- Вот здесь и живу, - лениво махнул рукой волколак, огибая большой дуб.
В прогалине меж деревьями притаилась крохотная избушка, с одним-единственным оконцем, потолком из плотно притесанных бревешек, плоской односкатной крышей и небольшой дверью на деревянных крюках.
- Никого… - принюхался Яромир, переступая порог. - А ты чего замер? Заходи, гостем будешь…
Иван спокойно зашел, не обращая внимания, что испачкал рукав в смоле. Сохранность драгоценных тканей его никогда не заботила - не расползается свита по швам, и ладно.
В жилище оборотня оказалось тесно, но очень уютно. В углу чернел остывший таган, вдоль стены вытянулись широкие нары из тесаных плах.
- Располагайся, - буркнул волколак. - Вон, очаг разожги покудова.
Княжич невозмутимо шмыгнул носом, вытер сопли вконец изгвазданным рукавом и отправился за дровами. Поленница расположилась в небольшой клетушке, пристроенной снаружи. Иван приволок сколько руки обхватили, умело уложил полешки горкой, подсунул сухой бересты и чиркнул кремешком по кресалу, добывая искру. Огниво он, разумеется, всегда носил за поясом - после ножа это самая важная вещь в дороге. А может, даже и поважнее.
Яромир тем временем занимался раной. Он щедро налил на запястье какого-то зелья из баклажки, обложил листьями подорожника, сверху шлепнул шмат сырого мяса, обвязал все это теплым платком, а потом долго что-то причитывал сверху.
- К утру все зарастет… - блаженно вздохнул он, растягиваясь на нарах.
- А это ты что ж - и ведовать умеешь? - нахмурился Иван.
- Какой же я оборотень был бы, если б пары мелочей для хозяйства не знал? - насмешливо прищурился Яромир. - Так, пустячки, ерундовинка для малой надобности… В быту иной раз полезно. К слову, у меня уже брюхо подводит…
- И у меня…
- Ну так за чем дело стало? У меня там в погребе припасы всякие - распоряжайся.
- А чего это я у тебя - заместо холопа, что ли? - недовольно посмотрел на него Иван. - Я, чай, княжий сын, мне стряпать невместно!
- Ну, меня тоже не пальцем делали, - пожал плечами Яромир. - Ты вот про Волха Всеславича слышал?
- Дак кто ж про него не слышал-то!
- Ну так я его сын.
Глаза Ивана стали круглыми, как плошки. Он пару раз открывал рот, так и не решаясь вымолвить ни слова, а потом все-таки благоговейно спросил:
- И… и какой он был?… Волх-то?…
- Да я почем знаю? Я еще дитем был, как он помер. Оборотень был, как я, больше ничего доподлинно не скажу. Только не в одного волка умел перекидываться, а и в сокола, и в тура, и еще в кого хочешь. Даже, говорят, в змея летучего умел. Не слышал?…
знают, где она теперь… да и жива ли еще…
- Ишь как! - подивился Иван. - А сколько тебе лет-то, а?
- Семьдесят семь, - равнодушно ответил волколак.
Иван снова начал глупо моргать. Его собеседник выглядел от силы на сорок.
Яромир снисходительно усмехнулся и объяснил:
- Я ж оборотень, забыл, что ли? Я три человеческих срока прожить могу… если раньше не прибьет никто, конечно. Пытаться многие пытаются…
- А она кто, мамка-то твоя? Самого Волха жена, ишь ты!…
- Да как тебе сказать… - почему-то отвел глаза Яромир. - В другой раз как-нибудь расскажу, ладно? А в погребе ты все-таки пошарь - у меня в пузе кишка за кишкой с дубьем гоняется…
Иван неохотно открыл люк и спустился в прохладную сырую ямину, заполненную брюквой, морковью, репой, свеклой. В самом глубоком и холодном углу стояли крынки с маслом и молоком, лежала нарубленная лосятина.
А в самой избе
нашлись снизки лука и сушеных грибов - рыжики, грузди, маслята. Из-под нар Иван вытащил решето с клюквой, туесок лесного дягиля, щавеля, кислицы, кувшин березового сока.
- Угощайся, - широким жестом обвел все это богатство Яромир, баюкая пораненную руку. - Мой дом - твой дом.