нечто, а самое главное. Найти мощное оружие против этих противников.
– Ваше величество…
Я вскинул ладонь, останавливая вопросы.
– Как только пришельцы покажутся из корабля, разведчики тут же сообщат. Мы постараемся определить, конечно, что и как, но я спинным мозгом чувствую, что наши мечи и копья будут не очень-то весомым аргументом.
Он спросил шепотом:
– Полагаете… прилетят маги?
– Можно сказать и так, – согласился я. – Высокая алхимия неотличима от магии. Умно я сказал? То-то. Хорошо изрекать вещи, которые в этом краю еще не слышали, таким умным начинаю казаться даже себе… То оружие, которое применит противник, я объявляю нелегитимным.
– Ваше величество?
– Недостойным, – пояснил я, – и запрещенным церковью. Пусть она еще и не знает о нем, но точно запретит, ибо церковь вообще-то за гуманизм, человеколюбие и уничтожение всех несогласных с нею. А раз противник недостоин и нелегитимен, то он вне правил. Это понятно?
Он пробормотал:
– Это понятно как ясный день.
– Значит, – сказал я, – против него можно применять любое оружие. Потому сразу переберите и достаньте из кладовок все самое смертоносное, самое гадкое и опасное. Никто не будет виноват за его применение, я всю ответственность беру на себя, запомните!.. А вас освобождаю от химеры.
За нами послышались мягкие конские шаги по толстому слою мха и густой травы. Норберт остановил коня в трех шагах, лицо бесстрастно, он хоть и признает полезность в этом мире лекарей, знахарей и колдунов, но не одобряет, когда король проводит с ними слишком много времени.
– Ваше величество, – произнес он сухо, – все еще ничего.
– От разведчиков?
Он кивнул.
– Наблюдают по-прежнему издали, еще один разъезд объехал дважды вокруг их крепости, но ворот не обнаружил, хотя пытался что-то там процарапать.
– У пришлых свои технологии, – ответил я. – Хотя это может быть маскировка. Высадка десанта должна быть неожиданной. В неожиданном месте.
Он сказал медленно:
– Но пока никто не вышел. С чем-то связано, как вы думаете?
Я поднял голову к небу, солнце немилосердно жжет в темя с зенита.
– Слишком долго готовят, – сказал я, – свои колесницы. Боевые колесницы.
– Ваше величество?
– Не пешком же выйдут? – сказал я высокомерно. – Для прилетевших со звезд это почти унизительно. Разведка наблюдает со всех сторон?
– Глаз не сводит, – заверил он. – Мы же не знаем, с какой стороны появятся!.. Но все стараются держаться на расстоянии. Хотя, конечно, эти ребята рискуют особо.
– Тогда едем, – велел я. – Карл-Антон, продолжайте в том ключе, который я изволил вам дать.
Карл-Антон смиренно поклонился.
– Со всем смирением, ваше величество!
– Сэр Норберт, – сказал я, – а мы посмотрим еще разок на эту штуку вблизи.
– Ваше величество!
– Не спорить, – велел я властно. – Подвергаетесь опасности вы, а не я. Мой конь быстрее, унесет.
Норберт покачал головой. Взгляд говорил, что никакой конь не унесет, если не увидит опасности или не получит приказа от седока, да я и сам понимаю, но шансов все-таки больше, что унесет, да и сейчас, когда на карту поставлено все… какие разговоры о риске?
Глава 4
Лес тревожно шумит, деревья раскачиваются под порывами сильного ветра, словно появление Маркуса принесло тайфуны. Разведчики Норберта осторожно наблюдают из-за деревьев за этим чудовищным образованием, которое я почему-то называю кораблем, но ведь и ковчег не был кораблем, хотя невежды с завидным упорством постоянно рисуют его в виде корабля.
Мы с Бобиком тоже всматриваемся изо всех сил. Голова начинает трещать, как спелый арбуз, но там пока тихо, даже не понять, где могут быть ворота, просто чудовищно огромный купол, накрывший чуть ли не всю долину, краем придавил часть холма так, что почти касается скардера.
Сэр Норберт, как и положено, не отходит от меня ни на шаг – я же в расположении его отряда, как бы несет ответственность за сюзерена, – то быстро зыркает на своих людей, то выжидающе смотрит на меня.
– Не выходят, – сказал он наконец то ли с досадой, то ли с облегчением. – Присматриваются?
– Или привыкают, – ответил я. – Все-таки пять тысяч лет их здесь не было. Могли и затерять старые рукописи.
– Старые карты?
– Да, их самых.
– А если это они и были? – спросил он.
Я поежился.
– Знаете ли… бессмертные ангелы или демоны меня не так пугают, как бессмертные люди. У людей дурная привычка совершенствоваться.
– В искусстве войны?
– А в чем же еще? – спросил я. – В этом все мы в первую очередь. Иначе какое там плодитесь и размножайтесь? Плодятся и размножаются лучше всего те, кто и убивает лучше всех.